Когда барахтавшуюся и кричавшую Пелагею Силантьевну вытащили из кабинета и когда смолк на лестнице поднятый этою возней шум, Додонов опять позвонил, В дверях вытянулся лакей в русской поддевке. Сделав несколько концов по комнате, Додонов с удивлением посмотрел на него.
- Ты зачем здесь?
- Изволили звонить-с…
- Я? Ах, да… Иди скорее на конюшню и скажи, чтобы отпустили Полю сейчас же.
- Слушаю-с.
Как ни торопился Иван Гордеевич исполнить барское приказание, но не успел. Пелагею Силантьевну дотащили уже до корпуса конюшен, где происходили всякие экзекуции, и выскочили уже конюха, как прибежал во весь дух лакей и остановил готовившееся жестокое дело. У Ивана Гордеевича опустились руки: все было готово, каких-нибудь десять минут и - Пелагея Силантьевна не ушла бы из конюшни на своих ногах, а тут вдруг… Старик опрометью бросился наверх, чтобы проверить лакея.
- Оставить Полю, а мне лучшую тройку, - приказал Додо, нов, не смотря на премудрого Соломона.
Вся девичья замерла от страха, когда Пелагею Силантьевну принесли из конюшни на руках. Ей сделалось дурно, и Галактионовна долго хлопотала около больной, растирая ее разными снадобьями. Когда Пелагея Силантьевна пришла в себя, она долго хохотала и плакала, как сумасшедшая, - с ней истерика продолжалась всю ночь.
- Он меня узнает… Я ему покажу… ха, ха!.. - заливалась она, кусая зубами подушку. - Пусть бьют… я не крепостная.
VIII
Лучшая серая тройка вихрем неслась в Загорье, а Додонов все погонял. Седой старик кучер, лучший наездник, не жалел лошадей: все равно - тройка пропала. Через два часа показался город, и загнанная тройка остановилась у театральной квартиры. Додонов вбежал прямо во второй этаж. Крапивина, к несчастью, не было дома, и Улитушка, попробовавшая загородить дорогу, отлетела в угол, как ворона.
- Мне нужно видеть Антониду Васильевну, - потребовал Додонов, располагаясь в зале, как у себя дома.
- Она не одета, - докладывала перепуганная горничная.
- Я подожду.
Антонида Васильевна учила роль, когда горничная прибежала сказать ей о неожиданном госте. Девушка даже не удивилась, точно она ждала Додонова. Одевшись в простенькое домашнее платье и поправив волосы перед зеркалом, она вышла в залу такая спокойная и самоуверенная. Додонов сидел на диване, низко опустив голову. Скрип отворившейся двери заставил его оглянуться.
- Вы меня желаете видеть? - проговорила Антонида Васильевна, "ё протягивая руки.
- Да.
- Что вам угодно?
Додонов нетерпеливо оглянулся и сделал шаг вперед.
- Не беспокойтесь, нас никто не будет подслушивать, - предупредила его Антонида Васильевна.
- Раньше я не решался объясниться с вами, но вы сами дали повод… - начал Додонов, трогая усы.
- Именно?
- Вы понимаете, про что я говорю… Вы видели и знаете все и, как порядочная женщина, как девушка, не можете не презирать меня.
- Совершенно верно. Я могу только удивляться вашему присутствию вот здесь.
- Я вас не задержу. Заметьте: вы первая дали мне повод! Вы знаете меня с самой дурной стороны, и я приехал сказать вам, что… что я действительно дурной человек.
И только?
По странному тону Антонида Васильевна приняла Додонова за пьяного, да и глаза у него были красные.
- Нет, не только! - уже резко заговорил он. - Я был дурной человек до встречи с вами… У меня открылись глаза, и я сам презираю себя. Богатые, избалованные люди везде одинаковы, с тою разницей, что делают гадости с большею или меньшею степенью откровенности. Я откровеннее других… От вас будет зависеть, чтобы я был другим человеком.
- Другим вы не будете, Виссарион Платоныч, а меня вы оставьте в покое… Если вы желаете откровенного мнения о себе, то узнайте: я вас ненавижу.
Додонов рассмеялся и прищурил глаза. Смелая речь крепостной примадонны еще сильнее разожгла его страстное чувство.
- А если я вас куплю, как крепостную? - прошептал он.
- Никогда этого не будет.
- Ага, увидим…
- Я отравлюсь, даю вам мое честное слово. Лучше честная смерть, чем позорная жизнь… От тех несчастных, которых вы держите в своей девичьей, вы этого не услышите, так выслушайте от меня.
- Вы жестоко раскаетесь в своих словах.
- Никогда. До свидания.
Додонов вскочил и умоляюще протянул руку вперед.
- Еще одно слово, - шептал он, меняя тон. - Нет такого страшного грешника, который не мог бы заслужить прошения… Я еще не встречал действительно порядочной женщины. Во мне всегда видели только деньги и деньги… Действительного чувства, серьезной привязанности я не знал до сих пор. Не заставляйте меня делать новую несправедливость. Я сдаюсь на все ваши условия, и нет такого желания, которое не было бы исполнено сейчас же.
