Следующий раздел назывался Работы на дворе. Этот вид работ слишком сильно отличался от всего того, что Валентина делала до сих пор в жизни. Что называется, хочется и колется, поэтому здесь Валентина была особенно внимательна. Поставила галку возле пункта Утреннее кормление птицы. Была в этом какая-то прелесть, в особенности для городского жителя. Встать с утра для нее не представляло труда. Так что покормит кур и сразу за завтрак. Валентина заглянула в анкету Анатоля. Наткнулась на пункт Заколоть хряка, за это давалось аж 90 балов. 90 балов – лакомый кусочек. Но о том, чтобы подбить супруга на эту работу, и речи не могло быть. По поводу благоверного Валентина давно иллюзий не питала, этот даже голову курице свернуть не сможет, не то что завалить хряка. В подтверждение ее мыслей Анатоль обошел кровавый пункт и поставил галку возле более мирного на свой взгляд пункта, а именно Вскопать огород.
Валентина вернулась к своей анкете. Отметила Посадку чеснока под зиму и Сбор яблок. На ближайшие несколько дней они с Анатолем работой обеспечены, а значит, и проживанием тоже. Анатоль все еще увлеченно водил пальцем по анкете.
– Что там у тебя? – Валентина опять заглянула в его листок.
– Валечка, куколка моя, – не отрывая глаз от анкеты, произнес Анатоль, так он ее называл во времена давно прошедшей молодости, влюбленности и окрыленности или, как сейчас, в момент крайнего возбуждения. – Ты погляди только, у них тут "реношка" одна есть, зажигание барахлит, 60 балов за починку дают. А для меня ж это как два пальца обосс… – Анатоль прервался на полуслове, осекшись под грозным взглядом супружницы. – Я же машину эту знаю, как… свои пять пальцев, – опять показывая чудеса изворотливости, закончил он.
– Да что ты! 60? – Валентина вскинула бровь. – Так ты ставь, ставь галку, – толкнула она его в бок. – И иди, иди поскорее этой отдай. – Валентина кивнула в сторону девушки, все еще ожидающей, пока они заполнят бланк, как будто бы боясь, что кто-нибудь их обгонит и у них из-под носа уведут привлекательную работу. Опасения были напрасны, в холле кроме них и девушки никого не было.
– Погодь, погодь, – остановил ее супруг. – Еще кое-что интересное… У них тут целых десять га!
Валентина покосилась на мужа, поставила брови домиком. Нужно сказать, что брови у Валентины всегда были говорящие, и в этом была еще одна ее особенность. Сейчас они говорили: "Неужто, старый дурень, на старости лет гусем загакал?"
– Гек-та-ров, – без труда расшифровав физиономический сигнал, поспешил разъяснить Толик.
Бровки тут же распрямились, секундная растерянность улетучилась, и Валентина опять приняла свой воинственно-уверенный вид:
– Ну и?..
Со знанием дела Анатоль продолжал:
– А то, что для того, чтоб их обработать, нужна техника! – Анатоль, как будто в преддверии чего-то хорошего, потер руки. – А техника разных рук не любит.
– Ну, и к чему ты клонишь? – бровь опять дернулась.
– Может, и тут какая работа обломится, – пожал плечом Анатоль.
Валентина не ответила. К чему все эти разговоры? Ну останутся они тут дней на пять, может, на неделю или на две, а дальше их ждет продолжение пути, еще много-много таких пунктов. Сколько их раскидано по необъятной их родине? В проспекте было написано – более ста.
– Ладно, давай. – Валентина взяла из рук мужа заполненный бланк и пошла к стойке.
На стене высели три круга с часами. Под одними было написано гордое слово "Москва". Под вторым – потустороннее "Нью-Йорк", под третьим – "Мотыльки". Разница во времени со столицей один час. Не в одном поясе, уже хорошо. Сдвиг в жизни уже намечен. Валентина протянула девушке анкеты.
– Блинчиковы, моя и мужа, – уверенным голосом сказала она и чуть приглушеннее добавила: – А сегодня от нас еще что-нибудь требуется?
– Нет, можете отдыхать, – ответила девушка. – Для вас работы начинаются с завтрашнего утра. Ужин будет накрыт внизу. Постояльцев не много. Ждем вас через час. – И, протянув ключ, добавила: – Номер двадцать три на втором этаже, лестница там. – Вытянутый палец указал на противоположный угол холла.
