* * *
Раз его нашли пьяного в канаве через три дня после того, как он вышел из своей квартиры. За это его переслали в губернский город, а там его исключили из духовного звания и препроводили при бумаге в губернское правление.
. . . ..
V
Пошел наш Макся, как говорится, елань шатать, стал дороги утаптывать. Целый месяц прожил в городе без всякой работы и пил ежедневно водку. Прокутивши со старыми знакомыми все деньги и спустивши с себя все лишнее имущество, он пошел искать себе службы. Послужил он в губернском правлении два месяца по воле, ему дали жалованья три рубля. Макся рассердился и пропил три рубля. Был у него в почте один знакомый почталион, исключенный философ, к нему он пошел советоваться.
- Оно, брат, ничего; служба наша легкая, знай разъезжай; а писание у настакое, что всякий лавочник сумеет вписать что куда следует. Только, брат, у нас начальства пропасть, - говорил ему почталион Лукин.
- Так что, что пропасть?
- Служба наша чисто солдатская: ни днем, ни ночью нет покою.
- Так что, что трудная? лишь бы попасть…
- Видишь ты, друг любезный, какие дела-то: ты будешь на линии солдата.
- Врешь!
- Ей-богу. Ну, да это ничего. Не я и не ты один в почталионы поступаем: у нас полгубернии из духовных напринимано, и почтмейстер-то из дьячков.
- Вот и дело: значит, наш.
- Нынче эта почта, скажу я тебе, притон нашему брату; всякий сюда идет. Даже один протопопский сынок почталионом служит. Только за определение деньги берут.
Лукин посоветовал Максе попросить старшого над почталионами, то есть унтер-офицера, который командует не только над всеми почталионами, но и над станционными смотрителями, а в некотором роде и над сортировщиками.
- А что это за зверь такой - старшой?
- Такой, что вся сила в нем. Как командир над рядовыми солдатами, он делает с нами что хочет: захочет послать меня с почтой, пошлет, не захочет, не поеду. Дал ему взятку, смотрителем попросит сделать; не понравишься, пожалуется почтмейстеру, и тебя переведут в самую бедную контору. Одним словом, сила. Его и ямщики и смотрители боятся, потому что почтмейстер его любит; он всегда при почтмейстере: ходит к нему с рапортом каждое утро и ездит с ним по епархии (по губернии то есть).
- Ну, и доходно?
- Квартира готовая, жалованья нам идет по четыре рубля серебром в месяц да от очередей, то есть от носки писем, получаем рублей по восемь в месяц. В Новый год и в пасху ездим славить по городу и потом делим рублей по пятнадцати и больше на брата. Когда с почтой ездим, нас поят водкой, угощают. Особенно мы отдыхаем и гуляем в уездных конторах.
- Дело! Ну, а эти, старшие-то?
- Почтмейстер наш получает тридцать два рубля в месяц, и, вероятно, по зависти, что он статский советник и ровен разным председателям, которые получают жалованья по двести рублей в месяц, он приучил народ, то есть корреспондентов, так, что они шлют ему к рождеству или Новому году и к пасхе чай, сахар, а то и муку. Это в обычае у богатых купцов. И эта манера привилась к его помощнику, двум сортировщикам, у простой и у денежной корреспонденции, и к старшому, которые получают, вместе с письмоводителем и контролером, жалованье от вольной почты.
- Жить можно!
- Еще бы!.. Говорят, что нам обещают прибавки жалованья, да молчат всё.
- Так надо поступать скорее.
Лукин дал Максе десять рублей денег и послал его к старшому.
Через неделю Максю приняли в почтальоны, с обязательством прослужить в почте пятнадцать лет.
VI
Исключенным семинаристам, людям бедным, очень трудно поступить на коронную службу. Хорошо, если у них есть знакомые или товарищи, занимающие должности столоначальников, но и тогда примут на службу только в таком случае, если есть вакансия. Самые бедные из них искали места в почтовой конторе, но и там даже вакансий почтальонов не бывало в течение двух месяцев. Кажется, должность почтальонская незавидная, но и за нее брали деньги или нужна была рекомендация влиятельного человека. Прежде почтальон считался наравне с рядовым и обязывался служить почте двадцать или пятнадцать лет. Не принадлежавшие почтовому ведомству могли выходить оттуда, но с правом записаться в податное состояние, а принадлежавшие имели право выходить не иначе, как получивши чин обер-офицера. Почтальон не получал чина вовсе и мог, прослуживши сто лет почтальоном, умереть, не имевши звания унтер-офицера. Это зависело или от самого почтальона, или от почтмейстера. За деньги или по взгляду почтмейстера почтальон мог быть сортировщиком или станционным смотрителем и получал чин по званию канцелярского служителя по установленному законом порядку. С человеком, принадлежавшим почтовому ведомству, делали что хотели: его наказывали розгами, смещали в сторожа и отдавали в солдаты.
