Я поцеловала ее руку и возвратилась на свое место… Маменька начала так:
- Очень хорошо! Так-то вы себя ведете? Я все знаю… - Тут она склонила голову на сторону, отчего во всей ее фигуре еще резче выразилось чувство материнской гордости, и продолжала: - Ваше счастие, что вы имеете такого отца и такую мать… вы думаете, что он женится за ваше лицо? Нет, из уважения к вашему отцу и матери… - И, переменив величавый тон на простой и снисходительный, она заключила:
- Отчего ты не сказала мне, что он хочет жениться на тебе? А?
- Оттого, что я вас совсем не видала…
Маменька, немного смущенная смелым моим ответом, трагически сказала:
- Хорошо! Теперь все кончено! Желаю, чтоб вы жили так же, как ваш отец с матерью.
У меня невольно вырвалось:
- Не дай бог!..
Заметив только движение моих губ, маменька сердито спросила:
- Что?..
Я молчала. Видя в своей дочери такое равнодушие, она поспешила покончить сцену, обещавшую ей гораздо больше эффекту…
- Ну, поздравляю - и вот тебе мое благословение! - Она сделала крест на воздухе и выразительно протянула мне руку… Но, не знаю, что-то удерживало меня поцеловать ее… Напрасно Александра Семеновна тихонько делала мне умоляющие знаки: какое-то новое, странное чувство говорило во мне все громче и громче, и я не двигалась… Наконец маменька, оскорбленная, прижала отвергнутую и усталую руку к груди, с презрением осмотрела меня с ног до головы и быстро пошла из детской, сосредоточив в своей походке весь оста ток величия…
Сестры и братья радовались моей смелости, Александра Семеновна бранила меня и охала. Степанида Петровна сидела как убитая, с поникшей головой; коса ее была распущена, она держала в руках гребенку и бессмысленно смотрела на нее; только изредка ее взгляд падал на меня… Наконец она наскоро оделась и ушла с чрезвычайной поспешностию…
Вечером, когда приехал Алексей Петрович, папенька привел его в детскую и сказал:
- Вот вам и жених!
И больше ничего…
Сватовство происходило очень оригинально, как рассказал мне Алексей Петрович. В первую минуту маменька не могла скрыть удивления, что он женится на мне, и поправилась так:
- Впрочем, вы не смотрите на нее, - если ее приодеть, она будет очень недурна…
Он просил ее до времени держать его предложение в тайне, она обещала, но в тот же день поехала рассказывать своим знакомым, что вот каким они пользуются уважением: на дочери их женится богатый человек, дворянин, да уж и у другой дочери есть жених, хоть не так богат, но зато ума и учености необыкновенной…
А на другой день, когда Александра Семеновна чесала ей голову, она говорила ей:
- Да что она думает о себе! Разве я не имею над ними власти? Я мать! Хоть я и жена музыканта, а и смотреть не хочу на Алексея Петровича, даром что он дворянин. Да еще посмотрим, правду ли он говорит: может, просто деревнишка в пять голодных душ…- Тут она заливалась смехом.-Пожалуй, дворянки-то наши придут опять к отцу, к матери за куском хлеба… Только скажите им, что выгоню вон… ничего не дождутся! - И она так горячилась, как будто ее дочери уже стояли перед ней в рубище, окруженные кучей голодных детей, с протянутыми руками…
Дедушка не выпускал из рук календаря, читая всем нравы, наклонности и будущую судьбу моего жениха… Бабушка с радости выпила лишнюю чарку. Дяденька в первый раз поцеловал меня в лоб и сказал:
- Поздравляю тебя, мамзель На-та-ли-я!
Степанида Петровна не возвратилась домой; она осталась у бабушки и написала маменьке письмо, наполненное упреками за сближение ее сестры с сыном важного человека, за тиранское обхождение с ней самой и за многое другое…
Гнев маменьки обрушился на бабушку…
Наконец и сестра Софья сделалась невестой. Маменька объявила, что ей не из чего давать нам приданое, и мы стали думать о нем сами. Когда Алексей Петрович делал мне подарок, маменька приходила в детскую и ласково говорила тетеньке:
- Посмотрите, какой мне подарок сделал Кирило Кирилыч: да-с, не дворянский подарок: он только триста рублей стоит…- Наконец, раз она призвала нас и торжественно вручила нам по триста рублей самыми мелкими ассигнациями, так что пачки казались довольно велики, и по старому шелковому платью; я не хотела брать, но побоялась новой сцены…
Брат Иван успел наговорить дедушке о наших женихах бог знает каких чудес. И старик вечером, когда тетенька разливала чай, садился к ней и начинал говорить:
- Сидишь себе, ничего не знаешь, а ведь, как подумаешь, нынче не то, что прежде: бывало, генерал старый, а нынче едва борода покажется, уж и генерал!
- О каком генерале вы говорите, Петр Акимыч?
- Ну, разумеется, о каком! Посмотришь, такой худой…
Дедушка считал моего жениха генералом…
ГЛАВА XII
Между тем дяденька почти жил у нас: так завладели им карты.
Раз прибежала к нам бабушка впопыхах.
