- Конгресс преподнёс мне неожиданное удовольствие познакомиться с русским. Вы - удивительно мужественная нация, сэр. Мне бы нужно пересмотреть свои взгляды на Россию, но боюсь, что мои товарищи по консервативной партии не позволят мне этого. Поэтому-то я и озабочен получением известного документа, ваша светлость.
- Да, близится заседание о Бессарабии. Я вручу его, как и обещал, перед самым заседанием.
- Прекрасно! Я уже доложил своим коллегам по кабинету, что, возможно, мне придётся поддержать своё прежнее мнение о Бессарабии. Все мы так заинтересованы в том, чтобы заключение преступного союза сорвалось, если не за годы, так хотя бы за месяцы. В наше горячее время несколько месяцев могут сильно расчистить международную атмосферу… Но, я вижу, вам, князь, хочется сказать наедине несколько слов академику Ваддингтону? Вы оба интересуетесь археологией, путешествиями. Графиня, не желаете ли прогуляться? Мне хочется найти на память несколько осколков от этого удивительного ружья. Разорваться - и попасть тем не менее в цель!
Биконсфильд и Развозовская проследовали в парк.
Горчаков дождался, пока они достаточно удалились, и отрекомендовал Ваддинггону Ахончева заново:
- Этот офицер, господин министр, один из преданнейших нашей родине и всем, кто хочет дружить с нею. При нём можно говорить открыто.
- Какое впечатление, господин офицер, - спросил Ваддингтон, - произвёл на вас осмотр новой модели Шасспо?
- Самое выгодное, господин министр, - поспешно сказал Горчаков,
- Наивыгоднейшее, господин министр! - подтвердил Ахончев.
- Мне чрезвычайно приятно слышать это из уст канцлера и из уст лучшего офицера русской армии. Благодарю вас, господа. Благодарю от имени Франции. И вытер внезапно выступившие на глазах слёзы. - Месть близка, господа!
Горчаков был серьёзен.
- Как вы полагаете, господин министр, могут заводы Франции взять заказ на винтовки подобного типа для русской армии?
- Смотря по количеству, ваша светлость.
- Я запрашивал военного министра. Он не возражает, чтоб мы заказали полмиллиона.
- Полмиллиона? - изумленно переспросил Ваддинггон.
- Да, полмиллиона, господин министр, - небрежно повторил Горчаков. - Вам это количество кажется малым?
- Наоборот, ваша светлость. Я - изумлён. Полмиллиона!.. Разумеется… но, если б мы были уверены, что дула этих ружей не будут направлены в сторону Франции…
- Вы получите эти уверения. На этом конгрессе мы, безусловно, добьёмся Бессарабии и Батума, но всё же русскому обществу конгресс принёс много разочарований. Мы обмануты Германией. Мы будем искать поддержку. Буду откровенен. Франция - наша поддержка, как и Россия - поддержка Франции.
- Да, да, князь! Да!..
- Вы, господин министр, поможете Англии разглядеть, какого она врага вырастила в Германии, и слегка отодвинуть Австро-Венгрию от Англии. Какая вам выгода, если бешеная Австро-Венгрия, опившаяся славянской кровью, бросится на Россию и увлечёт за собою Англию?
- Никакой!
- Я слышу голос француза и патриота! Франко-русское сближение неизбежно.
- Да! Но один вопрос: Турция?
- Турция будет самостоятельной. Мы вовсе не хотим делать Турцию привратником русского дома, держащим наши ключи. Итак - полмиллиона?
- Желание вашей светлости будет исполнено. Мы берёмся за этот заказ. Ваддингтон, радостно смеясь, указал на ружьё, всё ещё находящееся в руках Ахончева. - Дипломатическое орудие франко-прусского союза найдено. Разрешите мне, князь, вернуться к лорду Биконсфильду? Боюсь, он может подумать, что мы слишком долго разговариваем о любимом моём предмете - археологии.
Горчаков проводил Биконсфильда и вернулся, пока Ахончев прятал ружье. Князь произнес наставительно:
- Чтобы успешно воевать против одного "преданного и верного друга", необходимо завести ещё двух, ибо алмаз шлифуется алмазом. Вы над этой мыслью задумывались, молодой человек?
- И ещё над одной, ваша светлость. Позволите? Я не обсуждаю уже вынесенных решений военного министра. Но наши тульские винтовки не хуже. Не многовато ли, ваша светлость, полмиллиона?
- Для Франции? Полмиллиона? Почему же много?
- Как - для Франции? Винтовки ведь заказываются для России?
- Ах, милый друг! Во Франции так быстро теперь меняются министерства. Ну, допустим, сделают для нас заказ, полмиллиона. И ко дню выполнения заказа придёт к власти Гамбетта. Неужели, думаете, он не попросит нас уступить ему этот заказ? И неужели я откажу ему? Пожалуйста, скажу я! - Горчаков потрепал Ахончева по плечу. - Спасибо тебе, голубчик. Ты удивительно метко стреляешь. Признаться, я побаивался, стоя за розовым кустом. А вдруг да возьмёт шага на три вправо, хе-хе-ха!.. И вообще, милый друг, я трушу под старость. Мне всё кажется, что силы мои ушли, и я всё проверяю себя, точно ушли ли? Проверишь вроде сегодняшнего, и во рту такая отрыжка… Рюмку водки не хочешь?
