Пришли вовремя, до продавщицы осталось пять человек. Володя встал на законное место, Шляпка пошла в кассу.
Был спокоен: продавщица поставила на прилавок большую коробку, и Володя понимал, что ему продукта хватит. И он даже пожалел молоденькую эту продавщицу: поднимать тяжелые коробки, отвечать, много макарон или мало и есть ли смысл занимать очередь, отрезать талоны. Халат был одет на голое тело, и он пропотел, душно, все время толпы, вентиляции нет, пол все время грязный, да и каким ему быть, если всегда толпы. Да еще ломай эти макароны. Продавщица уколола палец о макаронину и с легкой гримаской боли пососала палец. Да, от такой работы ошалеешь.
Подошла Шляпка, протянула чеки и по-свойски улыбнулась. Можно было понять свойскую эту улыбку: во-первых, задние должны подумать, что они близкие люди, муж и жена, к примеру, во-вторых, человек и в самом деле рад, что сейчас просто так, без труда раздобудет макароны. Давай мешочек и постой в сторонке, сказал Володя. Нет, он не нахал, чтобы малознакомую женщину называть на ты, но ведь близкие люди, муж и жена, к примеру, не бывают на вы. Шляпка протянула мешочек, кило, сказала и отошла к пустому прилавку, где принимают молочные бутылки.
Чтобы облегчить продавщице работу, Володя взял ножницы и отрезал нужные талоны. Продавщица работала что автомат, лиц покупателей она уже не видела, молча протянула руку за полиэтиленовым мешочком, и, когда совала в мешочек пучок макарон, Володя мешочек услужливо придерживал. Когда подал Шляпке ее мешочек, она просто ну засияла от счастья, и улыбка была не кислая, не впол-лица, но открытая - да, человек счастлив, что так просто закрылся вопрос с макаронами, и он благодарен тебе за это.
А Володя в мыслях хватанул вот какое рассуждение: ну как просто обрадовать нашу женщину, где-то там, чтоб порадовать женщину, ты ей платье красивое купи, или, к примеру, туфли дорогие, или покорми черной икрой, у нас проще - купи ей кило макарон.
Да, а совместная удача, как известно, сближает людей, и они пошли на "поле дураков", весело болтая. Шляпка как бы охмелела от внезапного везения и во время разговора заискивающе смотрела в лицо Володе.
Когда встали перед желтым плащом, Володя, словно бы знаменитый математик, подсчитал, сколько примерно тратится на нос: протянуть кверху деньги, в протянутые руки получить набор, сунуть его в сумку, вскинуть ладонь за сдачей - на нос примерно две минуты. Потом, как полководец перед решающей битвой, он прошелся вдоль своего войска и насчитал тридцать человек. Сколько-то еще влезет на халяву, в общем, получается час, и никак не менее. Об этом он и доложил Шляпке. Только бы хватило, вздохнула она. Хватит, уверенно сказал Володя.
И тут хлынул дождь. Да какой сильный. Апрель, а ливень что в летнюю грозу. Хвост очереди разом смыло под козырек "Каблука", передние, понятно, остались терпеть. Повскидывались зонты. Жаль, зонт не захватила, пожаловалась Шляпка, знаете, я над "Каблуком" живу, вон мои окна на третьем этаже, вы постойте, а я за зонтом сбегаю. А ты сделай так: иди домой, желтый плащ виден из окна, как останется пять человек, спустишься.
Да, Шляпка была сражена: незнакомый человек из очереди заботится, чтобы ты не вымокла. Чудеса. Да, была сражена. А ты как же? А я не сахарный, не растаю. Она чуть поколебалась, а потом решительно сказала: пойдем ко мне, я займусь делами, а ты будешь из окна караулить очередь. Ну, если к тебе по-человечески, то и ты по-людски - так следовало понимать.
Такое решение Володе понравилось: когда льет дождь, худо ли сидеть в тепле и наблюдать, как мокнут людишки, вот сахарные они, интересно знать, или не сахарные, а если сахарные, то до конца растают или что-то все же останется. Ну какая хорошая женщина, чуть не восхищенно подумал он, да кто ж это чужого мужика, почти незнакомого в дом пускает? Хотя какой же он чужой, он почти родной - он человек из очереди. Который, к слову сказать, за просто так купил тебе кило макарон. И они пошли.
То была однокомнатная квартира с маленькими прихожей и кухней. Володя, понятно, надел шлепанцы и прошел за Шляпкой на кухню. Нет, Шляпкой она перестала быть, когда сняла шляпку и плащ. И Володя как бы по новой рассмотрел ее, и она оказалась вовсе молоденькой, лет двадцати пяти, - да, молоденькая и симпатичная женщина. Невысокого роста, тугонькая, да, очень симпатичная женщина.
Володя поставил табуретку к окну и сел на нее, он, понятно, стеснялся в чужой квартире и сиротски завел свои лапы (к тому же носки малость промокли, но целые носки, дырок, он проверил, не было) за ножки табуретки и стал наблюдать за очередью, сразу определив центр наблюдения - желтый плащ.
