- Твоим соседям я, конечно, рассказала только об этой причине приезда, - добавила она. - Они ведь могли бы подумать, что я слишком смела.
Сэм был молчалив и задумчив, даже мрачен. Молли для него была всем в жизни, но он не хотел стать бесплатным приложением к выгодно приобретенной ферме миссис Бойд. Кроме того, манящая сила золота, сила, далекая от алчности, уже завладела им. Молли, чья интуиция была отточена, как меч, улавливала весь ход его мятежных мыслей. Наконец он заговорил с некоторым смущением:
- Видишь ли, Молли, я нашел жилу и должен вернуться к ней как можно скорее.
- Тогда лучше забудь обо мне, - проговорила она срывающимся голосом.
На следующий же день после того как она получила участок, она осмотрела его и уже мечтала превратить его в райский уголок. Влекущая власть земли не уступает манящей силе золота.
- Сэм, - сказала она со смешанным чувством грусти и обиды, - разве ты не знаешь, что ты бредил? Тебе следовало бы лежать в больнице, а ты ходил по чащам, карабкался по горам, голодал, и тебе мерещилась золотая жила, непогребенные мертвецы и еще всякая всячина. Я многое поняла, пока ты спал.
- Может быть, я и был какое-то время не в своем уме после этих скитаний, - с сомнением сказал Сэм. - Похоже на то. Только не сердись, Молли. Я соглашусь на все, что ты предлагаешь, но прежде выслушай меня. Какой сегодня день, ты сказала?
- Воскресенье, утро.
Некоторое время он сидел молча, в глубокой задумчивости, а затем начал рассказывать историю своих приключений и неудач. Он часто повторялся, пытаясь разобраться в последовательности событий, и, конечно, путал истинные факты с воображаемыми. Хотя мысли у него прояснились, он еще не мог отделить свои необычайные приключения от связанных с ними галлюцинаций.
- А теперь, Молли, - закончил он, - скажи, много ли в моем рассказе бредовых фантазий?
- Примерно девять десятых, - ласково ответила она. - Посмотри, все щели твоей хибарки светятся - на дворе уже утро. Готовься к вкусному завтраку, мы съедим его вместе. Можешь ты сидеть, прислонившись к стене? Вот так. Теперь я придвину стол… Ах! Он прибит к полу. Ну, ничего.
Сэм рассеянно наблюдал, как она сооружала около него импровизированный стол, и, когда она все приготовила к завтраку, спросил;
- А какая десятая - действительность?
- Все, до той минуты, когда ты свалился с обрыва, бедняжка. После этого ты только бродил по холмам в бреду. И не удивительно. Можешь поверить моему медицинскому опыту.
- Возможно, - ответил Сэм с сомнением в голосе. - В таком случае, жила действительно существует, а мешочек с золотом - бред. Может быть. Но разве я не… или мне приснилось, что я сделал это? Послушай, Молли, когда я пришел домой, я сунул платок с золотом в мешок на стене возле тебя.
- Бедный мальчик! - нежно прошептала Молли, ставя ящик из-под джина вверх дном и усаживаясь на него. - Подожди, я прочту молитву.
Она прочла молитву, и Сэм с удовольствием приступил к завтраку, какого у него не было уже давно. Но женщинам свойственно доводить свои победы до конца, снять с доски противника все фигуры до последней пешки, вместо того чтобы великодушно отойти, когда исход игры ясен. Поэтому Молли продолжала;
- Я разложу на столе все, что есть в этом мешке, когда ты достаточно подкрепишься завтраком, чтобы перенести этот удар. Золото! Золото! Ах, Сэм? Ты, может быть, нашел золото, но только в бреду - тонны золота - и держишься за эту мысль; ты ведь золотоискатель.
Она не убедила Сэма, но он больше не возвращался к этой теме; за завтраком они говорили о другом. Убрав со стола, настойчивая девушка, смеясь, сунула руку в мешок и вытащила оттуда красный с белым платок, в котором что-то было крепко завязано. Она слегка вскрикнула, узелок выскользнул из ее дрогнувших пальцев, и она невольно отпрянула от этого явного подтверждения реальности необычайных приключений ее возлюбленного. Но одна внешность не могла убедить ее дисциплинированный ум. Она была уверена, что содержимое свертка окажется новым доказательством расстроенного воображения. И действительно, при падении из узелка выглянул ржавый кусок железа.
Она положила платок на ящик у койки и уверенно и ловко развязала тугие узлы. И там, где слабый свет свечи боролся с рассветом, тускло заблестели золотые самородки, которые стоили фунтов двести. Взоры влюбленных встретились: в глазах Молли были изумление и растерянность, в глазах Сэма - мрачная серьезность и глубокая задумчивость. Но ни один из них не думал о стоимости этого золота.
