Перед ней стояла прелестная маленькая Фея Зимы - девочка Снегурочка, белокурая, нарядная, очаровательная в своем белом костюме.
- Ну, не говорила я! Ну, не говорила! Точно на вас все это по заказу сделала, красавица вы моя писаная! - юлила вокруг нее Марфенька. - Неужто ж откажетесь от роскоши такой!?
Валентина еще раз оглядела себя в зеркале и решила тут же: отказаться она не в силах.
Уж очень привыкла она производить впечатление своими нарядами за последнее время! О потрепанном старом казенном костюме ей не хотелось и думать, - а Марфенька подождет, - решила она и тут же подписала счет, поданный ей Марфенькой, по которому она должна была уплатить крупную сумму поставщице…
За пять минут до начала Валентина была готова. В белой коротенькой юбочке Феи Зимы, в красивой серебристой рубашке, в лебяжьей шапочке, она казалась девочкой, прелестной грациозной девочкой, почти ребенком, так, по крайней мере, сказали ей одевавшая ее Лелечка и пришедшие взглянуть на нее братья и Кодынцев, перед самым выходом на сцену.
Когда Валентина выпорхнула на подмостки, прелестная, как бабочка, ее сначала не узнали в зале, но, лишь только она заговорила, театр дрогнул от рукоплесканий и покрыл ее слова восторженным гулом и криками.
Валентина торжествовала: вся эта разношерстная, уже знакомая и милая ее душе толпа встретила ее, как любимицу.
Первую сцену она провела с неподражаемой детской грацией ребенка-Снегурочки, упрашивающей дедушку Мороза и мать Весну-Красавицу, отпустить ее на волю, из дремучего леса, погостить у людей.
Ее детский монолог прозвучал с таким подъемом, с таким восторгом, смешанным с уверенностью, что она найдет там счастье, во что бы то ни стало, что весь театр откликнулся гулом аплодисментов на этот молодой вызов судьбе.
И вдруг невидимая из оркестра рука подала ей тяжелую корзину, наполненную белыми, как снег лилиями.
Радостная, трепещущая Валентина низко поклонилась публике.
Выражение восторга осветило все ее красивое лицо. Между публикой и прелестной девочкой-Снегурочкой словно протянулись какие-то невидимые провода, соединившие их друг с другом в одно гармоническое целое.
Второй акт, где преобразившаяся из девочки-Снегурочки в простую крестьяночку Валентина попадает в царство царя Берендея и встречает там пастушка Леля, удался еще лучше молодой артистке.
Валентина была, как в дурмане, передавая со сцены трогательную историю Снегурочки.
Роль удалась ей, помимо ожидания, и удалась блестяще. Прелестная классическая сказка Островского захватила девушку. Роль Снегурочки чрезвычайно подходила к ней. Холодная маленькая Снегурочка уходит к людям из своего лесного царства, чтобы радоваться, веселиться и печалиться с ними вместе. Но у нее сердечко из льда, она любить не умеет. А в царстве Берендеев назначено общее благословение царем на брак девушек и юношей. Снегурочка видит счастье других, и ей хочется полюбить тоже. Она бежит обратно в лес, вызывает свою мать Весну-Красавицу из лесной чащи и умоляет ее дать ей немного сердечного тепла, любви, той любви, которую переживают люди. И Весна исполняет желание дочери, дает ей просимое, предостерегая ее от солнца, которое может погубить ее, расплавить, уничтожить своими лучами.
Снегурочка возвращается в деревню, счастливая, радостная. Она любит пастушка Леля и отдает ему свое сердце.
Но когда царь Берендей благословляет брачущиеся пары девушек и юношей - внезапно появляется солнце, и под его нестерпимыми лучами тает и исчезает на глазах толпы девочка-Снегурочка, умирая, все же счастливой тем, что узнала человеческое теплое, светлое чувство любви.
- Вы очень мило играете, - встретил ее похвалой за кулисами режиссер по окончании спектакля.
- Прекрасно, что и говорить! - подхватил Сергеев.
А в уборной ее уже ждали "свои", на этот раз с Марьей Дмитриевной во главе, решившейся по настоянию младших членов семьи прийти посмотреть дочурку.
- Валечка, умница ты моя! - прошептала старушка и вдруг тихо заплакала, прижимая голову дочери к груди.
- Мамочка! а костюм-то каков на нашей Валентине! Вот что значит знаменитость, какой наряд-то ей соорудили, не поскупилась театральная дирекция, - вскричал Павлук.
Хорошо, что Марья Дмитриевна не смотрела в эту минуту в лицо дочери, а то бы от нее не ускользнул смущенный и растерянный вид девушки. Всем своим Валентина сказала, что наряд Снегурочки у нее "казенный", сделанный театральной администрацией, и теперь она вспыхнула до корней волос за эту ложь.
- А тебе Вакулин цветы прислал! Его самого в театре не было. Зато корзина!.. - тараторил Граня, - это за твое участие в продаже в киоске, а в следующий раз сам приедет и товарищей своих привезет, он говорил мне сегодня, я у него был с визитом. Весь первый ряд займут и хлопать будут. Ах, какой он любезный, завтраком меня угощал! - хвастал Граня.
