VII, 27, вторник.- До 10 час. писал письмо, в котором написал о картине, изображающей Пия IX, похоронах д'Афра и Кокреле; после пошел в университет, оставя письмо, которое они не кончили, отослать им; там повестка на 58 руб. сер., не обрадовался сердцем, головою довольно слегка - отдать Вас. Петр. Через У± часа, когда уже шел домой, сказавши швейцару, чтобы отдал подписать - мне самому являться не хотелось - рассудил, что это не мне, а Пластову; это произвело мало перемены в расположении. Пришедши [домой], стал связывать тетради; тут была хозяйка; после начал было вносить, читая медленно места, где какое слово, тотчас увидел, что мелкие листки, много хлопот, когда должно переворачивать их; вздумал списать на большие и теперь переписываю. Более половины кончил до обеда.
qqqqqqqq
Когда читал несколько "Княжну Мери", вздумал переписать ее
11 ч., когда легли, начал переписывать, до этого времени - час - переписал до слов Грушницкого о Лиговских.
Вечером был разговор с Ив. Гр. о великих писателях, их слабостях и пр.; он говорит: "Коли Байрон пьяница, так негодяй, как и всякий пьяница; всякий великий писатель фигляр, между тем как правитель не то".- "Нет,- говорю я,- это те, о которых говорится - вы есте соль земли, это рука, двигающая рычагом, который называете вы правителем, и странно считать ее за ничто, уважая рычаг, и если есть в них слабости, то не от тех причин, от которых обыкновенно бывает у нас: Байрон пил не потому, почему пьет Петр Андреевич".-"Вздор,-говорит,-все одно, издали они кажутся велики, вблизи все равно, что мы". Он отвергает их важность для человечества, я утверждаю ее. "Басня Крылова о разбойнике и писателе, которую приводит он (она и раньше являлась мне, как неприложимая к делу, влияние всегда благодетельно у великих писателей), - говорю я, - неприложима, хотя вы ее приводите; мне досадно чрезвычайно видеть, что мы смеем судить о них, мы, которые ничто перед ними, это Западная Европа".- "И, - говорит, - они глупцы, потому что делают ошибки". - "Да мы не падаем, потому что не ходим, хоть, напр., в области богословия. Канту в аду места не будет, а мы православные, и поэтому бог должен спасать нас, как должен был давать победу евреям, потому что у них был кивот завета. Что мы сделали?" Он говорит: "В области науки - ничего, потому что вообще еще должно раньше воспитать народ в нравственности".- "Хорошо мы воспитывали его в продолжение 900 лет! Это уж показывает, что мы ничего не сделали, совершенно не жили, что мы не младенцы, а зародыши, и мы сравниваем себя с ними и прилагаем себя к ним и переносим их понятия и события на себя!" Разговор был довольно живой, хотя умеренный; у меня задрожала левая часть верхней губы, когда я сказал, что чтобы увидеть, что его суждение справедливо, стоит только взять его вообще и приложить к спасителю - он будет фигляр тоже, и других высших побуждений тоже у него не будет,- конечно я выразил это осторожно, - а Пилат и Каиафа были правители, следовательно, по-вашему, люди хорошие и достойные уважения. Вы, я говорю, однако не подумайте из этого, что [я] рационалист - где, куда, - это все неприложимо к наqqм" .
Весь день почти ничего не делаю: 1_1/2 [часа] писал письмо, 1_1/2 - в университете, 1 [час], пока был доктор у Любиньки, не хотелось, после - 2 в бане, 2 разговаривал, час читал; всего было: до 1_1/2 ничего не делал, после от 5_1/4 до 7_1/4 в бане и говорил, так что только в 10 сел за переписку словаря. Обещался Любиньке отслужить завтра панихиду по Верочке на Волковом, сам назвался. Ив. Гр. она верно не будет просить - знает, что не сделает, а если сделает, то или скажет, что не стоило б собственно, или насмехнется; а завтра должно быть еще в почтамте. Теперь ложусь читать "Героя нашего времени". Расход-купил конвертов на 15 к. сер., 10 к. за письмо, 17 в бане = 42. Да вчера табаку 15 к. сер.=-57 сер.
Три четверти первого.VII, 28, среда. - Как встал, и по обыкновению поздно, поленился идти в почтамт - ведь это Пластову, а не мне; да может быть если бы и мне, не пошел бы, так равнодушен; только то заставляет дорожить деньгами, что Вас. Петр, нужны. Докончил переписку первых листочков словаря, переписывал до обеда и несколько после "Героя нашего времени", но на 26 стр. закапал и бросил, после вздумал, что можно [вывести] крепкой водкой, поэтому ходил в аптеку и к Вас. Петр, поздно вечером, но в аптеку не зашел, потому что забыл дома пузырек, а платить за него не хотелось; у Вас. Петр, не раздевался даже, только спросил о здоровье тестя, - "как раньше": говорит; я сказал, что меня дожидается Раев, и ушел, хотя оставляли; как раньше, все думаю - то ли идти, то ли нет, как когда был маленький еще.
