Что тут делать? Глянул он, видит - кругом чистое поле. Лошади плетутся себе шажком, гужи скрипят, подреза визжат, снежком перепархивает. Все тихо. Полез Ермил к купцу за пазуху, вытащил деньги, отобрал пачку, которая потолще, отворотил лубок в санях, запихнул туда пачку, а бумажник опять купцу за пазуху положил. И погнал в город.
X
В городе сделалась большая тревога. Призвали Ермила, стали его тягать.
Только видят - помер купец ударом, денег с ним оказалось много - сколько-то тысяч. Начали было смекать: нет ли недостачи какой; бились, бились, записи настоящей у купца нет, колесо большое, и вышло так, что еще лишки оказались в деньгах. С тем и бросили.
И отпустили Ермила.
По весне купчиха собрала долги, продала хлеб, молодцов распустила. Порешила торговлю. Пришел Ермил за расчетом.
- Ты бы в кучерах у меня оставался, - говорит купчиха, - лошадей-то я других заведу, хороших. В пролетке будешь меня возить.
- Никак невозможно. Брат серчает, велит сходить. У нас пахота, сев.
- Да ты ее брось, пахоту-то. Я тобой довольна. Ты малый тямкой. И с покойником ты езжал. Оставайся.
Отказался Ермил.
- Нам, - говорит, - по крестьянству никак невозможно. У нас земля.
- Ну, как знаешь.
Вынула рублевку, дала.
- Поминай, - говорит, - покойника.
А сама думает: "У другого бы, глядишь, згинули денежки, а он малый с совестью, все в целости доставил". Потом подочла, что ему следовало из жалованья, отдала и отпустила.
Дождался Ермил ночи, слазил на сеновал, вынул из потайного места пачку с деньгами, засунул за голенище, закинул мешок за спину и пошел в село.
И повел он дело свое очень тонко. Деньги схоронил. Работал по-прежнему, от брата не отставал в работе. И все думал, как бы ему извернуться, темные деньги оказать, в оборот их пустить, в торговлю. И видит - растет у кабатчика дочь; девка дурная из себя, неаккуратная, злая, сидит день-деньской на крыльце, орехи щелкает, а войдет в избу - работнице проходу не дает, все лается.
У Ермила свои мысли. Ему до этого дела нет, что плохая девка. Повадился он ходить мимо кабака. Ноне пройдет словечко обронит, завтра - обронит. Девка и не смотрит на него. Знает, что малый из крестьянской семьи, радости мало с ним связываться. У ней в голове женихи полированные: поповичи, писаря.
Видит Ермил - не берут его подходы, улучил время, пришел в кабак. Кабатчик был вострый мужик, сметливый, наметался на своем деле. Увидел Ермила, удивился: никогда Ермил в кабак не захаживал. Однако вида не показал.
- Чего тебе? - говорит.
Огляделся малый, видит - людей в кабаке нет.
- Я к тебе, - говорит, - Петрович, за большим делом!
- За каким таким?
- Отдай за меня Анфису.
Выпучил глаза кабатчик и говорит:
- Ты, малый, в уме? Поди проспись.
Ермил не сробел.
- Ты, - говорит, - поезжай в город, собери обо мне слухи. Я всякое дело могу по торговой части. Хлеб ли ссыпать, аль опять купить, али другое что. Я грамотный. Что записать, что сложить на счетах - я все могу.
Сидит кабатчик, перебирает по столу пальцами, глядит на Ермила, усмехается во весь рот.
- Толкуй, толкуй, - говорит, - мне такой потехи давно не было.
Огляделся Ермил по сторонам, пригнулся к кабатчику и шепчет:
- А коли у меня деньги. Коли я тебя со всем потрохом куплю, если на то пошло.
Кабатчик так и вскинулся.
- Как так! Откуда?
Да как вспомнил, что помер Ермилов хозяин в чистом поле, как вспомнил, что большие с ним деньги были, сразу смекнул, какие деньги у Ермила. Развел в мыслях, видит - дело подходящее. Поглядел на малого, и малый ему показался.
Подумал, подумал.
- Много, - говорит, - денег?
- Шестнадцать сотенных.
- А не врешь?
- Покажу, коли не веришь!
- Волоки.
- Ну, нет, это оставь. Я шутки-то эти знаю. Коли хочешь - приходи на заре, в огороды, - покажу.
"Тямкой малый, в рот пальца не клади, далеко пойдет", - подумал кабатчик, и еще больше показался Ермил.
XI
Прокрался на заре кабатчик в огороды, притулился в канаве, лежит. Видит: идет Ермил, по сторонам озирается, как волк, и руку за пазухой держит. Взглянул кабатчик из канавы, машет ему и говорит, сиплым голосом:
- Принес?
А Ермил все озирается. Заглянул в канаву, пошел по огородам, заглянул, - видит, никого нет.
- Ну, - говорит, - лежи, - принесу.
- Да ты что ж руку-то за пазуху запустил?
- Это я так. Попытать тебя захотел. Может, ты привел кого.
"Ну, - думает кабатчик, - вострый парень, таким только и деньги наживать!"
Принес Ермил деньги, показал - точно шестнадцать сотенных.
Раззарился кабатчик.
