Однако интерес и значение "Натальи, боярской дочери" но только в том, что Карамзин создал историческую идиллию в сентиментально-романтическом духе. Еще более существенно было то, что от изображения "жизни сердца" в узко личном или в этическом плане, как было в других его произведениях, он перешел к трактовке старой темы русской литературы XVIII века - "человек (дворянин) и государство". Скрывающийся в волжских лесах герой повести Алексей Любославскнй, сын боярина, невинно оклеветанного перед государем (юным! - отмечает Карамзин как смягчающее обстоятельство), узнает о нападении на Русское царство внешних врагов; у Алексея немедленно созревает решение "ехать на войну, сразиться с неприятелем Русского царства и победить". Он движим исключительно своим дворянским понятием чести - верности государю и сознанием обязанности служить отечеству: "Царь увидит тогда, что Любославские любят его и верно служат отечеству". Таким образом, в "Наталье, боярской дочери" Карамзин показал, что "личное" часто неразрывно связано с "общим", "государственным" и что эта связь может быть не менее интересна для художника в для читателя, чем "жизнь сердца" в чистом, так сказать, виде.
Литературная деятельность Карамзина периода "Московского журнала" характеризуется большим стилистическим разнообразием, свидетельствующим о настойчивых исканиях молодого автора. Наряду с "Письмами русского путешественника" и повестями "Бедная Лиза", "Наталья, боярская дочь", "Лиодор" - с одной стороны, и произведениями с античным колоритом - с другой, здесь находятся и переводы из Оссиана в оригинальный драматический отрывок "София", написанный совершенно в духе драматургов "Бури и натиска" и отчасти Шекспира (ср. последний монолог Софии "Бурные ветры! разорвите черные облака неба" и монолог короля Лира "Ревите, ветры!"). Но, одновременно со "штюрмерскими" тенденциями, в драматическом отрывке Карамзина чувствуется органическая связь со старой драматургической традицией русского XVIII века: положительные персонажи пьесы носят стандартные "говорящие" имена, например, Добров; героиня же, подобно женским персонажам комедий Фонвизина, Капниста и других русских драматургов последней трети XVIII века, зовется Софией.
4
Поэтическая деятельность Карамзина в нашей науке освещается односторонне. Рассматривается обычно только одна группа стихотворений, относящихся ко второй половине 1790-х годов. Это позволяет объявить Карамзина создателем субъективной, психологической лирики, запечатлевшей тончайшие состояния души человека, отъединившегося от общества. В действительности поэзия Карамзина богаче. В первый период поэт не стоял на субъективистских позициях, и потому ему не были чужды общественные связи человека, интерес к объективному, окружающему его миру.
Манифестом Карамзина этой поры является стихотворение "Поэзия", написанное еще в 1787 году и напечатанное в 1792 году в "Московском журнале". Несколько прямолинейно, без поэтической самостоятельности, формулирует Карамзин мысль о большой воспитательной роли поэзии:
Во всех, во всех странах поэзия святая
Наставницей людей, их счастия была.
На страницах "Московского журнала" появляются политические и гражданско-патриотические стихотворения. Летом 1788 года Швеция объявила войну России. Этому событию и посвятил Карамзин свое стихотворение "Военная песнь". Следуя за патриотическими одами Державина, Карамзин обращается с призывом к "россам", "в чьих жилах льется кровь героев"; "Туда спеши, о сын России! Разить бесчисленных врагов", Гуманно-сентиментальное чувство Карамзин умеет подчинить остро осознаваемому патриотическому долгу. Характерен конец этого стихотворения:
Губи! Когда же враг погибнет,
Сраженный храбростью твоей,
Смой кровь с себя слезами сердца!
Ты ближних братий поразил!
Политическая программа Карамзина выражена в стихотворении "Жил-был в свете добрый царь". Как указывает автор, это перевод "Песни" Лефорта из мелодрамы "Петр Великий" Жана Бульи, которую он видел во время своего пребывания в Париже весной 1790 года. Пересказывая содержание мелодрамы, Карамзин приводит слова Петра, что цель его царствования - "возвысить в отечестве нашем сан человека", что он стремится "быть отцом и просветителем миллионов людей". В "Песне" рассказывается о том, как Петр "сбирает добро", "душу, сердце украшает Просвещения цветами", чтобы "мудростью своей озарить умы людей". Для Карамзина Петр - пример просвещенного монарха, который, опираясь на мудрость философов, благодетелей человечества, делает счастливой жизнь своих подданных.