Есть хочешь? Нет, еще рано. Не нахал же он, в самом деле, чтоб придти в чужой дом и объедать чужого человека. Но чаю-то попьешь? Вот это можно, ну, если с дождя и чтоб согреться. Вместе с табуреткой он придвинулся к столу и выпил чашку чаю с овсяным печеньем (раньше стоило рубль восемьдесят, а теперь четыре пятьдесят, совсем оборзели начальники). Он, значит, выпил чаю, съел две печенюшки и снова занял наблюдательный пункт.
И чего-то ему стало очень уютно - ну какая хорошая женщина, в дом привела и чаем напоила, и ему вдруг показалось, что бывал в этой квартире много раз и знает женщину лет сто. Было уютно, и выходить под дождь совсем не хотелось, то есть человек совсем размяк от тепла и чаю.
А хозяйка вымыла чашки, ушла в комнату и чего-то там поделала, потом вошла в кухню, подошла к окну глянуть, а где, интересно, наш желтый плащ, и она чуть даже подалась вперед, чтоб получше рассмотреть очередь. И она так в это время понравилась Володе, что он разом взвелся, как бы позабыв, где он и что с ним, и он, значит, так взвелся, что неожиданно для себя погладил ногу хозяйке. Ты чего, спросила удивленно, то есть она никак не ожидала подобных действий со стороны, казалось бы, хорошего человека. Красивая и душевная ты женщина, дрогнувшим голосом сказал Володя и погладил ногу подробнее. Да, душевная и такая красивая, что я разом взвелся, в чем нетрудно убедиться. И я совсем одурел, такая ты красивая. Голова деревянная и ничего не соображает. Очень надо? Очень надо, признался Володя. Но мне-то не надо, честно предупредила хозяйка, мне эта физкультура не нужна, нет, ты не обижайся, а только мне эта физкультура вообще не нужна. И он сразу поверил - так оно и есть. И удивился, а как же ты с этим делом устраиваешься? Как все, ответила, только чтоб не обижать хорошего человека и не ссориться. Человеку же надо. К тому же имеет законное право. Да, красивая и душевная ты женщина, повторил Володя. С другой стороны, сразу нашелся, такое маленькое дело, и если человеку приятно, а тебе все равно и не убудет, так отчего не помочь человеку, если ему очень надо. Это верно, парень ты, я смотрю, хороший, но ведь очередь пропустим. Да где же пропустим? Там человек двадцать впереди, минут на сорок - вполне достаточно. Ладно, если уж ты так раззудился, все равно ведь не отстанешь, и она села к нему на колени.
От того ли, что он был в чужом доме, от того ли, что сидел на табуретке, труд этот скорым не получался. Нет, трудился Володя неторопливо и подробно. Он не мог отключиться полностью, и он видел, что хозяйка сперва посматривала в окно, наблюдая за очередью, но потом забыла про очередь и как-то страдальчески закрыла глаза, и лицо ее стало бледным, и Володя тоже забыл и про очередь эту треклятую, и что он в чужой квартире, и что сидит на табуретке, и было ему так легко, спокойно и уютно, как никогда в жизни.
А женщина вдруг уронила голову на его плечо, обняла его и неожиданно заплакала. Ты чего, почему-то шепотом спросил он. Как умерла, и никогда раньше, шепотом же ответила она. И он наверняка знал, это правда, она сейчас как умерла, и никогда раньше.
И словно бы защищая эту женщину от чего-то темного, чужого, Володя обнял ее накрепко, и казался он себе всесильным и всемогущим человеком, который защищает слабого малого ребенка от свирепостей жизни, он закрыл глаза и молча страдал, ему было жалко и себя, и эту женщину и хотелось выть, но он знал наверняка, что все это и называется счастьем. Которого не было прежде и наверняка не будет более никогда.
Но все же он спросил, очередь не пропустим, а черт с ней, с этой очередью, сказала женщина, жизнь дороже. Да, согласился Володя, жизнь дороже всего. И даже индийского чая.
1991
Командировка
Это очень старая история, но время от времени она всплывает, потому ее смело можно назвать бродячей историей.
А было примерно так. Три человека - два инженера и техник - поехали в командировку из Ленинграда в Москву. И это были на редкость пьющие люди. То есть днем, видно, они что-то делали по своим командировочным делам, зато вечером крепко врезали. Трудно сказать, как они пили, поровну, то есть каждому треть, или по справедливости, то есть влага на килограмм живого веса. Да, а техник был на редкость тщедушным человеком - маленький, как подросток, и тощий, что карандаш. Видать, все-таки пили поровну, потому что однажды утром они обнаружили, что техник во сне умер. Да, несправедливость природы: засыпаешь до удивления пьяненьким, а просыпаешься буквально совершенно абсолютно мертвеньким.
Какое горе - умер товарищ по работе. Да, большое горе - умер товарищ по работе! Но что делать? Им завтра уезжать, уже и билеты куплены. Они дают "молнию" на работу - вот такое горе, шлите деньги на гроб, чтоб достойно доставить товарища домой - иначе ведь никак. Работа - тоже срочно - прислала деньги.