А не хотите ли примеров из народной мудрости? Вот тонкая русская поговорка: полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит. А о всяком опыте приличной жизни говаривали при Советах: жил как белый человек! Это черное - оно проскальзывает там и тут. Говорят же, русского черного кобеля не отмоешь добела. Да и Чапаев не зря же любил петь про черного ворона.
Если внимательно оглянуться вокруг, думая про наш черно-белый менталитет, то можно увидеть забавные картинки. Помните, как в перестройку про СССР говорили: та же Верхняя Вольта, только с ракетами. Они нас несколько побаиваются - как белые американцы избегают селиться в black neigbourghood.
И была ведь большая русско-советско-негритянская дружба, которая крепла в боях по всей Африке. На наши деньги, с нашим оружием и нашими инструкторами. Или с кубинскими, выученными на наши деньги нашими инструкторами. Много в Африке осталось ржавой советской техники. А белые южноафриканцы до сих пор помнят, как воевали против черных партизан, диверсантов, которых мы им засылали.
А вот населенный одесситами Брайтон-Бич, где раньше жили в основном - кто? Черные там жили, а наши их вытеснили. И это удивительно, потому что раньше всегда было возможно только наоборот: черных никто не мог вытеснить, это они у всех отвоевывали кварталы.
Много, много у нас общего! В том числе и, изящно выражаясь, судьбы. "Русские испытывают те же самые трудности, что и черные когда-то. Например, человеку из России редко позволяется выступать на заграничной конференции с теоретическим докладом, от него требуется лишь песня заморского гостя, рассказ о его регионе. А русского художника или музыканта хотят видеть особенным и экзотическим, то есть держать его вне границ западной культуры", - пишет знатный культуролог Екатерина Деготь. Пытаясь найти причины явления, она докапывается до сходства еще более глубокого: "Россия есть, несомненно, меньшинство: культурная окраина мира греко-римской цивилизации". Россия пришла к этому грустному выводу еще в начале XIX века и отреагировала так же, как сейчас: "Нет, мы не окраина, мы - другое (те же аргументы слово в слово повторяет и окраина окраины - Украина. - Прим. авт.) Мы - духовность Европы, ее совесть, иррациональная сторона и так далее. Эту позицию принято считать очень оригинальной. На самом деле точно так же думали о себе негры-интеллектуалы во Франции 1930-х годов: согласно теории "негритюда", Африка есть темная сторона Европы, ее эмоциональность, музыкальность, сексуальность, самой Европой вытесненные". А под конец и вовсе досадные слова: "Это тоже была отчаянная попытка доказать Европе, что та в Африке нуждается". Неприятно про это думать, но много ли смысла себя обманывать и запутывать…
Конечно, во всех этих рассуждениях насчет нашего с ними сходства есть определенные натяжки, видные невооруженным глазом. Да, оба этноса получили свободу, конечно, одновременно. Но одному ее дали с барского плеча, на халяву досталась, - а другой-то народ в огромных количествах за нее сражался с оружием в руках на настоящей войне, которая шла четыре года. И он ее после уж никому не отдал и вроде не собирается. У первого, которому свобода досталась на халяву, так же не спросясь, ее отняли. Не далее как в 1917 году. А потом, в девяносто первом, вроде опять вернули, хотя он не только не добивался, а и не просил ее вовсе. Ну дали, и ладно. Правда, на волю отпустили без земли, то есть свобода не очень настоящая, условная, условно-досрочная - без земли.
А что особенно обидно: вроде ж одновременно - одни и те же века - в двух больших странах грабили и эксплуатировали своих рабов, разумеется, задаром. Но! Одна страна награбленное скопила и построила богатое государство и теперь даже неплохо платит потомкам рабов, которые по разным причинам не работают. А другая страна грабила ничуть не менее азартно, но где ж награбленное? Пропало, прокутили, прогуляли, пропили. Зачем мучились и грабили? Смысла совершенно никакого. Лучше б сидели пили пиво…
Да, да, я все понимаю, все это несерьезно. И величайший русский поэт, носитель и выразитель национального духа, - он же совершенно случайно произошел из Африки…
Пара слов читателю, который на сравнение с неграми обиделся: так вы ж расист! И не стесняетесь этого! А белые расизма обыкновенно стесняются, - это черные его выпячивают. Темный (извините за каламбур) вы человек! А я тут с вами в умные беседы разговариваю…
ПРИЛОЖЕНИЕ
Другие книги про путешествия по Американской провинции (краткие конспекты)
Я знал, что эти книги есть. Но не читал их прежде. И перед своим путешествием их читать не стал. А то могла выйти рецензия или дискуссия, весьма к тому же запоздалая. Так что я поехал в свое путешествие так легко, как будто никто до меня этой дорогой не проходил. После, когда вернулся, все написал и уж потом прочитал труды своих великих предшественников.