Иное отношение Карамзина к Екатерине. Он не прославлял ее. А когда по ее повелению был арестован Николай Новиков, поэт выступил с одой "К милости" (1792), где не только призывает императрицу проявить милосердие к известному всей России человеку, но, исходя из своей концепции просвещенного абсолютизма, определяет условия, исполнение которых позволит считать ее самодержавное правление просвещенным. Он писал: "Доколе права не забудешь, с которым человек рожден… доколе всем даешь свободу и света не теснишь в умах, пока доверенность к народу видна во всех твоих делах, дотоле будешь свято чтима…"
В 80-е годы, когда формировалось дарование Карамзина, самым крупным и ярким поэтом был Державин, теснейшими узами связанный со своим временем. Новаторский характер поэзии Державина в том и проявлялся, что, усвоив просветительский идеал человека, он вывел своего героя на большую дорогу жизни, сделав его ум и сердце способными наслаждаться радостями живого человеческого бытия личности и трепетно откликаться на скорбь сограждан, с негодованием восставать на неправду, с восторгом славить победы своего отечества и его храбрых сынов - русских солдат.
Поэзия Державина именно своим настойчивым интересом к человеку была близка Карамзину. Только герой большинства карамзинских стихов жил тише, скромнее, он лишен был гражданской активности державинских героев. Карамзин не способен был гневно возмущаться, грозно напоминать "властителям и судиям" об их высоком долге перед своими подданными, громко и шумно радоваться. Он как бы прислушивается к тому, что происходит в его сердце, улавливает никому не ведомую, но по-своему большую его жизнь. Вот умер друг и поэт А. Петров - в стихотворении "К соловью" запечатлелись боль и стоны горюющей души. Пришла осень: "В мрачной дуброве с шумом на землю валятся желтые листья", "поздние гуси станицей к югу стремятся". Щемящая тоска заползает в сердце при взгляде "на бледную осень" ("Осень"). Стихотворение "Кладбище" - это драматический диалог двух голосов. "Страшно в могиле, хладной и темной!" - говорит один; "Тихо в могиле, мягкой, покойной", - убеждает другой. Смерть страшна земному, влюбленному в жизнь человеку, он, "ужас и трепет чувствуя в сердце, мимо кладбища спешит". Утешает его тот, кто доверился богу и в могиле "видит обитель вечного мира". Жизнь не есть безысходное страдание - "но и радость бог нам дал". Так пишется программное стихотворение этой поры "Веселый час". Познавший печаль и тоску, горе и страдание, лирический герой Карамзина восклицает: "Братья, рюмки наливайте!" "Все печальное забудем, что смущало в жизни нас; петь и радоваться будем в сей приятный, сладкий час". Петь и радоваться, а не предаваться отчаянию, и не в одиночестве пребывать, а находиться с друзьями, - вот чего взыскует душа человека. Оттого общий тон стихотворения светлый, не замутненный страхом, мистикой, отчаянием: "Да светлеет сердце наше, да сияет в нем покой", - провозглашает поэт.
Вера в жизнь, несмотря на все страдания и скорби, которые она обрушивает на человека, дух оптимизма пронизывают и замечательную балладу "Граф Гваринос". Баллада Карамзина о рыцаре Гвариносе - это гимн человеку, хвала мужеству, убеждениям, которые делают его непобедимым, способным преодолевать несчастья.
Внимание к человеку обусловливает интерес поэта к окружающему его миру, и прежде всего - к природе: умирающая природа в "Осени", картина возрождения весны в "Весенней песне меланхолика", описание Волги, на берегах которой родился поэт ("Волга"), и т. д. Но сосредоточенность на текучих и меняющихся душевных движениях мешала Карамзину видеть красоту объективного мира. Намерение поэта не получило художественной реализации - его природа условна, лишена неповторимых черт живого и богатого мира, точности и предметности. Не помог Карамзину и опыт Державина, открывавшего в это время в своих стихах русскую природу во всей ее неповторимости, яркости и поэтичности.
Прекратив издание "Московского журнала", Карамзин с воодушевлением отдался новым планам и замыслам. Он готовил новый альманах "Аглаю", писал повести, стихи, работал над продолжением "Писем русского путешественника". И в это время неожиданные политические события вызвали идейный кризис, который стал рубежом в его творческой жизни.
5
Случилось это летом 1793 года. В июле Карамзин уехал в орловское имение на отдых. В августе новые известия о французских событиях смутили душу писателя. В письме к Дмитриеву он писал: "…ужасные происшествия Европы волнуют всю душу мою". С горечью и болью думал он "о разрушаемых городах и погибели людей". Тогда же написанный очерк "Афинская жизнь" оканчивался автобиографическим признанием: "Я сижу один в сельском кабинете своем, в худом шлафроке, и не вижу перед собою ничего, кроме догорающей свечки, измаранного листа бумаги и гамбургских газет, которые… известят меня об ужасном безумстве наших просвещенных современников".