- Ах, Молли, - сказал Сэм, размышляя вслух, - как не повезло бедняге, который нашел его. Он умер в одиночестве, беспомощный, искалеченный. Ему, наверное, долго пришлось ждать даже такого незавидного утешения, как смерть. Но он умер как мужчина - не унижаясь ни перед кем, не прося ни у кого, подчиняясь одному только господу богу.
- Сэм, - сказала Молли, запинаясь и тоже думая вслух, - ты должен уйти из этого ужасного места, как только сможешь ходить. Ведь могло случиться и так, что после тебя кто-нибудь другой пошел бы искать золото и нашел бы два трупа вместо одного… - Голос ее сорвался, и наступило долгое молчание.
Об остальном можно рассказать в двух словах. Молли, разумеется, настояла на своем; даже более того - Сэм безоговорочно сдался на все ее требования и заставил ее взять золото в качестве залога. На следующее утро она уехала домой; ее провожала чуть ли не половина поселка. Через неделю Сэм повел четырех друзей к жиле и отдал ее в их полное владение. И по обычаю тех мест (достойному, чтобы отметить его особо), Сэм не потребовал вознаграждения, и никому не пришло в голову его предлагать. А затем Сэм последовал за своей путеводной звездой в край, где горизонт шире, а местность ровнее.
Через шесть месяцев была проложена дорога к Рождественской жиле; первобытная тишина этого безлюдного места была нарушена женскими и детскими голосами, а мерный грохот четырехмолотковой дробилки заставлял без устали работать многоголосое эхо. Эту жилу нельзя было назвать золотым дном, но она приносила твердый доход, который помог одному из ее владельцев стать фермером, другому - лавочником, третьему - трактирщиком, а четвертому - хозяином птицеводческой фермы.
О дальнейшей судьбе Бойдов можно сказать только, что они живут спокойно и обеспеченно. Сэм принимает как должное то, что он стал советником графства, мировым судьей и членом церковного совета; Джолли приблизилась к совершенству, насколько это возможно на современном этапе развития добродетели. А рыжебородый незнакомец, который первым открыл золотую Рождественскую жилу, забыт так же, как гамлетовский Йорик.
Вильям Эстан
Под плетью, или Погибшая душа
Перевод В. Маянц
Удел человека, как известно, зависит от малейших превратностей судьбы, что в равной степени относится ко всем членам общества - к тем, кто на свободе, а также ко всем прочим, - и трудно было бы ожидать, что каторжники острова Норфолк в 184… году не подчинялись бы этому закону природы. Жизнь каторжника имеет много преимуществ. Например, не нужно ломать бритую голову над тем, как поддержать свою жизнь; не надо заботиться о том, что будешь есть и пить, во что оденешься, где заночуешь. Любвеобильное и благодетельное правительство избавило каторжника от ответственности во всех этих вопросах и таким образом спасло его от многих забот и терзаний. Но даже всемогущее правительство не могло воспрепятствовать тому, чтобы пустяки влияли на судьбу отдельных заключенных, да и всей каторги в целом. Система, которой удалось оградить своих заблуждающихся детей от многих жизненных невзгод, здесь оказалась бессильной.
Вот почему в том, что именно пустяк навсегда (по крайней мере здесь, на земле) отрезал путь к возможному исправлению для заключенного Уолтера Эдуарда Тэппина, № 18–969, осужденного по решению губернатора Рэди, не было ничего из ряда вон выходящего.
В Англии Тэппин был мэром какого-то города. Его осудили за подлог на двадцать один год каторжных работ на Земле Ван Димена; там, в городе Хобарте, он вновь нарушил закон, и тогда его как "каторжника, осужденного за повторное преступление", отправили на остров Норфолк. Первые несколько месяцев жизни в этой колонии он угрюмо покорялся судьбе; в ежегодном тюремном отчете против его фамилии поставили пометку "В", свидетельствовавшую о его добронравном поведении, что давало ему право занять высоко ценимую должность тюремного писаря. Служебные обязанности привели его к знакомству с отъявленным мерзавцем и провокатором Нэчбуллом (который впоследствии был повешен в Сиднее за убийство); как и следовало ожидать, этот негодяй аристократ стал злым гением бывшего мэра. Нэчбулл уговорил Тэппина примкнуть к очередному из тех заговоров, которые он часто устраивал с единственной целью выдать их участников, Тэппин дал согласие и, разумеется, был "продан". Его отстранили от должности (на которую в награду за предательство тут же был назначен Нэчбулл), и на очередном заседании чрезвычайная комиссия приговорила его на этот раз пожизненно. А это означало работу в Лонгриджском карьере. Там за какое-то незначительное нарушение тюремных правил Тэппин отсидел три дня в карцере. Через два дня после того, как он вышел оттуда, судьба сыграла с ним особенно скверную шутку, о которой и пойдет речь дальше. Волею судьбы мистер Дэррел, главный надзиратель Лонгриджа, пришел в ярость из-за пустяка, к которому он, заключенный Тэппин, был причастен не больше, чем "неродившийся младенец", по выражению каторжников.