НЕЗНАЙКА НА ЛУНЕ
Чистое, не знающее пределов веселье, иссушает ум и сметливость, приводя душу в заблуждение относительно собственной природы.
Задумавшись, Незнайка неторопливо брел по лунной тропке, иногда срывая травинку, чтобы сосать. Его огненно-рыжие волосы сияли под солнцем, голубые глаза были печальны и светлы; с грустью он слушал вздохи радости, доносящиеся отовсюду, и даже блистательное море не могло успокоить роящихся в нем мыслей.
- Эй, друг, пошли, а ну, давай! - услышал он за спиной веселый клич.
Это был Козлик, щеки его были розовыми от восторга, и слюни уже готовы были течь с губ его поглупевшей головы.
- Ну что, брат Козлик… - рассудительно начал ответ Незнайка, - все дело в том, что убогость и тщета всегда присутствовали как в подлунном мире, так и в мире лунном, - в этом я мог убедиться на собственном опыте; и даже не то страшно, что царство Скуперфильдов и Жадингов отторгает духовное человеческое существо от вверенного ему Божьего мироздания, но печалит меня их глубокая внутренняя правота, ибо мы - всего лишь коротышки, как бы ни жаждали мы чего-то высшего и лучшего; и нет никакой разницы между тобой, Козлик, и Жулио, между мной и Скуперфильдом. Нас привезли на этот Остров дураков с целью превратить в баранов. Так вот, Козлик, мы бараны и есть! И грустно мне все это, поскольку, думаю, что и вся Луна - это тоже Остров дураков, а я пришел из другой страны.
Козлик задумался и сразу посерьезнел.
- Незнайка! Ты тысячу раз прав! - сказал он. - Прости меня, грешного, за то, что я забыл все твои речи и заветы, ибо ты - ученый, Незнайка, и ты знаешь, что я сам записывал твои слова, даже когда ты мне говорил, что я пишу все неверно. Но здесь я усомнился во всем этом, ибо даже Эразм Роттердамский хвалил глупость, и вот видишь - ты сам признаешь, что нет разницы между борьбой и бездеятельностью, между умом и глупостью, между тобой и Скуперфильдом. Но страшно мне от сомнений моих, и я каюсь и прошу тебя простить меня.
- Я не прощаю! - горячо воскликнул Незнайка. - Я сам никто, я здесь только посланник другого мира! Тысячу и тысячу раз повторял я вам - верьте в иное пришествие, ибо великий Знайка должен сойти к вам на Луну и накормить всех голодных своими гигантскими растениями! Я лишь предтеча, и мука ждет меня, но я сам верю в счастливое будущее всех коротышек на Луне!
Козлик подпрыгнул, и озорство засверкало в его взоре.
- Эх, Незнайка! А есть ли какая-то разница между растениями гигантскими и нормальными?!.. Стоит только захватить власть и убить Жадингов и К°, и мы засеем всю Луну множеством съедобных плодов и красивых цветов! Конечно, я верю в Знайку, но где он? Почему не прилетает? Почему он оставил нас?
Слезы закапали из глаз Незнайки, и он миролюбиво посмотрел в небо.
- Я не знаю, - сказал он. - Может быть, он хочет испытать нас. А может быть, его нет. И вообще, - он рассмеялся, - может быть, стоит действительно плюнуть на все и погрузиться в последнее веселье? Может быть, это - рай, ниспосланный нам Знайкой, а баран есть высшая стадия развития коротышки?
Козлик расцвел, как образец гигантского цветочного растения, и встал, словно ребенок, приобнимая друга за плечо.
- Вперед, товарищ! Вся Луна - безвидна и темна, и нам остается только воспринять все это как есть! Блаженны дураки, ибо у них есть свой остров!
- Верно, дружище! - весело согласился Незнайка. - Единственно, что я знаю, это то, что я ничего не знаю, и, может быть, глупо искать Знайку там, где его нет! Мы будем пить! Неси же вина, дорогой Козлик, зови прекрасных женщин, и мы переселимся в мир иной под чарующие звуки зурны!
Они побежали вперед и вперед, спускаясь с холмов к морю, где обнаженные красавицы и приятные дамы ждали их общества, соблазнительно расположившись на лунном грунте, и музыка гремела повсюду, и вкусные яблоки росли прямо у воды. Словно было воскресенье или просто прекрасный день, лица занимающихся кайфом коротышек были лишены всего неприятного и гневного, и, казалось, что только дурак может вернуться отсюда в страшный ад индустриального города!
Незнайка снял штаны и отбросил их далеко-далеко, как будто кончал со своими комплексами и умствованиями и начинал новую жизнь, возвращаясь в животное неведение добра и зла, которые остались где-то вдали от здешнего счастливого места, по ту сторону Острова дураков. И Козлик тоже ухмылялся и тер ладони, предвкушая неземные радости.
Все было чудесно, и жаль, что Знайки не было с ними, ибо они, наверное, разбили бы его толстые очки, приглашая его душу к соединению с возлюбленными ближними.