- А ты бы лучше уроки учил, чем визиты делал! - буркнул на него Павлук.
- Ну, на тебя не угодишь, - обиженно надул губы Граня. - Я и то с Берлингом и графом разошелся и не дружу с ними. А ты все ворчишь.
Граня говорил неправду. Он по прежнему дружил и с Берлингом, и с Завьяловым, и с Стоютиным, но боясь новой вспышки Павлука и исполнения угрозы последнего, не решался сознаться в этом.
XVII
В последнее время Граня ходил мрачный, нахмуренный и сердитый. У Грани не было денег. За это время юноша так привык ощущать в кармане приятное позвякивание монет и шелест ассигнаций, как и привык проводить вечера в веселом обществе богатых друзей где-нибудь или в ложе театра, или в цирке, куда не проникал глаз бдительного гимназического начальства; привык одеваться франтиком, душиться дорогими духами, носить дорогую обувь… Он "тянулся" за богатыми товарищами и подражал их образу жизни и привычкам. Его "часть" растаяла очень скоро таким образом, благодаря подобным требованиям и вкусам; новых ресурсов неоткуда было ожидать, а требования увеличивались с каждым днем, так как привычка бросать деньги на всевозможные удовольствия глубоко пустила свой вредный корень в недра души Грани.
И Граня страдал искренне, упорно…
Приобретение денег являлось теперь ему чем-то вроде мании. Он думал о них, бредил ими. Правда, оставалась еще нетронутая материнская часть (Лелечкины деньги были уже дружно разделены и не менее дружно растрачены им и Валентиной, благо она сама предложила их), но Граня не решился бы ни за что беспокоить мать с подобной просьбой.
А его друзья, Берлинг, Завьялов, Стоютин, невольно усиливали мучения Грани.
- Лоранский! - едем прокатиться сегодня! - говорили то тот, то другой из них. - Жорж тройку нанял! Прелесть, что за лошадки!
- Не хочу! одни поезжайте! - мрачно отказывался Граня и с завистью следил за товарищами, которые собравшись в кружок, оживленно совещались по поводу новой прогулки.
- Да что ты сквалыжничаешь? - посмеивался над ним тот же Берлинг. - Всем известно, что наследство получил, а он скупится… - насмешливо добавлял он.
- Хорошее наследство! нечего сказать! - закипал неожиданным гневом Граня. - Разве это наследство? Не стоило и брать-то его, только раздразнили им, несчастным сделали… - изводился он.
- Да ты толком говори! - засмеялся его старший товарищ. - Все деньги вышли!?
- Все! - безнадежно махнул рукою Лоранский.
- Так ты займи! - простодушно предложил Берлинг.
- Ах, правда! - обрадовался Граня. - И как это мне раньше в голову не приходило? Только где занять? - разом впадая в прежнее уныние, произнес Граня.
- Ну, на первый раз у меня займи, а там я тебя в такое сведу местечко, где под проценты получишь, брат, все, что хочешь.
- А разве дадут? - обрадовался Граня.
- Понятно! - отозвался Берлинг. - Ах, да, ты еще несовершеннолетний, черт возьми! - спохватился он внезапно на пришедшую ему в голову мысль. - Тебе только шестнадцать лет!
- Несовершеннолетний! - мрачно произнес Граня, - да и платить не из чего будет! Это, брат, в сторону клади!
- Ну, так у меня и еще возьми! Поверю же я тебе. Не сбежишь же ты!
И Граня занял у Берлинга, занял и у Миши Завьялова, и у юного графа и с ними же при первом удобном случае спустил эти деньги. Потом, воспользовавшись новым предложением, занял еще и еще и пошел уже занимать без числа и счета, благо богатые товарищи получавшие на руки деньги, предлагали ему.
Сначала богатые, независимые юноши очень охотно снабжали деньгами Граню: его любили за веселость и добродушие; но потом товарищи стали коситься на молодого Лоранского, не получая обратно одолженных ему денег.
И между друзьями и Граней пробежал первый холодок.
Скоро этот холодок перешел в открытые враждебные отношение. Компания стала сторониться Грани. И Граня почувствовал себя еще более одиноким и несчастным, нежели прежде.
Однажды вечером он встретил на улице молоденького безусого студента-путейца прошлогоднего выпуска их гимназии. Фамилия путейца была Веселов, и он вполне оправдывал ее своим веселым характером, откликающимся на всякие удовольствия и веселые проделки с самым живейшим участием.
- Батюшки! тень отца Гамлета! - вскричал он при виде мрачно шагающей фигуры Грани. - "Что так задумчив? Что так печален?" - запел, безжалостно фальшивя, Веселов.
- Денег нет! - отрезал Граня вместо всякого объяснение.
- Ну, вот вздор - "денег"! - расхохотался тот. - Какие еще нашему брату деньги нужны! Пойдем-ка лучше со мною веселиться. У Люлюшиных вечеринка сегодня. Знаешь Люлюшиных? У них мебельные магазины в Андреевском рынке… И в карты играют и танцуют.