Кстати, случайно выяснилось, что предыдущие наши исследователи американской провинции путешествовали с переводчиками и шоферами, - какое изысканное сибаритство!
У Ильфа и Петрова переводчиком был фанат всего советского некто мистер Норт (выведенный в книжке под фамилией Адамс), а шофером - его жена. Почти через сорок лет вслед за ними то же повторил Василий Песков. Правда, обязанности переводчика и шофера при нем выполнял один человек.
Увы, я был один на все. Об этом своем разительном отличии от братьев писателей я узнал задним числом.
И. Ильф и Е. Петров. "Одноэтажная Америка". (Действие происходило с сентября 1935 по февраль 1936-го.)
"Комфорт в Америке вовсе не признак роскоши. Он стандартен и доступен".
"Под Нью-Йорком невыгодно разводить скот и устраивать огороды, поэтому люди едят мороженое мясо, соленое масло и недозревшие помидоры. Какому-то дельцу выгодно продавать жевательную резинку - и народ приучили к этой жвачке".
"Мы все время чувствовали непреодолимое желание жаловаться и, как свойственно советским людям, вносить предложения. Хотелось писать в советский контроль, и в партийный контроль, и в ЦК, и в "Правду".
"Удивительные люди американцы - и дружить с ними приятно, и дело легко иметь".
Они там в Америке встретились с Хемингуэем, который "оказался большим человеком с усами и облупившимся на солнце носом". "Когда будете завершать свое автомобильное путешествие, обязательно заезжайте ко мне, в Ки-Вест, будем там ловить рыбу," - но на это его чрезвычайно заманчивое предложение они почему-то не откликнулись, хотя немало времени потратили на встречи с малахольными американскими коммунистами. "Выяснилось, что Хемингуэй хочет поехать в Советский Союз, на Алтай," - хотя авторы его туда и не звали.
"…американцы никогда не говорят на ветер. Ни разу нам не пришлось столкнуться с тем, что у нас носит название "сболтнул" или еще грубее "натрепался".
"На этом стуле были казнены 200 мужчин и 3 женщины, между тем как стул выглядел совсем как новый", - стул имелся в виду, разумеется, электрический.
"В подъезде висели фотографии голых девушек, изнывающих от любви к населению".
"Америка лежит на большой автомобильной дороге".
"Когда закрываешь глаза и пытаешься воскресить в памяти страну… представляешь себе не Вашингтон с его садами, колоннами и полным собранием памятников, не Нью-Йорк с его небоскребами, с его нищетой и богатством, не Сан-Франциско с его крутыми улицами и висячими мостами, не горы, не заводы, не каньоны, а скрещение двух дорог и газолиновую станцию на фоне проводов и рекламных плакатов".
"Америка по преимуществу страна одноэтажная и двухэтажная. Большинство американского населения живет в маленьких городках…"
"Почти все американские города похожи друг на друга…"
"Безысходна автомобильно-бензиновая тоска маленьких городков". "Многие бунтующие писатели Америки вышли из городков Среднего Запада. Это бунт против однообразия, против мертвящей и не имеющей конца погони за долларами".
"Автомобильная поездка по Америке похожа на путешествие через океан, однообразный и величественный". (Забавно, что я сравнивал это с полетом - мы оба вспоминали путь, каким прибывали в Америку. - И.С.)
"Что же касается коммунизма, то пусть этим занимаются грязные мексиканцы, славяне и негры. Это не американское дело", - так они поняли американское настроение.
"Все делают машинами. Нет больше жизни рабочему человеку… Разбить, потоптать машины!" - так они излагали жалобу американца, которому не хватает на обед.
Экзотическая техника, причуда миллионеров: "электрический шкаф-холодильник, который не только не требовал льда, но, напротив, приготовлял его в виде аккуратных прозрачных кубиков в особой белой ванночке, похожей на фотографическую".
"Американцу ни о чем не надо размышлять. За него думают большие торговые компании".
"… не заставляйте его (американца) думать в неслужебные часы. Этого он не любит, и к этому он не привык".
"Да, кока-кола действительно освежает гортань, возбуждает нервы, целительна для пошатнувшегося здоровья, смягчает душевные муки и делает человека гениальным, как Лев Толстой. Попробуй мы не сказать так, если это вбивали нам в голову три месяца, каждый день, каждый час и каждую минуту!" По-моему, у них тут жалоба не столько на рекламу, сколько на советскую пропаганду.
"Кока-кола обходится фабрикантам в один цент, на рекламу затрачивается три цента. О том, куда девается пятый цент, писать не надо. Это довольно ясно".
"Один американец с некоторой завистью в голосе сказал нам, что господь Бог имеет в Соединенных Штатах шикарное паблисити. О нем ежедневно говорят 50 000 священников".
"Революция - это форма правления, возможная только за границей", увиденный ими на улице плакат.