Стэн Барстоу (родился в 1928 году) - английский романист, драматург. В прозу Барстоу проникает каждодневность, ритуальный круг человеческой жизни, в которых писатель видит скрытую поэзию бытия. Британские критики, отмечая эту своеобычность письма Барстоу, говорят о перекличке авторского мировидения с итальянским неореализмом
Содержание:
Роман. Любовь… любовь? - Перевод Татьяна Кудрявцева, Татьяна Озерская 1
Часть первая 1
Часть вторая 30
Рассказы 62
Поиски Томми Флинна - Перевод Татьяна Озерская 62
Умершие и живущие - Перевод Татьяна Озерская 64
Актер - Перевод Татьяна Озерская 66
Одна из добродетелей - Перевод Татьяна Озерская 69
Игроки никогда не выигрывают - Перевод Татьяна Кудрявцева 71
Почти человек - Перевод Татьяна Кудрявцева 79
Когда прошло столько лет - Перевод Татьяна Кудрявцева 81
Стэн Барстоу
Любовь… любовь?
Роман. Любовь… любовь?
Перевод Татьяна Кудрявцева, Татьяна Озерская
Часть первая
Глава 1
Началось все со свадьбы - с того дня на святках, когда обвенчалась Крис, потому что в тот день я решил: надо что-то делать, хватит млеть и смотреть на Ингрид Росуэлл, как влюбленная корова. А смотреть так на нее я стал за месяц до рождества - это я точно помню. С чего все началось, сам не знаю. Да разве кто-нибудь может ответить на этот вопрос? Сегодня ходит себе девчонка самая обыкновенная среди десятков других, а завтра она уже единственная и ни на кого не похожая! Так, во всяком случае, кажется. Так оно было и со мной, и я млел вот уже целый месяц, а вернее, полтора и до того дошел, что понял: хватит дурака валять, пора действовать.
Последние полгода - по крайней мере с тех пор, как Крис и Дэвид перестали таиться и купили кольца, у нас дома только и разговору было, что о свадьбе, и я - ей-богу - считал, что после стольких обсуждений и планов она должна быть, право же, чем-то из ряда вон выходящим. Но я был новичком в такого рода делах. До сих пор мне ни разу не приходилось бывать на свадьбах, и, должен сказать, это настоящее испытание.
Началось с того, что к вам с ночи наезжает куча народу, и утром все начинают вставать и одеваться. Дом превращается в большущую театральную уборную, вроде тех, какие показывают в музыкальных фильмах, и, появись вдруг в коридоре тот малый, который перед спектаклем стучит в дверь уборных и громко возглашает: "До начала осталось пять минут!" - никто бы не удивился. По-моему, никогда в жизни я не видел вокруг себя столько незнакомых лиц, и самое поразительное, что почти все они - мои родственники. Или вроде того. Интересно, откуда наша Старушенция выкопала их, наверняка ведь сама всех не знает!
А вот то, что она переоценила вместимость нашего дома, - это уж точно. Старик, например, вчера вечером заявил, что поставил бы палатку на лужайке, если б знал, что люди будут спать на лестнице и он не сможет добраться до постели.
Но все-таки ему повезло, и до постели он добрался. Я же провел ночь на диване в гостиной, a потом часа четыре или пять болтался в коридоре, тщетно пытаясь проникнуть в ванную. К тому времени, когда мне наконец удалось завладеть ею, я был настроен весьма кисло по отношению ко всем этим людям, запрудившим наш дом, как и к остальным приглашенным, которые живут в разных концах города и ждут, чтобы их переправили в церковь. Будучи в расстроенных чувствах, я забываю закрыть дверь на задвижку, и настроение мое отнюдь не улучшается, когда она распахивается настежь и Дороти с Анджелой застают меня без штанов. Они весело хохочут, а я думаю: не свалиться ли мне с лестницы и не сломать ли себе ногу, чтобы доставить им еще больше удовольствия. Не люди, а уроды эти двойняшки, Дороти и Анджела, дочки тети Агнессы, одной из маминых сестер. Я знаю, наша Старушенция терпеть их не может, и Крис пригласила их быть шаферицами, только чтобы не обидеть тетю Агнессу: очень уж она чувствительная - из тех, кто всю жизнь выискивает то одну обиду, то другую. За все это время я лишь мельком видел Крис на площадке лестницы и, решив приободрить ее, шутливо заметил, что надеюсь, она не пожалеет о случившемся, когда все будет позади и они с Дэвидом сядут на поезд 3.45, который помчит их в Великую Столицу, но Крис лишь натянуто улыбнулась в ответ.
Ажиотаж захлестнул даже Старика.
Только я собрался спуститься вниз, чтобы взяться за дело, как он окликнул меня из спальни. Захожу к нему - он стоит перед зеркальным шкафом в майке и брюках.
- Послушай, Вик, - говорит он мне, - что ты скажешь насчет моих новых брюк?
Присаживаюсь на край постели и внимательно оглядываю его.
