II
Однажды служанка сообщила мне, что меня хотят видеть два господина по очень важному делу.
- Кто же они такие? - полюбопытствовал я.
- Будто иностранцы. Один как будто из чухонцев, такой белесый, а другой маленький, косой, черный. Не иначе - японец.
Два господина вошли и, подозрительно оглядев комнату, поздоровались со мной.
- Чем могу служить?
- Я - прикомандированный к японскому посольству маркиз Оцупа.
- А я, - сказал блондин, небрежно играя финским ножом, - уполномоченный от финляндской революционной партии "Войма". Моя фамилия Муляйнен.
- Я вас слушаю, - кивнул я головой.
Маркиз толкнул своего соседа локтем, нагнулся ко мне и, пронзительно глядя мне в глаза, прошептал:
- Скажите… Вы не согласились бы продать нам Россию?
Мой отец был купцом, и у меня на всю жизнь осталась от него наследственная коммерческая жилка.
- Это смотря как… - прищурился я. - Продать можно. Отчего не продать?.. Только какая ваша цена будет?
- Цену мы дадим вам хорошую, - отвечал маркиз Оцупа. - Не обидим. Только уж и вы не запрашивайте.
- Запрашивать я не буду, - хладнокровно пожал я плечами. - Но ведь нужно же понимать и то, что я вам продаю. Согласитесь сами, что это не мешок картофеля, а целая громадная страна. И притом - нужно добавить - горячо мною любимая.
- Ну, уж и страна!.. - иронически усмехнулся Муляйнен.
- Да-с! Страна! - горячо вскричал я. - Побольше вашей, во всяком случае… Свыше пятидесяти губерний, две столицы, реки какие! Железные дороги! Громадное народонаселение, занимающееся хлебопашеством! Пойдите-ка, поищите в другом месте.
- Так-то так, - обменявшись взглядом с Муляйненом, возразил японец, - да ведь страна-то разорена… сплошное нищенство…
- Как хотите, - холодно проворчал я. - Не нравится - не берите!
- Нет, мы бы взяли, все-таки… Нам она нужна. Вы назовите вашу цену.
Я взял карандаш, придвинул бумагу и стал долго и тщательно высчитывать. Потом поднял от бумаги голову и решительно сказал:
- Десять миллионов.
Оба вскочили и в один голос воскликнули:
- Десять миллионов?!
- Да.
- За Россию?!
- Да.
- Десять миллионов рублей?!
- Да. Именно рублей. Не пфенингов, не франков, а рублей.
- Это сумасшедшая цена.
- Сами вы сумасшедшие! - сердито закричал я. - Этакая страна за десять миллионов - это почти даром. За эти деньги вы имеете чуть не десяток морей, уйму рек, пути сообщения… Не забывайте, что за эту же цену вы получаете и Сибирь - эту громадную богатейшую страну!
Маркиз Оцупа слушал меня, призадумавшись.
- Хотите пять миллионов?
- Пять миллионов? - рассмеялся я. - Вы бы мне еще пять рублей предложили! Впрочем, если хотите, я вам за пять рублей отдам другую Россию, только поплоше. В кавычках.
- Нет, - покачал головой Муляйнен. - Эту и за пять копеек не надо. Вот что… хотите семь миллионов - ни копейки больше!
- Очень даже странно, что вы торгуетесь, - обидчиво поежился я. - Покупают то, что самое дорогое для истинного патриота, да еще торгуются!
- Как угодно, - сказал Муляйнен, вставая. - Пойдем, Оцупа.
- Куда же вы? - закричал я. - Постойте. Я вам, так и быть, миллион сброшу. Да и то не следовало бы - уж очень страна-то хорошая. Я бы всегда на эту цену покупателя нашел… Но для первого знакомства - извольте - миллион сброшу.
- Три сбросьте!
- Держите руку, - сказал я, хлопая по протянутой руке. - Последнее слово, два сбрасываю! За восемь. Идет?
Японец придержал мою руку и сосредоточенно спросил:
- С Польшей и Кавказом?
- С Польшей и Кавказом!
- Покупаем.
Сердце мое отчего-то пребольно сжалось.
- Продано! - вскричал я, искусственным оживлением стараясь замаскировать тяжелое чувство. - Забирайте.
- Как… забирайте? - недоумевающе покосился на меня Оцупа. - Что значит забирайте? Мы платим вам деньги, главным образом, за то, чтобы вы своими фельетонами погубили Россию.
- Да для чего вам это нужно? - удивился я.
- Это уж не ваше дело. Нужно - и нужно. Так - погубите?
- Хорошо, погублю.
III
На другой день, поздно вечером, к моему дому подъехало несколько подвод, и ломовики, кряхтя, стали таскать в квартиру тяжелые, битком набитые мешки.
