* * *
К деду он шел против своей воли, мать настояла, да и сам он, человек уже достаточно взрослый, чувствовал, что дед всерьез начинает обижаться на него за долгие отсутствия; шел же неохотно, потому что предчувствовал - да какие там предчувствия! - знал точно, что дед теперь возьмет на себя роль родителей, запустивших его воспитание, и постарается заполнить пробелы, оставленные с детства, начнет читать лекции по разным поводам, делиться своим богатым жизненным опытом, сводящимся преимущественно к тому, как бы пристроиться, подладиться и выжить, а не к тому, как бы остаться честным, с незапятнанной совестью, что было гораздо менее важным для деда, а в паузах между подобными поучениями, "диктующимися временем", дед будет поругивать родителей Закира, давно махнувших на него рукой, всю жизнь только и думавших о себе и в итоге вырастивших из мальчика тоже эгоиста - еще бы не эгоиста, деда старого раз в полгода вспоминает! - и теперь, ему, Закиру, придется довольно трудно в жизни, так как эгоизм, чтобы жить хорошо, не должен быть прямолинейной, откровенной чертой характера, а должен сочетаться с другими чертами, такими, как хитрость и осторожность, умение отнять у другого, не обижая, и прочая, прочая. Так думал Закир, шагая по улице к дому деда, который находился в одном из самых центральных и удобных районов города.
Но все оказалось иначе, чем представлялось по дороге Закиру. Прежде всего, зайдя в квартиру, он обнаружил, что открыла ему дверь не домработница, как обычно бывало, и даже не сам дед, как бывало, хотя и реже, а открыла дверь женщина в белом халате и белом чепчике, судя по всему - медсестра. У Закира екнуло сердце, он заторопился в комнату и застал деда лежащим в постели, но улыбающимся, а рядом в кресле - врача, тоже улыбающегося радостно, видно, только что сострившего и удостоившегося похвалы знаменитого писателя.
- А-а, Закир! Привет, мой милый! - сказал дед. - Проходи, садись.
- Что с тобой? - спросил Закир с тревогой в голосе.
- Ничего страшного, как утверждает наш уважаемый доктор, - ответил дед. - Немного переутомился. Наверно, от работы…
- И что? - озабоченно, все еще не в силах изменить тревожного выражения на лице, спросил Закир.
- Ничего страшного, - на этот раз ответил врач. - Легкое недомогание, головокружение, незначительное покалывание в области сердца. - Он говорил, будто отчитывался перед Закиром, и тут же обратился к деду: - Но вы очень правильно поступили, что тотчас же нас вызвали, даже если пустяк, как в данном случае, в вашем возрасте надо незамедлительно принимать меры - то есть вызывать врача. Это ваш родственник?
- Да. Внук, - сказал дед, улыбнувшись Закиру.
- Очень хорошо! - почему-то ответил врач удовлетворенно. Наверно, ему было не совсем удобно оставлять больного после своего визита в одиночестве.
Послышались мягкие шаги по ковру. Закир обернулся. Это вошла медсестра, открывшая ему дверь. Она, держа на отлете, внесла в руке шприц.
Дед закряхтел в постели, оголяя ягодицу.
- СПИД от вашего шприца я не подхвачу? - сострил он напоследок перед уколом.
- Ну что вы?! - обиделся врач, видимо, не воспринимавший шуток, когда они касались его профессии.
- Ничего, - сказал Закир, теперь уже успокоившись насчет состояния деда, - лет через сто наша медицинская промышленность тоже перейдет на разовые шприцы, тогда подобные вопросы утратят свою актуальность.
- Гораздо раньше, молодой человек, гораздо раньше, - обиженно засопел врач, поглядывая, как медсестра делает укол.
Когда они ушли, Закир уселся рядом с кроватью деда, на место, где до него сидел врач. Они посмотрели в лицо друг другу. У Закира вдруг сжалось сердце.
- Кто же за тобой присматривать будет, дед? - спросил он.
- Э, - пренебрежительным тоном отозвался старик, - желающих много. Ну, рассказывай, с чем пришел.
- С миром, - сострил Закир.
- Это уже неплохо, - сказал дед. - А если серьезно?
- А разве надо обязательно с чем-то приходить? - спросил Закир. - И что вообще ты имеешь в виду?
- Имею в виду, что у тебя нового? - сказал дед. - Как отец?
- Нормально, - ответил Закир. - Мама его часто навещает… Говорит, что неплохо. Привыкает потихоньку.
- Привыкает, - повторил дед. - Гаденыш! Не пришлось бы привыкать, если б меня слушал, следовал бы моим советам.
- Тебе сейчас вредно волноваться, дед, - напомнил Закир.
- Да. Теперь уже волнуйся, не волнуйся - ничего не поправишь, оставил вас, подлец, сиротами, без пригляда…
- Да какие же мы сироты? - удивился Закир. - Чего нам не хватает?
- Твой пример показывает, что плохо не только когда не хватает, но и когда чрезмерно много всего, - недовольным тоном проворчал дед. - Он тебя и испортил. Не занимался твоим воспитанием, только деньгами и подарками швырялся, как будто таким образом можно сделать из ребенка достойного человека, сумеющего стать на ноги в наш подлый век…
- Почему же он подлый, дед? Век как век… Много хорошего как раз сейчас начинается…
- Каждый норовит обмануть ближнего, хапнуть чужой кусок, - проговорил дед. - Потому и подлый.
- Что-то не часто встречаются мне такие люди.
- Потому что ты еще ребенок, - сказал дед. - И тебе нужен родительский глаз. Вот и злюсь я на твоего отца, что он в такое время оставил вас, по собственной глупости попался…
Старик вдруг схватился за сердце, стал растирать.
- Что?! - встревожился Закир, вскочил с кресла. - Тебе нехорошо? Что дать?
- Ничего, не пугайся, - чуть севшим голосом произнес дед. - Вон на столике валокардин, накапай капель тридцать в воду…
Закир подскочил к столику, торопливо подал деду стакан с каплями валокардина, подождал, пока тот выпьет, взял у него стакан, поправил ему подушку, присел опять рядом и, подождав, через некоторое время спросил:
- Ну как, дед, отпустило?
- Да, теперь получше, - сказал дед. - Ты иди, Закир. Я, пожалуй, посплю… Устал. Не получился у нас сегодня разговор. Ну, ничего. Дай бог, в следующий раз… Иди, Закир. Маму пришли. Пусть ключ не забудет, я не буду вставать к двери.
- Ничего, дед, я побуду с тобой, - сказал Закир. Давешнее жалостливое чувство к деду снова взяло его за сердце. - Ты спи. Я побуду.
- Ты устанешь, Закир, - сказал дед. - Завтра тебе в школу, надо выспаться.
- Завтра воскресенье, дед, так что еще высплюсь. Ты спи, ни о чем не тревожься. Если что - зови, я тут буду, в кресле, ладно?
* * *
В последнее время Закир часто пропускал уроки в школе, и когда приходил на занятия, то старался поменьше бывать в коридорах, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из учителей; особенно неприятной была бы встреча с директором или завучем, которые после ареста отца резко изменили отношение к Закиру; он старался побыстрее и как можно незаметнее прошмыгнуть в свой класс и если раньше был изгоем привилегированным, то теперь становился уже изгоем в полном смысле этого слова: родители учеников, зная про геройства Закира, строго-настрого запретили своим детям общаться с ним, но это среди многих школьников еще больше подливало масла в огонь, и, сами стараясь быть отверженными, видя в этом определенное геройство, они вовсю стремились сблизиться с Закиром, которого взрослые объявили персоной нон грата; но сам Закир понимал, из каких побуждений стремятся с ним сблизиться многие из школьных товарищей, и никоим образом не давал повода к теплым и близким отношениям, зная, что в итоге обязательно обвинять будут его, и только его, в том, что он сбивает примерных мальчиков на кривую дорожку.
Сегодня ему не повезло. Как только он вошел в школу и торопливо направился в сторону своего класса, как тут же нос к носу столкнулся с завучем школы, который окинул его недоброжелательным взглядом.,
- А-а!.. Рады вас видеть, - язвительно произнес завуч. - Нечасто вы нас балуете своим посещением… Ну, как делишки?
Закира передернуло от его тона.
- А почему вы говорите - делишки? - с ненавистью глядя в упитанное лицо завуча, спросил Закир.
- Потому что так оно и есть! - отрезал завуч, вдруг разом посерьезнев. - И если ты будешь продолжать посещать школу подобным образом, то скоро вылетишь отсюда! И тогда всю твою жизнь у тебя будут только делишки, и станешь никчемным человечишкой… Понял? Будешь пропускать уроки - вылетишь к чертям собачьим!
- Очень изысканно выражаетесь, - произнес Закир, еле сдерживаясь, чтобы не нагрубить, и, не сказав больше ни слова, оставив опешившего от такой наглости завуча и последнее слово за собой, пошел по коридору к своему классу.
В классе Закир с некоторых пор ощущал себя неловко, чувствовал себя чуть ли не переростком; может, оттого, что к проблемам и интересам своих одноклассников он относился свысока, хотя порой сознавал, что эти проблемы ему близки, и только из одной мальчишечьей бравады, только из соображений, что теперь он крепко-накрепко связан с другим миром, с другим, бесконечно далеким от этих желторотых птенцов, кругом бесстрашных и рискованных парней, только из этих соображений он держался в классе холодно-надменно. Да и частые теперь пропуски уроков не давали Закиру возможности сблизиться со школьными товарищами, даже если бы он этого захотел, зажить их жизнью. Закир уселся на свое место, за последнюю парту, рядом со своим соседом, мальчишкой-тихоней, типичным маменькиным сынком. Звали мальчика Кареном.
- Привет, Закир, - почему-то тихо сказал Карен, хотя в классе за несколько минут до урока стоял гул голосов.
- Привет, - отозвался Закир, несколько удивленно глянув на своего соседа по парте.
- Вот ты все не хотел меня брать с собой, хотя я тебя очень просил, - сказал Карен так же тихо. - А посмотри, что у меня есть.