- Блеск, пап. Сидят что надо. Но конечно, нужно посмотреть, как будет с пиджаком.
- Сейчас я его натяну.
Он надевает пиджак и снова принимается рассматривать себя в зеркале. Дергает одним плечом, потом другим, точно портной оставил в пиджаке булавки.
- Что-то он, по-моему, мешковато сидит, - замечает он.
- Теперь так носят, пап, - говорю я. - Он лучше ляжет, когда ты наденешь рубашку и жилет. Только мне некогда ждать, пока ты все это проделаешь, - добавляю я, видя, что он озирается в поисках рубашки и жилета.
Старик у меня высокий, сухопарый, и костюм сидит на нем отлично, когда он не дергается. Костюм у него синий, даже темно-синий, в тоненькую серую полоску.
- Здорово он его сшил. - Протягиваю руку и щупаю материю. - А шерсть-то какая!
- Мда-а, - соглашается Старик с самодовольным видом, какой он иногда на себя напускает. - На материи меня не проведешь. Я сразу вижу хороший кусок… - И умолкает. Вид у него сегодня утром далеко не счастливый. - А вот хорошо ли он сшит, никак не пойму. Что-то мне в нем не нравится.
- Но ведь это же один из лучших портных в Крессли, пап. Иначе я б тебе его не посоветовал. - Я поднимаюсь с постели, на которой до сих пор сидел. - Посмотри, разве мой костюм плохо сшит, а?
Он внимательно осматривает меня в зеркале, но ничего не говорит.
- Цену-то он берет хорошую, это верно, помолчав, добавляет он. - Меня даже пот прошиб, как он сказал, сколько это будет стоить. До сих пор я еще ни разу не платил больше десяти-одиннадцати фунтов за костюм.
- Ну, сколько ты платил за него, ты скоро забудешь, а костюм еще долго тебе послужит, - говорю я. - Надо всегда смотреть вперед.
Мне уже поднадоел этот разговор - в сотый раз одно и то же.
- Может, и так, - Старик снова стянул с себя пиджак. - А все-таки надо было мне пойти к Ливерсиджу - это дело проверенное.
- И купить готовый костюм! Да они же там топором кроят.
Но Старика все равно не переубедишь, лучше оставить его в покое, пусть думает, что хочет. Он ведь исходит из прежних расчетов, когда люди получали по три фунта десять шиллингов в неделю, а костюм-то стоит полсотни.
- Ну ладно, - говорю я, - мне пора.
И, уже направляясь к двери, замечаю под стулом коричневые ботинки.
- Ты, надеюсь, не собираешься надевать их сегодня?
- А? - отзывается он. - Что?
- Коричневые ботинки.
- А почему нет? Это моя лучшая пара.
- Послушай, - говорю я, набираясь терпения, - не носят коричневые башмаки с темно-синим костюмом. Ты же слышал, что говорил Стэнли Холлоуэй, да?
- Но ведь то были похороны, - возражает он.
- Так же одеваются и на свадьбу. Ты что, хочешь, чтобы наша Крис со стыда сгорела? Подумай, сколько народу уставится на тебя, когда ты будешь стоять впереди.
- Никто меня и не заметит - все будут глазеть на Кристину.
- Кое-кто из этих наших гостей только и делает, что высматривает, где что не так, - сказал я. - Хотя больше половины сами ничего не понимают.
- А, черт! - срывается он вдруг. - До чего же я буду рад, когда все это кончится. Что ни делаю, все не так.
- Но тебе же говорят, как надо.
- Да не могу я надеть старые ботинки с новым костюмом, - упрямо стоит он на своем.
- Но коричневые ботинки ты тоже не можешь надеть. Я сейчас спущусь вниз, спрошу у матери - посмотрим, что она скажет.
Этот козырь уже не побьешь. Старик сдается.
- Обожди минутку. Ну, к чему еще ввязывать в это дело мать, у меня и без того забот хватает.
Тут снизу доносится голос нашей Старушенции:
- Виктор! Да где же ты, Виктор?! Такси ждет, поторапливайся, а то мы все опоздаем.
- Вот видишь, она сейчас сама ввяжется, если я не спущусь. - Я снова направляюсь к двери. - Только запомни: никаких коричневых ботинок! - И я выхожу из комнаты, предоставив вконец растерявшемуся Старику разглядывать себя в зеркале.
- Скорей, Виктор, скорей! - торопит меня Старушенция. Она стоит внизу у лестницы, точно военное судно на якоре, - большая, грузная. Волосы ее - как быстро стали они седеть! - тщательно подстрижены и уложены. - Будто не знаешь, что сейчас не время прохлаждаться!
Кому же это и знать, как не мне, ведь я сам составлял список гостей, за которыми надо заехать.
- Я там отца одевал.
- О господи, опять отец! - говорит она, закатывая глаза. - Много от него сегодня проку! - Я на минуту останавливаюсь перед зеркалом, чтобы причесаться. - Сойдет, сойдет и так, - говорит она. - Ведь не твоя же сегодня свадьба!