Служанка моя присматривала за ними, записывая количество привезенных мешков с золотом и изредка уличая ломовика в том, что он потихоньку пытался засунуть в карман сто или двести тысяч; а я сидел за письменным столом и, быстро строча фельетон, добросовестно губил проданную мною родину…
* * *
Теперь - когда я окончил свою искреннюю тяжелую исповедь - у меня легче на сердце. Пусть я бессердечный торгаш, пусть я Иуда-предатель, продавший свою родину… Но ведь - ха-ха! - восемь-то миллиончиков - ха-ха! - которые у меня в кармане, - не шутка.
И теперь, в ночной тиши, когда я просыпаюсь, терзаемый странными видениями, передо мной встает и меня пугает только один страшный, кошмарный вопрос:
Не продешевил ли я?!
Русская история
Один русский студент погиб от того, что любил ботанику. Пошёл он в поле собирать растения. Шёл, песенку напевал, цветочки рвал. А с другой стороны поля показалась толпа мужиков и баб из Нижней Гоголевки.
- Здравствуйте, милые поселяне, - сказал вежливый студент, снимая фуражку и раскланиваясь.
- Здравствуй, щучий сын, чтоб тебе пусто было, - отвечали поселяне. - Ты чего?
- Благодарю вас, ничего, - говорил им студент, наклоняясь и срывая какую-то травинку.
- Ты - чего?!
- Как видите: гербаризацией балуюсь.
- Ты - чего?!!?!
Ухо студента уловило наконец странные нотки в настойчивом вопросе мужиков. Он посмотрел на них и увидел горящие испугом и злобой глаза, бледные лица, грязные и жилистые кулаки.
- Ты - чего?!!?!
- Да что вы, братцы… Если вам цветочков жалко, - я, пожалуй, отдам вам ваши цветочки…
И выдвинулся из среды мужиков мудрейший среди них старик, Пётр Савельев Неуважай-Корыто. Был он старик белый как лунь и глупый как колода.
- Цветочки собираешь, паршивец, - прохрипел мудрейший. - Брешет он, ребята! Холеру пущает.
Авторитет стариков, белых как лунь и глупых как колода, всегда высоко стоял среди поселян…
- Правильно, Савельич!.. Хватай его, братца… Заходи оттелева!
Студент завопил.
- Визгани, визгани ещё, чёртов сын! Может, дьявол - твой батя - и придёт тебе на выручку. Обыскивай его, дядя Миняй! Нет ли порошку какого?
Порошок нашёлся. Хотя он был зубной, но так как чистка зубов у поселян села Гоголевки происходила всего раз в неделю у казённой винной лавки и то - самым примитивным способом, то культурное завоевание, найденное у студента в кармане завёрнутым в бумажку, с наглядностью удостоверило в глазах поселян злокозненность студента.
- Вот он, порошок-то! Холерный… Как, ребята, располагаете: потопить парня али так, помять?
Обе перспективы оказались настолько не заманчивыми для студента, что он сказал:
- Что вы, господа! Это простой зубной порошок. Он не вредный… Ну, хотите - я съем его?
- Брешешь! Не съешь!
- Уверяю вас! Съем - и мне ничего не будет.
- Всё равно погибать ему, братцы. Пусть слопает!
Студент сел посредине замкнутого круга и принялся уписывать за обе щеки зубной порошок. Более сердобольные бабы, глядя на это, плакали навзрыд и шептали про себя:
- Смерть-то какую, болезный, принимает! Молоденький такой… а без покаяния.
- Весь! - сказал студент, показывая пустой пакетик.
- Ешь и бумагу, - решил Пётр Савельев, белый как лунь и глупый как колода.
По газетным известиям насыщение студента остановилось на зубном порошке, после чего - его якобы отпустили.
А на самом деле было не так: студент, морщась, проглотил пустой пакетик, после чего его стали снова обыскивать: нашли записную книжку, зубочистку и флакон с гуммиарабиком.
- Ешь! - приказал распорядитель неприхотливого студенческого обеда Неуважай-Корыто.
Студент хотел поблагодарить, указавши на то, что он сыт, но когда увидел наклонившиеся к нему решительные бородатые лица, то безмолвно принялся за записную книжку. Покончив с ней, раздробил крепкими молодыми зубами зубочистку, запил гуммиарабиком и торжествующе сказал:
- Видите, господа? Не прав ли я был, утверждая, что это совершенно безопасные вещи?..
- Видимое дело, - сказал добродушный мужик по прозванию Коровий-Кирпич. - Занапрасну скубента изобидели.
- Тёмный вы народ, - сказал студент, вздыхая.
Ему бы нужно было, ругнувши мужиков, раскланяться с ними и удалиться, но студента погубило то, что он был интеллигент до мозга костей.
- Тёмный вы народ! - повторил он. - Знаете ли вы, например, что эпидемия холеры распространяется не от порошков, а от маленьких таких штучек, которые бывают в воде, на плодах и овощах - так называемых вибрионов, столь маленьких, что на капле воды их гораздо больше, чем несколько тысяч.
- Толкуй! - недоверчиво возразил Пётр Савельев, но кое-кто сделал вид, что поверил.