Ее старческие глаза оставались сухими, но в надтреснутом голосе слышались слезы. Ина не знала, что еще сказать, но уходить пока что не хотела. Она пришла с детишками в надежде что-нибудь услышать от grand-maman… Она все еще ничего не знала, а узнать надо было так много. Надо было выяснить насчет великого Нечто, что произошло шестьдесят лет назад; grand-maman наверняка знала, но Ина не решалась затрагивать эту тему в разговоре с ней, боясь разворошить само Прошлое; если это сделать, то grand-maman станет худо и она может умереть… Нет, Ина надеялась, что ближе к вечеру кто-нибудь придет, с кем можно будет поговорить внизу в гостиной, потому что ей надо было узнать еще очень многое: какое наследство получила Элли, получила ли что-нибудь тетушка Отилия… Все это оставалось для Ины загадкой, она никак не могла это выяснить, но сегодня уж обязательно все узнает. И она спокойно сидела рядом со своей бабушкой, изредка произнося какие-нибудь два-три слова, а та была только рада, потому что не любила одиночества. Но когда таким образом прошло много времени, а других посетителей у grand-maman так и не появилось, Ина встала, попрощалась, спустилась вниз, поболтала еще немножко с Анной, но не ушла, а села в гостиной и сказала:
– Присядь тоже, Анна!
Старая служанка почтительно села на кончик стула, и разговор пошел о господине Такме.
– Мефрау Элли теперь разбогатела, – сказала Ина. – Ты не знаешь, Анна, какое наследство ей оставил господин Такма?
Но Анна не знала и только высказала предположение – подмигнув, – что наверняка что-то перепадет и мефрау Отилии; но в этот миг раздался звонок в дверь, и в гостиную семенящей походкой вошла чрезвычайно взволнованная Стефания де Ладерс.
– Maman по-прежнему ничего не знает? – спросила она шепотом; Анна уже ушла на кухню.
– Нет, – сказала Ина, – grand-maman ничего не знает, но с грустью смотрит на пустой стул господина Такмы.
– У нее никого нет?
– Только компаньонка.
– У меня грандиозные новости, – сказала Стефания.
Инна немедленно навострила уши.
– Какие, тетушка?
– Представь себе, я получила письмо от Терезы…
– От тетушки Терезы из Парижа?
– Да, от Терезы Ван дер Стаф… Она приезжает в Гаагу… Пишет, что во время молитвы на нее снизошло свыше – ох уж эти католические молитвы! – что она должна приехать в Гаагу повидать maman! Они не виделись уже много лет… Тереза уже много-много лет не была в Гааге; с ее стороны неправильно, так не положено… А теперь, видите ли, вздумала приехать, быть может, вздумала заразить maman своим католицизмом… на старости лет!
Это и правда была великая новость, и глаза Ины, обычно исполненные аристократической усталости, сейчас заблестели.
– Ах, значит, приедет тетушка Тереза! Это была очень важная новость.
– Может быть, тетя Тереза что-то знает, – сказала Ина.
– О чем?
– О том, помните… о чем мы в прошлый раз говорили… что papa знает уже шестьдесят лет, а дядя Даан…
Тетушка Стефания замахала руками, словно что-то от себя отгоняя.
– Понятия не имею, знает ли Тереза что-нибудь на сей счет. Но что я точно знаю, Ина, так это что лично я свою душу хочу сохранить в чистоте, что бы там ни произошло много лет назад, кто бы там ни грешил и ни вел себя, как не положено. Уберечься от грехов сегодняшних и так достаточно трудно. Нет, девочка, даже слышать об этом не хочу.
Она закрыла пронзительные птичьи глазки и так замотала дрожащей птичьей головкой, что старушечий чепчик затанцевал на ее жидких седых волосах; затем, чуть не споткнувшись о кошку, она шажок за шажком стала подниматься по лестнице, чтобы зайти к матери.
Ина осталась в гостиной в нерешительности, затем пошла в кухню, где Анна сказала:
– Ах мефрау… вы еще немного побудете у нас?
– Да… может быть, придет мефрау Отилия… Я хотела бы с ней поговорить.
Вполне может быть, подумала Анна, что мефрау Отилия сегодня придет. Но когда раздался звонок, она выглянула в окно и воскликнула:
– Нет, это господин Даан…
Не прошло и минуты, как Даан Деркс засунул свою голову с профилем, как у попугая, в приоткрытую дверь гостиной и, увидев Ину, сказал с волнением:
– У меня плохие новости!
– Плохие новости? – воскликнула Ина и навострила уши. – Какие же, дядюшка?
– Умер доктор Рулофс!
– Не может быть! – сказала Ина.
– Да, – сказал дядя Даан, стоя между напуганными Иной и Анной, с кошкой под ногами. – Доктор Рулофс умер. Апоплексический удар. Мне сообщили первому, потому что мой пансион ближе всего. Он слишком остро переживал смерть господина Такмы.