- Засылай, - говорит, - сватов.
Только этим Ермил не обошелся, измыслил другую штуку. Поехал в город, пришел к прежней хозяйке и говорит: так и так - увидал наш кабатчик, что я грамотный, к торговой части приобык у вашего степенства, - отдает за меня дочь и зовет к себе в зятья. Кабатчик богатый, да больно девка из себя дурна.
И просит у купчихи совета: не то идти ему в зятья, не то нет.
- Как вы наши хозяева, - говорит, - на вас одна надежда. Народ мы темный, деревянный. Вам виднее в этих делах.
Купчихе как маслом по сердцу такие слова. Насупилась она, стала разводить мыслями и говорит:
- Богатый ейный отец-то, говоришь?
- Зажиточный. Надо полагать, не одна тысяча в кармане.
- И девка, говоришь, одна?
- Одна как перст.
- А из себя дурна?
Ермил только головой покрутил. Подумала купчиха и рассудила:
- Ну что ж, - говорит, - Ермилушко: с лица не воду пить, а от своего счастья убегать не следует. Мой совет - идти тебе в зятья.
Вынула из сундука старую шаль, дала ему.
- Невесте, - говорит, - подари.
Бухнулся ей в ноги Ермил, справил что нужно в городе, поехал в село. Едет да думает: "Замел я теперь следы".
И точно замел. Кабатчик, не проживя года, помер.
XII
Тем временем объявилась народу воля. Вышел Ермил в купцы, взял у своего прежнего барина мельницу, большими делами начал ворочать.
Жизнь его словно колесо покатилась. Там купит, там продаст. Купит дешево, продаст дорого. И только об одном думает, как бы ему еще больше разжиться. Справил себе тележку, завел быструю лошадь, летает из села в село.
- Ты себе, Ермил Иваныч, и покою не знаешь, - говорят ему люди.
- Волка ноги кормят, - говорит.
И точно схож стал Ермил на волка. Волк носом падаль чует, а Ермил нужду людскую чует носом. Где ни объявится нужда, уж он там. Продают мужицкую скотину за недоимки - Ермил первый приедет на торги - и все за полцены закупит. Сгорит деревня - Ермил тут как тут: открыт его карман для мужиков: станови избы, справляй подушное! А придет дело к расчету, Ермил, что твой огонь, оберет деревню. Придет чума, падает у мужиков скотина, глядят - уж Ермил как снег на голову: тому корову всучит, тому телку, а придет дело к расчету - пуще чумы окажет себя Ермил.
Закаменело в нем сердце. Не было перед ним того горя, чтобы он содрогнулся в своем сердце. Не было в нем жалости. Целковый ему попадется, он целковый глотает, грош сиротский встретится - он и грошом не брезгает. На весь околоток распустил паутину.
Бьются мужики в этой паутине словно мухи. Плачется бедность на Ермила, клянет его за углами, а пристигнет нужда - кланяется Ермилу, по батюшке его величает, шапки перед ним ломает.
И не от одной людской бедности разживался Ермил. Разживался он и от неправды людской, и от слабости, и от темноты. Обокрадут где амбар, привезут к нему ночью ворованное на мельницу, - он не разбирает откуда, лишь бы сходно. Стали к тому времени кабаки вольные, зачал народ пить шибко. Ермил кабаков завел целый десяток. В расписках неустойки проставляет, прижимает неграмотных мужиков, тягает их по судам.
И такими делами скоро он разжился так, что и счет потерял бы своим деньгам, если бы не помогла ему грамота. Мельницу в вечность купил, лабазы понастроил.
Едет иной раз дорогою, говорит сам на себя: "Умственный ты человек, Ермил Иваныч! Валит тебе счастье. Переедешь ты, маленько годя, в город, заведешь знать с купцами. Большой тебе будет почет от людей".
И люди много по своей простоте прощали Ермилу за его богомольность. Службы церковной он не пропускал; свечки ставил толстые, по четвертаку на тарелку клал, когда полтину, а когда и больше.
XIII
Видит Ермил - колесо у него большое, дела широкие. Нельзя ему стало из дома отлучаться. Во всякий день волокутся на мельницу обозы; толчея гремит - пшено толкет: надо в ступы краски подбавить, чтоб товар лицом выходил; кружатся жернова, рожь перемалывают: надо следить, кому какая мука нужна, - мужикам похруще, в Москву - помягче; в свинятниках свиньи чавкают, в сараях быки стоят, к колодам привязаны; на пруде в огороже гуси гогочут, утки квачут. Все надо в сало вогнать, все надо откормить на убой, порезать, побить, ощипать, опалить, в туши убрать. За всем нужен хозяйский глаз.
Руки у Ермила долгие, глаза зоркие - сел он сам на мельнице, распустил по округе молодцов. И где прежде не управиться было Ермилу, все теперь зацепилось в один невод. Мужики ровно караси затрепыхались в Ермиловых сетях.
И все было бы хорошо, только не было детей у Ермила. Анфиса совсем опухла от сладкой жизни, колода колодой сделалась.
В доме у ней непорядки, везде грязь, нечисть, работницы не уживаются; сначала, как не доходили Ермиловы глаза, - все ему было ничего.