Антонида Васильевна показала молча на дверь. Додонов поклонился, быстро повернулся и вышел. Спускаясь по лестнице, он встретился с Крапивиным, но не узнал его. Крапивин остановился и проводил его глазами до экипажа, а затем быстро вбежал во второй этаж.
- Как разбойник ворвался, - докладывала шепотом Улитушка, - а Тонюшка его приняла по-своему… Не понравилось, вот и бежал.
Антрепренер пробежал прямо в комнату Антониды Васильевны. Девушка лежала за ширмочкой на своей кровати и горько рыдала.
- Что случилось, Антонида Васильевна?
- То, что должно было случиться.
- Додонов предлагал вам что-нибудь?
- Все… на выбор… Я сказала, что лучше отравлюсь.
- Дитя мое, потерпите. Сегодня я пол учил, письмо от вашего помещика с которым веду,, переговоры, относительно вольных всей труппе. Да…
- И что же?
- Слава о ваших успехах, к несчастью, предупредила мое письмо, и он требует за одну вашу свободу десять тысяч.
В ответ послышались новые рыдания. Крапивин схватил себя за голову и молчал. В окно, разрисованное морозом, смотрелся уже ранний зимний вечер. Откуда-то издалека доносился жалобный благовест. Антонида Васильевна оставалась за ширмочкой и тяжело всхлипывала. Да, она крепостная, и с ней могут сделать все, что захотят. Зачем же ее учили, зачем в ее ролях говорится о какой-то свободной жизни, о любви и радостях? Кругом так темно, и не видно просвета.
- Я думаю обратиться к генералу, - заговорил Крапивин после длинной паузы. - Старик добр…
- Что из этого выйдет?
- Во-первых, необходимо отделаться от Додонова, а вовторых… вообще, нужно же что-нибудь делать.
- О Додонове не беспокойтесь: он во второй раз не придет.
В последнее время между Антонидой Васильевной и Крапивиным установились немного натянутые отношения, и она, видимо, избегала откровенных разговоров с ним. Определенного повода к такому положению не было, но девушка инстинктивно стала держаться подальше, точно проверяя самое себя. Ведь она его не любила, - зачем же мучить человека напрасно? Крапивин, кажется, догадывался о душевном настроении своей любимицы и старался не лезть в глаза. Он полагался на время. Ведь она еще так молода и многого не в состоянии понять. Даже в отношения к Додонову он не желал вмешиваться, - пусть сама оценит, кто и чего стоит. Эти слезы после визита Додонова служили лучшим доказательством, что он, Крапивин, рассчитал верно. Конечно, было известное увлечение обстановкой и рассказами о Додонове, но это пройдет само собой, только не нужно навязываться с своею собственной особой.
Вопрос о выкупе крепостных актрис не давал покоя Крапивину. Если уж теперь помещик требует за одну Антониду Васильевну десять тысяч, то отчего ему не назначить пятьдесят, - произволу нет границ и конца. Иногда Крапивину приходила мысль обратиться к Додонову: что ему значило - выкинуть каких-нибудь двадцать тысяч! Эта сумма давила теперь антрепренера, как тяжелый камень. Были, конечно, богатые люди в Загорье, особенно в среде золотопромышленников, но как к ним обратиться, когда раскольничьи попы и начетчики считают театр бесоугодною пляской? Оставалось ждать и сколачивать средства из своих театральных грошей. А время уходит, и вместе с ним день за днем подтачиваются силы. Крапивин хватался за свои редевшие кудри и приходил в отчаяние. Недоставало только этой истории с Додоновым.
Слова Антониды Васильевны не сбылись: Додонов не оставил ее в покое. Он теперь почти каждый день являлся в спектакль и занимал свое обычное место в первом ряду. Когда был назначен бенефис Антониды Васильевны, - это был первый ее бенефис, - он послал ей за свое место тысячу рублей и букет из белых камелий.
- Я ему возвращу эти деньги… - заявляла Антонида Васильевна.
- Нет, не возвращайте, - советовал Крапивин. - Пусть они пойдут на ваше освобождение из крепостной зависимости… Додоиову не все ли равно, куда ни бросать деньги, а здесь они по крайней мере пойдут на хорошее дело.
Антонида Васильевна ничего не ответила и только задумалась. Обстоятельства так складывались, что ей точно нельзя было избавиться от Додонова. Вот и Крапивин советует взять деньги… После того, что она наговорила ему тогда, другой на его месте и носу не показал бы в театр, а он еще букет посылает. Эта настойчивость интриговала ее: может быть, Додонов и не такой человек, каким кажется. И няня Улитушка то же говорит… Приняв деньги, Антонида Васильевна сочла себя обязанной приколоть одну камелию к своему белому платью. Она была необыкновенно эффектна в этот вечер и на бесконечные вызовы пропела лучшие номера в своем репертуаре.
- Если бы я был помоложе, полковник… - повторил несколько раз генерал, подмигивая Додонову. - Ведь это брильянт!..
- Редкие камни, ваше превосходительство, требуют слишком дорогой оправы, - отшучивался Додонов.