– Это ужасно, – сказала Ина. – Даже не знаю, как сообщить об этом grand-maman… Для нее это будет потрясение. А она ведь еще не знает даже о смерти господина Такмы.
– Да, трудно… Я послал записку твоему отцу, он должен сюда прийти, тогда мы обсудим, что делать и что говорить; может быть, сюда придут еще и другие…
– Боже мой, боже мой, боже мой! – вздыхала Анна.
Посмотрев на огонек в печке, ставший совсем слабеньким, и подумав, что в этот день в гостиной, наверное, еще долго будут сидеть люди, она потрясла задвижку поддувала, и огонек за слюдяной дверцей быстро разгорелся.
– Ах! – воскликнула Ина. – Grand-maman вряд ли переживет их надолго… Дядюшка, знаете ли вы, что в Гаагу скоро приедет тетушка Тереза? Тетушка Стефания получила от нее письмо… Ах, хоть бы они успели повидаться с grand-maman… Какая ужасная зима! И рара все время такой подавленный… Дядюшка, – спросила Ина (Анна, стоная и причитая, уже ушла на кухню, спотыкаясь о кошку), – дядюшка, скажите, пожалуйста, почему рара такой подавленный… с тех пор как вы приехали в Голландию?
– С тех пор как я приехал в Голландию, детка?
– Да… что-то случилось, отчего вы приехали в Голландию… и отчего рара такой подавленный.
– Не знаю, не знаю, детка…
– Что-то случилось, я знаю… я спрашиваю не из любопытства, а из-за рара… чтобы ему помочь… чтобы его поддержать… если какие-то неприятности… Может быть, в денежных вопросах…
– Нет, детка, деньги здесь ни при чем…
– Что же тогда случилось?
– Да ничего, детка, ничего не случилось.
– Но я же вижу, дядюшка, что что-то не так.
– Девочка, спроси сама у отца.
– Рара не желает об этом говорить.
– Но с какой стати я стану об этом говорить? – воскликнул Даан Деркс, насторожившись после Ининого наступления. – Но с какой стати я стану об этом говорить, Ина? Может быть… какие-то мелкие неприятности… в денежных вопросах… Но честное слово, не переживай, все будет в порядке.
Даан спрятался за напускным недовольством, что Ина чересчур сует нос в их денежные дела, и почесал в затылке. У Ины в глазах появилось устало-аристократическое выражение.
– Дядюшка, чужие денежные дела – le moindre de mes soucis… Я просто хотела выяснить… из любви к отцу…
– Ты хорошая дочь, мы все это знаем… Но вот и он, это он звонит!
И прежде чем Анна успела открыть дверь, Даан уже вышел в переднюю и впустил в дом Харольда Деркса.
– Значит, доктор Рулофс умер? – спросил Харольд, получивший записку от Даана уже после того, как Ина ушла из дома, чтобы вместе с Лили и детишками посетить прапрабабушку.
– Да, – сказал Даан, – умер.
Харольд Деркс опустился на стул с болезненным выражением.
– Рара, вам нехорошо?! – воскликнула Ина.
– Все в порядке, девочка, просто боли стали чуть сильнее, чем обычно… Все в порядке, все в порядке… Значит, доктор Рулофс умер!!!
Перед его глазами стояла та роковая грохочущая ливнем ночь; он видел себя, тринадцатилетнего мальчугана, и группу из трех человек, несущих труп, и голос матери, кричавшей: "О боже… нет, только не в реку…" На следующий день доктор Рулофс произвел осмотр тела и констатировал смерть в результате утопления!
– Значит, доктор Рулофс умер!!! Матушка еще ничего не знает?
– Нет, – сказал Даан. – Харольд, ты должен ей об этом сообщить.
– Я? – испугался Харольд Деркс. – Я? Я не могу… Это убьет мою мать… Я не могу убить свою мать…
И он уставился перед собой…
И увидел Это…
Оно шло мимо, как привидение с волочащимся шлейфом тумана, встававшего пеленой вокруг медленно, медленно идущей фигуры, и листья шуршали, шуршали… а из-за молчаливых деревьев грозили призраки, готовые выйти на дорожку и не пустить Это дальше… Потому что когда мать умрет, Это рухнет в пропасть…
– Я не могу убить свою мать! – повторил Харольд Деркс, его лицо исказилось от мучительной боли, и он с силой сжал руки.
– Но это невозможно скрывать, – тихо сказала Ина Анне, стоявшей тут же, бормоча что-то про себя, в полном расстройстве чувств…
Но опять позвонили, Анна открыла, вошел Антон: это был его день, в этот день, раз в неделю, он всегда навещал мать.
– У maman кто-нибудь есть?
– Тетушка Стефания, – ответила Ина.
– Что случилось? – спросил Антон, видя у нее на лице смятение.
– Умер доктор Рулофс.
– Умер?
Даан Деркс объяснил ему все вкратце.
– Мы обсуждаем, дядюшка, кто должен сообщить об этом grand-maman, – сказала Ина. – Может быть, вы можете?
– Лучше нет, – мрачно ответил Антон Деркс.