- Здравствуйте, мои голубчики! Что мне делать с Семеном? Он все ловит какую-то крысу! Лег спать да кряду двои сутки и проспал; ничего не ест, не пьет, а глаза большие, большие… А все проклятые карты, Наташа! Месяц тому он проигрался - вынул ломбардный билет, слышу: всё деньги считает, а потом я уж их не видала… Господи! Право, наказанье! Страшно домой итти. Говорит: маменька, посмотрите, крыса бежит, а ей-богу, Наташа, никакой крысы нет… Крадется за ней, ловит ее - все вверх дном перевернет, да еще бранится: вы, говорит, мешаете мне поймать ее, вы ими, говорит, меня кормите, оттого я ничего не ем… Каково? Ведь он просто рехнулся! Сначала я думала, шутит, да он так дико смотрит, что мороз по коже пробегает!..
Мы упросили бабушку остаться у нас обедать.
Вечером в прихожей собака вдруг страшно залаяла… Вбегаю - и вижу дяденьку. Он сбросил с вешалки чужие шубы и сделал из них посреди комнаты гору, а свою шубу старательно растянул по всей вешалке. Собака горячо вступилась за шубы, вверенные ее присмотру, - дяденька попробовал унять ее лаской, вежливо попросил у нее лапу, - но она, шипя и задыхаясь, становилась на задние лапы и почти висла на ошейнике… Я приласкала ее, она замотала хвостом, но все еще глухо ворчала, бросая дикие взгляды на дяденьку.
- Не подходите к Трезору, дяденька! Он вас укусит!
- Ничего, не бойся, мамзель Наталия. Уж меня и так крыса укусила за палец. Так больно! - И дяденька страшно изменился в лице, а потом улыбнулся. - Ну, да я ее! - Он подмигнул мне глазом и дико засмеялся: - Теперь не будет кусаться!
- Дяденька, не стойте здесь; пойдемте в детскую.
- Нет, я пойду в залу. - Понизив голос, он таинственно спросил меня: - А что, играют в карты?
- Играют, дяденька.
- Гм! - И он нерешительно пошел в залу.
Я стала у дверей и следила за ним…
В зале играли в бостон маменька, Кирило Кирилыч и папенька. Ни с кем не здороваясь, дяденька сел у стола. Он внимательно следил за игрой и заливался диким смехом, если кто ошибался. Сдали новую игру. Кирило Кирилыч объявил игру, сделал ошибку и проиграл… Дяденька протянулся через стол, спокойно прицелился и дал ему щелчка в лоб, крикнув:
- Дурак! Ведь дама-то уж вышла!
И он раскрыл взятку и пристально смотрел на роковую даму… Кирило Кирилыч в остолбенении смотрел на своего обидчика… Тот молчал, но глаза его, все еще устремленные на даму, сделались необыкновенно велики. Наконец он первый прервал молчание, заговорив о крысах, которые украли у него деньги.
- Что ты, Семен? Здоров ли ты? - спросила встревоженная маменька.
- Ха, ха, ха! Я болен! Нет-с, извините! Я хочу сбыть старые грехи… У всех, у всех буду прощенья просить… Так уж надо… не правда ли?..
Последний вопрос относился к Кириле Кирилычу. Не дождавшись ответа, дядюшка пошел в прихожую.
Здесь он опять вздумал приласкаться к Трезору; тот разорвал ему полу.
- Тьфу ты пропасть! Его ласкаешь, а он кусается! А дома батюшка?
- Дома.
- Позовите его, я хочу с ним поговорить.
Дедушка явился удивленный.
- Здравствуй, Семен! Зачем тебе нужен отец, которого ты…
- Здравствуйте, батюшка, - перебил его сын ласково.
И дедушка забыл свои жалобы.
- Простите меня, батюшка!
И сын бухнулся в ноги своему отцу, который в испуге обскочил и странно посмотрел на всех нас, будто спрашивал объяснения такому невероятному событию…
Дяденька встал, слезы текли по его бледным щекам; робко подошел он к отцу.
- Вы простили меня, батюшка?
- Бог с тобой, Семен.
И дедушка махал своими длинными руками, которые чуть не касались потолка, и отирал рукавом слезы.
- Дайте вашу руку, батюшка.
- Что ты, Семен, зачем тебе?
И дедушка пятился от него.
- Дайте руку сыну! - сказал трогательно дяденька.
Отец невольно повиновался. Сын благоговейно приложился к его руке и с какой-то напыщенной торжественностию вышел из детской.
Мы были поражены чувствительностию дяденьки, а дедушка не верил своему счастию. Язык его пришел в невероятное движение.
Дня через четыре дядюшка окончательно помешался. Он прибежал в детскую без фуражки; его лицо посинело, голос ослаб…
- Спасите меня, ради бога, спасите! Меня крысы заедят, даже по улице за мной гнались…
Рыдание помешало ему договорить.
Мне стало жаль его… Где тот грозный дяденька, который никого, ничего не боялся? Он дрожит и плачет, как некогда дрожал и плакал перед ним его бедный племянник!
- Дяденька, не плачьте! Останьтесь у нас, - сказала я ему.
Дяденька приподнял голову, посмотрел на меня ласково и тихо сказал:
- Хорошо, Наташа, я останусь… - Но вдруг он вздохнул и с испугом спросил: - А мать! А мать ваша?.. А Кирила Кирилыч?..