Виталин сразу ничего не понял. Он увидел только, что здесь ведется едва ли не самая крупная игра, что здесь, так сказать, "игорная биржа". За столом, у самого камина, Виталин увидел тысячную игру. На столе почти не было золота, и целыми пачками лежали сторублевые бумажки.
Рыжий еврей подошел и сказал:
- Двенадцать бумажек в круг! - И на него никто не обратил внимания, словно это обычная ставка.
- Вот здесь - игра, - услышал он за собой голос Чиркова и обернулся. Чирков наскоро поздоровался с ним и ловко кинул на стол десятирублевик.
- Ставь скорее, - сказал он, - здесь раздача! Виталин бросил двадцать пять рублей. Банкомет дал один куш, и Виталин выиграл. Выиграл и Чирков.
- Говорю, раздача! - повторил он оживленно. - Вчера, говорят, он двадцать восемь тысяч раздал.
Виталин играл до позднего вечера, брал и отдавал, ходил от стола к столу и впивал в себя насыщенный ажиотажем воздух.
Потом, за ужином, Чирков объяснил ему условия игры.
Те, сидящие за столом, по очереди дают ответы. Если захочет вмешаться посторонний, то он может согнать сидящего за местом, отмеченным кружком, и метать в свою очередь. Комплекты все большие и потому редко кто держит банк один. Чаще составляется компания из двух, трех, даже четырех человек.
Виталин ушел смущенный. Он выиграл пустяки, но в первый раз он видел игру, где тысячи оборачиваются, как десятки рублей, и где можно в вечер наиграть и пять, и шесть, и двадцать тысяч!..
Он вернулся домой и рассказал жене свои впечатленья. Она сидела в постели и слушала его, полуоткрыв рот, расширив глаза.
- Двадцать, тридцать тысяч! - повторяла она тихо.
- Да, там игра! - вздохнул Виталин.
- Если бы я была мужчиной…
- Я и сам попробую счастья!..
XX
Но счастье изменило ему. Черт делал свое дело и вел его к гибели, постоянно разжигая страсть. Обреченный на проигрыш, Виталин проигрывал деньги с фееричной быстротой. Сначала ему будто везло, потом вдруг словно открывался шлюз; раз, два, три - и он поднимался от стола без призрачного выигрыша и без своих денег.
Идя домой, он размышлял и для него становилось очевидным, что, прекрати он игру после второй метки, или откажись он от компании с Верстовским, а возьми Безанкулова - он был бы с выигрышем. Эти мысли мучили его жгучим раскаяньем и в то же время поддерживали надежду на следующий раз.
Он стал угрюм и сосредоточен, но однажды, в минуту малодушной откровенности, он рассказал жене эпизоды последних игр.
- Пятнадцатого числа я, Наташа, заложил в банк семь рублей и снял шестьсот! Уйти бы, и - все! Но черт дернул меня проехать в этот Купеческий; там я дал ответ и в четыре удара отдал все и своих триста! А на другой день наиграл четыреста и тоже проиграл; потом пятьсот и - тоже! Каждый вечер я бывал в выигрыше, и все ничего! А теперь - бьют и бьют!
Помянув черта, он был более чем когда-либо близок к истине.
Наталья Александровна слушала его, затаив дыханье, и потом вдруг разразилась слезами и упреками. Лучше бы он не говорил ей этого! У него была тысяча, больше, а теперь он тащит из дома последние деньги! Если он такой дурак, что не может удержаться, он лучше бы бросил игру и занялся картиною. Пухлов приходил два раза. Вон, Чирков рассказывает, что каждый вечер он может уйти с выигрышем, а не уходит. Так надо бросить! Неужели сладка та, прежняя, ужасная жизнь?!..
Виталин слушал ее изумленный, растерянный, потом порывисто начал ее утешать.
- Наташа, перестань! Мне и самому тяжело. Поверь, тяжелее, нежели тебе. Для меня игра теперь мука. Я отыграюсь и брошу…
- Никогда ты не отыграешься!
- Отыграюсь! Вот увидишь! Теперь сделаю сто рублей и уйду. Ей Богу!..
"Так и буду играть", давал он себе слово: - "сто рублей и - баста!"
Он играл теперь во всех столичных клубах, освоившись с размерами и приемами игры в каждом клубе, и везде имел знакомых компаньонов и партнеров. В Немецком клубе он был своим человеком, но его не тянуло туда. Обилие разных темных личностей, всякого сброда смущало его. А когда один раз он принужден был играть с господином, который на следующее утро принес ему сапоги, - он совершенно оставил этот клуб.
Больше других ему нравился Железнодорожный. Прекрасное помещенье, воспитанные люди, отличная кухня, спокойная и крупная игра. Но в этом клубе ему не везло фатально.
Чаще всего он бывал в Купеческом. Этот клуб казался ему столичной ярмаркой. И крупный чиновник, и выдающийся деятель, и мелкий маклер - все толкались здесь около игорных столов и в течение дня в этом огромном зале, кажется, проходил весь Петербург. Особенно днем. Мимоходом заезжал адвокат; с репетиций до спектакля толкались актеры и певцы; к четырем часам приезжали маклеры; потом появлялись учителя в своих вицмундирах, видимо прямо из гимназий зашедшие поправить свои финансы; а к вечеру собирались уже заправские игроки с крупными суммами, с широким размахом в игре.