Валентина с облегчением вздохнула. Честно говоря, ни сил, ни настроения вставать прямо сразу с дороги к коммунному станку не было. Блинчиковы направились к лестнице, на второй этаж, в комнату под номером 23, где их ждал душ, кровать, пара кресел, журнальный столик и, если повезет, телевизор. В предыдущем пункте телевизора не оказалось. Наверное, среди путешествующих не слишком часто попадались мастера, способные отремонтировать телевизор. Супруги гуськом пошли на второй этаж. Валентина, как всегда, впереди, Анатолий – чуть отстав, но не слишком, так чтобы своим отставанием не расстроить супругу. За долгие годы проб и ошибок предельно допустимое расстояние отставания было выверено до сантиметра. На втором этаже было темнее, чем внизу. Светильники висели только в начале и в конце коридора, освещая лестницу и дальний конец коридора. Ясное дело – экономят. Но в то же время чувствовалась и забота о постояльцах. Вверни они лампочку только посередке коридора, свет бы не доходил до лестницы, а навернуться на темной лестнице шансов было бы несравнимо больше. Так что хозяева "Мотыльков", как ни крути, заботу о постояльцах проявляли. Вдоль всего коридора лежала ковровая дорожка, красная с зелеными полосами по бокам. Символично, только вот почему-то вместо кинодив, плавно проплывающих по дорожке-фарватеру и неспешно колыхающих кормой, Анатолю вспомнилась давнишняя поездка в подмосковный санаторий с такими же дорожками в коридорах, со старыми стенами, пропахшими человеческим старьем, и мелко покрошенной колбасой, плавающей в супе. От этого стало неприятно. Впечатлением этим он не поделился с супружницей, понадеялся, что Валентина не вспомнит ту злополучную поездку. Однако, только ступив незолушкиной ножкой на ковер, Валентина ухнула, что-то пробормотала себе под нос, и чуткий Анатоль понял, что воспоминание это не миновало и его владычицу.
Номер 23 располагался в противоположном конце коридора. Валентина как ледокол пошла вперед. Анатоль, как бы опасаясь, что путь за ней в любой момент может затянуться льдинами, пристроился следом. Дойдя до номера с аккуратно выведенными краской на двери цифрами, супруги остановились. Анатолий поставил на пол сумку, а Валентина, загремев ключом, стала открывать дверь.
Просторная комнатка была не лишена приятности. Две кровати. Одно это уже очень хорошо. Валентине вот уже лет пять как было не до супружеских нежностей, и муж ей в постели нужен был, по правде говоря, только для того, чтобы в любое время ночи открыть или закрыть форточку. Ежели у Анатоля еще шевелились какие-то желания, то тут Валентина имела четкую позицию – не с плюгавой головой и кротовым взором заниматься глупостями. А как же Анатоль, спросите вы… По-всякому… мир, представьте, так уж устроен, что редко дается человеку беда, с которой он справиться не может. Вот и Анатоль нашел свою сублимацию и в таких случаях отчаянно… рубил, пилил или, на худой конец, чинил.
Между кроватями стояла тумбочка, над тумбочкой висела картина. Извивающаяся лентой дорога, повисшее вдали толи солнце, толи еще какое светило и стремящееся к ней крылатое существо, рядом с ним, чуть поодаль, еще одно. Этакая смесь сюрреализма с натурализмом. "Мотыльки" – гласила подпись внизу. Оба супруга картину заметили. Валентине она не понравилась. Сама бы она такое ни в жизнь не повесила. Ей были больше по душе привычные ландыши или сирень. А Анатоль оценил. Даже нащупал не лежащий на поверхности художественный замысел, проведя параллель между названием заведения, в котором им посчастливилось остановиться, и этим трепыхающимся крылатом существом, в котором узнавался мотылек. Все свои догадки Анатоль, как всегда, оставил при себе. Вообще, внутренний мир Анатоля был богат, как залежи когда-то не освоенной Сибири. Однако в душе Анатоля, в отличие от недр Сибири, никому бы не пришло в голову копаться. Ему же самому самокопание было еще менее свойственно, чем что-либо другое. В углу стояло кресло и огромный торшер, очень по-домашнему, Анатоль сразу понял, что супруга обязательно облюбует это место. Валентина направилась к креслу и, прицелившись, втиснула себя между двух деревянных ручек.
– Иди первый, я передохну, – отправила она первым в душ мужа. Анатоль поскорее вытащил из сумки свой станок – даже в коммуне должно быть что-то свое – и поскакал в ванную.
На ужин не пошли, в десять уже по-стариковски лежали в постели.
Валентина и глазом не моргнула, а Анатоль уже заснул. Крепкий молодецкий сон был ему наградой за трудовой шоферский день.
Валентина еще долго не спала, ворочалась, мутузила подушку, как будто бы та была виновата в ее бессоннице. Через час стало ясно, что в ближайшее время сна не дождешься, Валентина прекратила битву и капитулировала. Открыла глаза и стала глазеть в потолок. Из темноты на нее смотрели мотыльки. Женщина перевела взгляд на картину, задумалась. Летят… Куда?.. Зачем?.. Озадачившись судьбой безмолвных насекомых, вдруг подумала и о собственной. Стоило ли все менять? Перекраивать не только свою, но и жизнь Анатоля? Оглядываться назад Валентина не любила и занималась ковырянием в очень редких случаях и только, как сейчас, наедине с собой. Зачем? Вопрос вырос в темноте, мельтешил не хуже этих мотыльков и докучал Валентине. И Валентина решила дать волю мозгованию.