В глазах некоей девы Незнайка прочел любовь и уважение к своей особе, и, запечатлев поцелуй на ее томном рте, он занялся любовью с чудесной лунной негритянкой, которая рдела на жарком песке, словно Аэлита, убежавшая на необитаемый остров.
Козлик обхаживал двух светских дам, не желающих приступить к приятному единению без предыдущей философической беседы.
- Вы, мадам, - говорил Козлик, откусывая кончик сигары, - хуже понимаете значение теории структур, нежели вы, мадам. Вы сами являетесь этой структурой, так же, как и я, мадам. Связь между нами функциональна, как и между нами, мадам.
Дамы расположились в шезлонгах и целовали у Козлика ручки. Козлик был счастлив и смотрел на горизонт, утверждаясь в мысли, что Луна - кругла, как апельсин.
В это время Незнайка, зайдя в чудный кабачок, пил маленький двойной и размышлял о сущем.
Потом он встал и пошел к Козлику.
- Эй, Козлик! - крикнул он, высматривая друга в методичном покачивании трахающихся на пляже тел.
И спустя какое-то мгновение недовольное личико приподнялось над поверхностью.
- Незнайка, нельзя так обламывать! - сказал ему женский голос, грозя пальчиком. - Козлик сейчас занят, подождите его чуть-чуть.
Незнайка сел на камень, закурил.
Козлик пришел - полуголый и счастливый.
- Это - дама, приятная во всех отношениях! - сообщил он, приобняв друга за талию.
- Я знаю, Козлик, - сказал Незнайка. - Но грустно мне опять почему-то. Ведь мы в клетке, мы здесь, словно обезьяны, зачинающие детенышей на радость людской толпе. Я осмотрел почти всех коротышек, но все они слишком мелкие. Нам нужна власть, понимаешь, Козлик, потому что мы все равны; и несправедливо нам с тобой сейчас кайфовать, в то время как наши братья в городах не имеют никакой работы и ночуют под мостами и на скамейках!..
- Ты прав, конечно, но что же нам делать?
- Мы должны восстать и свергнуть для начала руководство Острова дураков.
- Незнайка, - вкрадчиво произнес Козлик, - но здесь же слишком вредный воздух. Пока мы будем все это делать, мы обязательно превратимся в баранов, а тогда - прощай, великие идеи! Я считаю, что нам нужно бежать отсюда, бежать во что бы то ни стало, и там - за океаном образовать подпольную партию с целью свержения руководства Острова дураков!
- Нет, брат, - резко сказал Незнайка, - ты это брось. Здесь моя судьба, и я разделю ее с моими ближними. Чем я лучше самого последнего из здешних коротышек?
- Ты - самый умный из нас, - серьезно ответил Козлик.
Они помолчали, думая о чем-то своем.
Потом Козлик крякнул, ударил себя по коленям и сказал:
- А может, ты и прав, черт этакий! Пойдем, пропустим по рюмочке в честь нашей победы!
- Вот это другой разговор, брат! - улыбнулся Незнайка, и они пошли.
Был уже вечер, свет мерк внутри лунной тверди, и где-то вдалеке, наверное, голубела загадочная Земля, на которой росли гигантские растения.
В баре им налили виски, и Козлик хватанул стакан, не закусывая. Незнайка попросил содовой и медленно потягивал напиток, не в состоянии избавиться от тревожных настроений. Они пьянели, чувствуя недостижимость своих задач.
Незнайка вдруг ударил по столу кулаком, словно готовый сопротивляться до последнего.
- Козлик… - мучительно произнес он. - Пошло все к черту… Где эти… бабы… как их там…
- Успокойся, брат, я сейчас, - сказал Козлик, что-то шепнув бармену.
- Козлик… - повторил Незнайка, оседая на стол. - Где эти тупые голые тела… этих ярких женщин…
- Не волнуйся, друг, все в порядке, ты лучше поспи, - озабоченно тараторил Козлик, выпивая стакан водки.
- Козлик… - опять повторил Незнайка, потом крикнул что-то очень громкое и рухнул на пол, извиваясь в судорогах, словно готовился стать матерью.
- Что с тобой? - спросил его Козлик, наклоняясь.
Но Незнайка, ударяясь головой о пол бара, уже ничего не мог слышать; он дергался и кривлялся, точно больной, закрыл глаза, словно возбужденная женщина, и повторял онемелым языком только одно членораздельное слово - "бараны" - совсем как Распутин в фильме Элема Климова.
- Оставьте его, - улыбнулся бармен. - Не видите разве, что он уже шерстяной?
- Нет! - вскричал Козлик, отступив. - Только не он… Ты видишь? - сказал он, подняв глаза кверху. - Ты слышишь? И ничего не сделаешь? Так будь же проклят!
Он бережно погладил уже вполне баранью мордочку Незнайки и вышел из бара, ни на кого не оглядываясь.