Макся оделся в форму и поместился жить в дворне губернской почтовой конторы в числе четырнадцати почтальонов.
Губернская контора помещается в угловом каменном доме, и в этом же доме живет почтмейстер; рядом с этим домом построен флигель, где живут письмоводитель, контролер и помощник губернского почтмейстера. Против них двор, потом амбары с погребами и сараями. Через двор помещаются в другом дворе два деревянных флигеля, один для сортировщиков, другой для почтальонов. Почтальонный флигель устроен на скорую руку и очень неудобен для обитателей, составляющих все почтовое население. В нем два коридора. В одном две двери, и эти двери идут - одни в квартиру старшого, занимающего комнату и кухню, а другие в квартиру двух семейных почтальонов, из которых один занимает комнату, а другой кухню. В другом четыре двери, и здесь почтальоны живут таким же порядком, как почтальоны в первом коридоре, с тою только разницею, что здесь больше крика, ругани и драки от стряпни, пьянства и проч., чем в том, коридоре, где семейство старшого постоянно на виду. Холостые почтальоны живут отдельно в комнате и кухне, а едят у семейных почтальонов. В этой холостой поселился и Макся и стал на хлебы к семейному почтальону по двадцать копеек в сутки.
С первого же дня Максю удивила обстановка почтовой жизни. Он увидел такой беспорядок в почтальонских семействах, какого он не замечал у хозяек-мещанок; пьянство женщин, ругань их, драки между собой и свободное обращение интересных особ с мужчинами вскружили его голову,
- А, новичок, здравствуй! - сказала ему одна молодая девица, когда он вошел к одному почтальону, у которого было в сборе три семьи, составляющие шесть женщин и двоих мужчин.
- Как зовут? - спросила другая.
- Нашего поля ягода, - сказал один почтальон.
- Кутейник! - прибавила третья женщина, хлопнув его рукой по плечу.
- Ну, обстригем.
- А когда спрыски будут? Позовешь? - приставала вторая женщина и закурила папироску с корешками русского табаку.
- Позову.
- То-то. Мы тебе песенку споем, такую залихватскую!
- Куды тебе! Ты ее, Максим Иваныч, не слушай, она всех молодых скружила да надула.
- Слушай ты ее, дуру набитую.
- Ты хороша, модница… Уж бы не хвасталась… Зачем с Петрушевым таскаешься?
- Молчи, харя! - и женщина плюнула в лицо обижавшей ее.
- Ну-ну! смирно, вшивая команда! - закричал им один почтальон и прибавил Максе: - ты не больно слушай их, нужды нет, что они пасти-то разинули. Ишь, как ревут, во все горло!
- У нас здесь очень просто; все друзья и друг друга не выдаем. Смотри и ты никого не выдавай, - сказал ему Лукин.
Макся узнал также, что все почтальонши и девицы любят, чтобы мужчины называли их барынями и барышнями, и обижаются, если их не называют так.
В первый же день его поступления в почтовый дом ему ночью привелось видеть несколько сцен. Пришла почта. В это время он дежурил в конторе. Почтальон приехал пьяный, его распек старшой за то, что он приехал без пистолета и сабли, и предварительно сдачи почты сводил в баню, где отрезвил его двадцатью горячими ударами розог и заметил Максе, что и с ним то же будет. При этом Макся исполнял, с чувством и достоинством, должность палача.
Его удивило то, что почтмейстер пришел разделывать почту в халате и раскричался на одного почтальона.
- Ты пьян, мошенник!
- Никак нет-с, ваше высокородие.
- Старшой, он пьян?
- Точно так-с.
- Дать ему завтра двести горячих.
Почтальон был действительно трезвый и повалился в ноги почтмейстеру, но почтмейстер прогнал его.
Старшой со злостью сказал почтальону в разборной:
- Уж я же тебе задам! Взлуплю же я тебя!..
- Никита Иваныч, простите!..
- Я покажу тебе, как обзывать меня вором! - И больно зол был старшой, до того, что Максю пронимало при одном его появлении, и Макся всячески старался выслужиться перед старшим.
Максе пришлось после этой почты дежурить в конторе, и он долго дивился всему.
- Что же это такое? - спрашивал он одного приезжего почтальона.
- Это все оттого, что старшой с почтальоном может сделать все что хочет. А что бабы здешние так живут, так это не редкость. Сызмалетства уж они такие, мужчины их избаловали.
- Оказия!.. А девки?
- И девицы тоже…