Участковые пристава играли, как банкиры, крупные купцы рисковали тысячами, обсчитывая в тоже время своих приказчиков.
Здесь знаменитый капитан В. наиграл четыреста тысяч и здесь же оставил их; здесь судившийся К. наиграл двести тысяч, а потом наделал подлогов и попался.
Каждый клуб имеет свои легенды, и Виталин знал их теперь все и, в случае неудач, припоминая их, поддерживал в себе надежду на выигрыш.
У него завелись чисто карточные знакомства.
Князь Тотамьянц, делающий какие-то дела в Баку и во время приезда в Петербург играющий и крупно, и мелко.
Увидев Виталина, он, сидя за столом, через всю залу кричал ему:
- А, художник! Метнем талийку! Но - небольшую! Идите сюда!..
И они метали по очереди, с переменным счастьем.
Огромный, с рожей разбойника, Верстовский, иногда имеющий сотни, иногда бродящий между столами с несколькими рублями в горсти.
Виталин поражался его умению "делать" деньги. Случалось, что с шестью, восемью рублями Верстовский начинал игру, обращал их в двести, в триста, садился за стол и вставал, имея уже тысячу. На другой день у него, обыкновенно, не было денег…
Иногда в Виталине художник побеждал игрока и он, забыв о картах, наблюдал выражения лиц, позы, приемы. Но кто-нибудь будил его возгласом: - комплект! - и он снова обращался в игрока, с упорной идеей обыграть всех. Эта идея овладевала им подчас с безумною силой. Особенно дома, после проигрыша. Он лежал, подавленный, и вспоминал в течении игры удачные и неудачные обороты. Когда он подошел к столу и взял подряд две ставки, ему надо было отойти к соседнему столу, где началась раздача. Сто рублей обратились бы через три удара в восемьсот! А когда метал, ему надо было бросить после первого удара! Стало бы тысяча четыреста…
На другой день то же, а там сесть бы за самый крупный стол и метнуть тысяч на пять, да - удара три!.. На другой день то же. В месяц можно было бы собрать тысяч сорок, пятьдесят!..
И затем он начинал распределять эти деньги и, совершенно обновленный этими мечтами, засыпал, твердо веря в победу следующего дня.
XXI
И, наконец, Виталин проиграл все. Когда он вернулся домой, Наталья Александровна спросила его:
- У тебя есть деньги?
- Нет.
- У меня тоже нет, - сказала она. - Нет даже на завтра!
Он даже пошатнулся.
- Как, ничего?
- Ничего! Ведь ты же взял у меня чековую книжку. Остались вещи.
И она опустилась в постель и молча отвернулась к стене.
Виталин горько усмехнулся. Что же? У них есть вещи, он может работать, отыграться… И впечатление ужаса у него прошло так же быстро, как наступило.
Утром он снес все свои золотые вещи и радостно удивился, когда получил за них триста рублей.
"Двести домой, сто - на игру", решил он и, веселый, вернулся к жене.
- Вот тебе деньги. Не беспокойся, проживем, - сказал он ободряюще и прибавил: - я схожу к Пухлову!
- Вечером Чирковы звали.
- Поедем к ним! - согласился Виталин. Пухлов встретил его радостным возгласом.
- Что, совсем продулись? Хотите копию?
- Я пришел говорить о картине…
- Ха-ха-ха! - засмеялся Пухлов, - о картине! Да вы ее, душечка, в век не напишете. У вас теперь силы нет. Копию - можете. Хотите копию?
Виталин рассердился.
- Приходите на следующей неделе и увидите уже весь подмалевок.
Пухлов пожал плечами.
- Что же, прийти могу. Прийти нетрудно… Виталин вышел от него.
Было три часа. Он повернул направо и машинально пошел на Фонтанку.
Верстовский метал ответ.
- Хотите треть? - закричал он Виталину.
- А сколько?
- Рублей семьдесят, - ответил Верстовский. Виталин кивнул.
- Ну, ну, ну! - весело стал приговаривать Верстовский, раздавая карты, и, открыв, сразу покраснел, как клюква, и злобно швырнул карты.
- Жир!
Ни одного козыря! Виталин отсчитал семьдесят рублей и бросил их Верстовскому. У него осталось всего двадцать шесть рублей.
Он перешел к другим столам, сделал пятьдесят рублей, потом проиграл тридцать, опять выиграл, проиграл снова и, наконец, поставил последние два рубля.
Их убили, и он пошел домой.
- Ну, что у Пухлова? - спросила Наталья Александровна.
- Говорит, что я не сделаю картины. А я вот - нарочно!
Он вдруг вспыхнул жаждой работы и, пройдя в мастерскую, взял картон, уголь и стал набрасывать план своей картины. Она вставала перед ним, ясная до мелочей, и уголь быстро ходил по картону…
В передней раздался звонок.
В мастерскую ввалился Хлопов.
- Ба! За непривычным делом! - воскликнул он, крепко встряхивая Виталину руку, и потом, вглядевшись в набросок, сказал: