Я в этот вечер пила совсем мало. Хотя и явилась на праздник, но настроение было у меня будничное. В основном я наблюдала за тем, что происходило в поле моего зрения. Да размышляла о своем. Очень не понравилось мне, как вела себя виновница торжества. Она очень красивая, лицом и фигурой напоминает Афродиту. Но слишком крупная, в отца. Почему-то невеселой она была в свой день рождения. Сидит за столом обособленно, пьет наравне с мужчинами. Держит в руках два граненых стакана: в одном - водка, в другом - вода. Только собралась опрокинуть один за другим, подходит отец, отнимет первый. Она машет рукой, расплескивая воду, хмурится, возмущается, что с нею так грубо поступили, требует, чтобы вернули ей то, что отобрали. Раздаются голоса. Пожилые женщины: мать, бабушка (родительница Родиона), а также свекровь Светланы? увещевают ее, советуют ограничиться уже выпитым. Она не желает никого слушать, но отец на уступку не идет… Танцует Света только с мужчинами, со всеми по очереди, исключая собственного мужа. Виснет на каждом, как будто принимает их всех за него. И это на глазах у своих ближайших родственников. Тут же бегает ее сынишка, третьеклассник. И никто не одергивает молодую женщину, словно в том, что она себе позволяет, нет ничего ее позорящего. Как будто все так и должно быть. Это же праздник, а на празднике, мол, каждый ведет себя, как ему заблагорассудится. Тем более, это же ее торжество. Муж Светы старается не смотреть на свою благоверную. Тоже напился. Лицо перекошено, сорочка вылезла из брюк, галстук на плече. Не одергивает жену, вообще к ней не приближается, думая, наверное, что лучше не придавать значения ее заскокам, иначе как же с нею дальше жить? Глаза его бегают, точно ищут кого-то и не находят. Будто "половину" свою не узнает. Или боится, что она вдруг исчезнет, удерет с кем-нибудь из мужиков, чтобы покататься на белом пароходе по реке, как Лариса с Паратовым, и хочет удостовериться, что она еще здесь и страшного ничего не случилось. Он высокий, но щуплый, как подросток, напоминает мне Карандышева.
Лида говорила, что он очень любит Свету. Когда, десять лет назад, он попросил ее руки и она ответила согласием, он даже заплакал от счастья. Вот теперь и плачет на всех пирушках, но уже по другой причине, когда она, накачавшись, начинает куролесить. Однако порвать с нею силы воли у него не хватает…
Тут вдруг приходит моя дочка. В голубом, очень ярком костюмчике из ситца. На правой руке обручальное колечко, в ушах - серьги, подаренные ей бабушкой, моей мамой, на длинной, как у Нефертити, шее - кулончик, хорошенькая, очень хорошенькая, тоже, наверное, красивая, но мне, ее матери, трудно судить, так ли это. Губки чуть подкрашены, волосы слегка завиты, сзади хвостик. Очень худенькая, чуть-чуть лишь поправилась за две недели, что прожила у бабушки. Всего чуточку. Но загорела, окрепла. Смотрит приветливо, держит за руку Полиночку. А та нисколько не оробела, попав в общество незнакомых людей, в шумную компанию. Пришли немного развеяться, пообщаться со Светланой, тетей Лидой и гостеприимным дядей Бродей. То, что он, чуть было, не облапошил свою тещу, нашу с Лидой маму, стараемся не вспоминать. Все-таки обворожительная улыбка хлебосольного хозяина дома - великая сила. Хочешь? не хочешь, но поддаешься ее обаянию. Того и глади все ему простишь, этому подхалиму, и позволишь вить из себя веревки. А Полиночку и Майю, как мне кажется, любит он на самом деле - отцовской любовью. Пожили бы девочки мои здесь, в Летнем, еще хотя бы столько же времени, набрались бы сил, которых так не хватает им там, на севере. Но Майя не может отложить отъезд, муж требует, чтобы они скорее возвращались. Да Майя и сама не хочет задерживаться. Нельзя молодого супруга надолго оставлять одного, если ты им дорожишь, разумеется. Мужчины! Можно ли на кого-либо из них положиться? Поверить в их надежность?
Живут мои взрослые дети между собой дружно. Всякое, вероятно, случается, но Майя умеет не обострять с супругом отношения. И если возникают какие-то противоречия, старается их сгладить, договориться с Петром по-хорошему, "спустить это дело на тормозах", как она выражается. Ей уже надоело жить на севере. Вреден климат этого края и для нее, и для Полины. Но Пете там нравится. И работа (он, оказывается, не геолог, а геофизик), и то, что продвинуться по службе на севере гораздо легче, нежели на большой земле. Он у нас "парень с головой"; всю жизнь ходить в подчиненных, имея высшее образование, не желает. И план в жизни у него такой: сперва - сделать себе отличную трудовую книжку, а затем уже вернуться в тот город, где они с Майей учились, где зимой живу я….
А еще, уже обоим, нравится им жить подальше от старших, от родителей, от его и Майечкиных. Быть самостоятельными. Когда нуждаются в помощи, вызывают меня, но чтобы осталась я у них насовсем - этого им не надо. Майя, вероятно, была бы "за", но Петя категорически (это его любимое слово) "против". Я не обижаюсь на него за это. Так, наверное, лучше для всех. Приезжая к ним, помогаю не только трудом, но и деньгами. Уму непостижимо это, тем не менее удается мне кое-что выкраивать для них из своей, меньше чем минимальной, пенсии. Им пока что ведь очень мало платят. Архангельская область - это же не крайний север, где труженики гребут деньги лопатой. Чтобы здесь хорошо зарабатывать, надо долго на этом месте прожить, укорениться, а они переехали туда всего лишь 3 года назад…
Еще я не сказала, что муж моей дочери удмурт. А внучка наполовину удмурточка. Эту национальность выдают ее пухлые щечки. Но она очень миленькая и умненькая (забегая вперед, скажу: среднюю школу она закончила в 16 лет с золотой медалью)…
Татьяна, старшая дочь Галины, тянется ко мне и всегда ставит меня в пример своей матери. Хвалит за то, что Майе помогаю. А главное - за то, что стараюсь молодым не мешать. Давно уже не секрет, что неудачная личная жизнь Тани на совести ее матери. В тот год, когда Татьяна вышла замуж, Галина только начинала сколачивать состояние. И Таня, и ее муж были студентами. Получали стипендию. Но разве на студенческую стипендию проживешь, если даже их две? Чтобы прокормиться, Равиль бросил институт и поступил на работу. Его сразу же взяли в армию. Отслужив, он вернулся домой (к своим родителям) с другой женщиной, на которой через некоторое время женился, расторгнув брак с Татьяной.
Как-то я сказала старшей сестре:
- Вот была бы твоя Татьяна замужем, меньше было бы у тебя проблем.
Она ответила:
- Ну и что же! Пусть Танька не замужем! Аля (младшая ее дочь) выйдет и прекрасно. Мне одного зятя хватит.
Зять нужен ей для того, чтобы водить машину, которая ржавеет у нее в гараже. Сама Галина за руль садиться трусит, хоть и получила водительские права. А муж ее не имеет таких прав. Он дальтоник…
Полину во время танца передавали из рук в руки. Но вдруг кто-то поставил ее на ноги. И что же? Она ничуть не растерялась (а было ей тогда всего-навсего три с половиной года) и сама пошла плясать. Начала выделывать такие фигуры, вертеть ручками, ножками и попкой, что все так и повалились кто куда со смеху. И давай в ладоши хлопать, приговаривая:
- Ай да Полина! Ай да молодец!
Всех взрослых женщин, толстушек неуклюжих, маленькая плясунья перещеголяла, можно сказать, за пояс заткнула. Но эта картина показалась Майе не совсем приличной. Она подхватила дочку и посадила к себе на колени. Вскоре мы ушли: Майя, я, Полиночка. Ей очень не хотелось расставаться с такими веселыми, нахваливающими ее тетеньками и дяденьками, с таким добрым, ласковым, всегда улыбающимся дядей Бродей.
- И зачем только я пришла сюда, да еще с Полиной? - сказала моя дочь, когда мы влезли в трамвай. - Водить ребенка на такие посиделки - только портить его…
- Да, - подтвердила я. - Это наша ошибка. Раз нельзя было оставить девочку дома, с прабабушкой, нужно было кому-то из нас, тебе или мне, остаться с нею. Век живи, век учись…
Это было, повторяю, 17 июля. До отъезда моих девочек оставалась всего неделя. Но за этот короткий промежуток времени произошло много важных событий.
На следующий после Светиных именин день отправились мы: я, Майя с Полиночкой и мама, а также Юдины со Светланой и ее мужем - всем своим "шалманом", как выразилась Лида, в сад. Нам предстояло, во-первых, собрать черную смородину, на которую в тот год был большой урожай, во-вторых, завершить начатую Родионом работу по обрезке деревьев, в-третьих, полить огород. Тот день был как раз поливной. А так как погода стояла жаркая, даже знойная, пропустить воду, которую качали насосами из близлежащего озера, было никак нельзя.