День прошел кое-как, как проходят дни, когда нет определенного занятия. Решился перечитывать, развернув словарь на одном листе и подчеркивая в книге, вписывать цитаты слов, которые на этих двух страницах; кажется, это будет скорее, чем по порядку вносить все слова: слишком много времени идет на перевертку листов. - Среди дня был расстроен отчасти мелочью, - напр., [тем], что брали карандаш для записывания выигрышей в пикет, когда он был нужен для подчеркивания, отчасти мнением, которое вчера слышал от Ив. Гр.: "писатели - фигляры, великий писатель - великий фигляр", - это больно, как богохульство, осквернение того, есть возвышенного в жизни и деятельности человека, и больно видеть близ себя такого человека. Вздумал, что лучшего мужа не нужно Любиньке, а ему лучшей жены: добры, хороши оба, но до известной степени и оба ограниченным образом пристрастны к себе и пошло резки в суждениях о всем порядочном в других.
Вспомнил, идя от. Вас. Петр., что я совершенно тот же, как мальчиком был: тогда расплакался о том, что "богатыри так трудились для блага нашего, а мы не хотим даже и знать их, ценить их заслуги и подвиги", - теперь это же самое волнует меня: они наши спасители, эти писатели как Лермонтов и Гоголь, а мы называем их фиглярами - жалкая, оскорбительная неблагодарность, близорукость, пошлость. Это несколько волновало, и я был недоволен.
Писал среди дня, от этого не хотелось к вечеру, когда воротился, ничего. Странно, что ходил узнавать о здоровьи тестя Вас. Петр. Правда, думал равнодушно, но все [же] думал о нем несколько, между тем как о бабиньке не думал и не пошел бы сам собою узнавать о здоровьи. Значит, я в самом деле люблю Вас. Петр., когда и это занимает меня. Панихиду служить Любинька посылала Марью. Любинька призналась (это когда Ив. Гр. ходил гулять), что ее мучает, что она в тягость маменьке, говорила: "Я и не думала раньше, что в состоянии так любить человека, как люблю
Ив. Гр.". Я то же самое: не любил Вас. Петр, и думал, что вовсе нет у меня любви. "О Верочке, говорит, только и думаю".
Дочитал "Debats"" до 15 июля, особенного ничего не заметил, только все более утверждаюсь в правилах социалистоqqв . - Несколько читал "Княжну Мери". В почтамт пойду в субботу, когда получу письмо к себе, в котором, может быть, будут деньги, так чтоб не лезть два раза в глаза экспедитору. Вносил на первую и последнюю страницы словаря, дочитал до 82 стр. Хочу кончить эту часть работы, вноску слов, в следующую пятницу. Дай бог.
29 [июля], четверг.- Сделал цитаты для полулиста (первая и последняя страницы), это заняло главным образом до 6 часов; в промежутки читал несколько "Героя нашего времени" - 1-ю часть, "Тамань" всю; более чем раньше понравилась, но новая чрезвычайно лучше; блеснула мысль о зависти к Печорину, который видел и испытал любовь столько раз, что теперь даже довольно привык к этому, чувство неудовольствия, что не был еще в делах жизни и борьбе ее, поэтому дитя. Утром ходил в аптеку за крепкой водкой для вывода чернил, ее не дали, а дали щавельной соли, которую должно разводить в воде и которая прекрасно вывела пятна из "Героя нашего времени". Среди дня томился желанием идти к Вас. Петр. - соскучился по нем до того, что (как идти нельзя было, потому что сказал, что не будет) желал, чтобы пришел Ал. Фед. Он в 8 часов принес "Debats" до 21 июля, скоро ушел; я стал читать их и позабыл почти желание видеть Вас. Петр. Вздумал, что я сам виноват, потому что не приглашаю усиленно его.-Прочитал половину "Бэлы". Показалось, что там есть в речах, которые приписываются Азамату и Казбичу, рето-рика, которой решительно не должно и которая не идет к Максиму Максимовичу, который их пересказывает, однако, лучше должно знать горцев. Это пышное высказывание чувств мне кажется приторным и неверностью; описания Бэлы (кажется) и лошади Каз-бича не совершенно чисты от этого. Но все же мне понравилось более чем раньше. Другое дело "Мери"! Это удивительно! Теперь буду списывать снова "Мери", не знаю, много ли спишу. - 11 часов.-Час ночи: списал до конца 5-й страницы своей и ложусь. Хорошо!