- Не пью, ваша светлость.
- И со свежей икрой? Ну, иди, иди, погуляй, поговори с гостями, а я выпью рюмку, закушу икрой, да и догоню тебя.
Ахончев удалился, а Горчаков подошёл к столу, достал портфель, раскрыл его и подумал: "Посмотрим, что мне ответило Царское Село?" Принялся читать. "Бессарабия… Боятся, боятся. Стар ты, княже Горчаков, и горек - горчей горчицы, - думал князь. - Горек и боек! О-хо-хо, депешки вы мои депешки…"
Послышался голос Ирины Ивановны.
- Капитан-лейтенант Ахончев уже здесь? В парке? - спрашивала она кого-то невидимого.
"Что она такая весёлая?" - мелькнуло в мыслях Горчакова.
- Поздравляю вас, Александр Михайлович! - Ирина Ивановна подала принесённые цветы.
- Молебен служила нынче?
- Отслужу, Александр Михайлович.
- Как только развеселится, так и бога забывает, - укоризненно-нарочито попенял Горчаков. - Да ты не огорчайся, Иринушка, - увидел он, как лицо Ирины Ивановны переменилось, - я тоже такой же. И скажу тебе на ухо: бог тоже на нас похож.
- И ещё подарок, ваша светлость. - Ирина Ивановна достала книгу в чёрной обложке. - Вы поручили изменить здесь кое-какие анекдоты. Сделано. Вместо унылости бисмарковских рептилий вставили подлинные шутки. - Прочитала с улыбкой: - "Сановнику сказали: "Всех орденов у Бисмарка 223". Сановник ответил: "Пожалуй, такое количество и на слоне не развесишь"". Что же вы не смеётесь?
- Я над своими шутками никогда не смеюсь… И эту книжку Бисмарк получит вместо им заказанной. - Горчаков полистал. - Ну-ну… К длинному списку запрещённых книг и брошюр, которые печатают теперь в немецких газетах, прибавится ещё одно название. Вот уж не предполагал, что попаду под закон борьбы с социалистической пропагандой. Ну, ну… Благодарю вас, сударыня. Между прочим, могу вас обрадовать, и тоже книгой. Я получил вексельную книгу Андрея Лукича. Его рукой там вписано, что он передал вам векселей на восемьдесят тысяч с лишком.
- А я, верно, очень рада этому, Александр Михайлович!
- Вижу, вижу.
- Теперь я верну векселя родственникам, и никто меня не упрекнёт…
- Чиновник оказался услужливым. Он передал мне и вексельную книгу, и…
- И документ? Боже мой, как великолепно!
- То-то и беда, что документа в Имперской канцелярии не оказалось. А оказался я старым, бессильным хрычом… Ничего придумать не могу… ничего…
Ирина Ивановна, огорченно сжимая руки, застыла. Горчаков же, словно не замечая её, бормотал, перелистывая депеши:
- И пытаться мне не стоит, старому дураку. Так что, Иринушка, ты векселя те передай клерикалам, пусть они достают тебе документ. А тебе ведь главное для души надо знать, что есть отметка в вексельной книге?..
Ирина Ивановна согласилась вяло:
- Для души, ваша светлость. Благодарю вас.
- Я и знал, что для души, для себя. Что тебе родственники твоего мужа? Да и мужем он тебе не был, хотя и любишь ты капитан-лейтенанта материнской любовью…
- Люблю, ваша светлость… Материнской, - замялась Ирина Ивановна. - Мне можно идти?
- Иди, иди, погуляй. А я здесь рюмку водки выпью с икрой… с икрой…бормотал он, смотря ей вслед, - рюмку… - И думал: "Бедная моя лебёдушка, бедная, сколько тебе горя я причинил… бедная моя болгарушка… бедная моя приёмная россияночка…"
- Господин Егор Андреич Ахончев, брат капитан-лейтенанта, - объявил вошедший слуга.
Горчаков пошёл навстречу старшему Ахончеву:
- Весьма рад познакомиться, Егор Андреич.
- Поздравляю вас, ваша светлость, с высокоторжественным днём вашего рождения!
- Спасибо, голубчик! Брат ваш в парке гуляет с дамами. Угодно, пройдём?
- Благодарю, ваша светлость. Если разрешите, скажу здесь. Я не привык к высшему обществу. Я человек простой, из деловых кругов.
- Слушаю вас, сударь. Садитесь,
- Вам небось передавали, ваша светлость, что меня, брата и нашу мачеху вызывали в Имперскую канцелярию?
- Слышал.
- Ждём второго вызова. Не вызывают!
- Надо думать, не видят надобности.
- Спрашиваю, а они мне: "Хотите в Петербург возвратиться? Ваша воля. Мы вас невыездом не обязывали". Как же, говорю, не обязывали, когда велели не выезжать и быть в полной тайне!
- Времена меняются.
- Времена-то меняются, а немец всё один, ваша светлость! Не верьте вы немцу, князь Александр Михайлович! Пришёл вас с целью предупредить… И графу… простите, стыдно говорить про гусарского полковника… а графу Развозовскому верить вам тоже невозможно. Встретил его сегодня… возле Имперской канцелярии… Его бисмаркята на подлые вещи могут подтолкнуть.
- Разве? Граф Юлиан Викторович производит впечатление не совсем павшего человека.