Повесть из журнала Искатель. № 155. 1986 № 5.
Валерий Алексеев
Звезда Сириама
1
Мне снились заснеженные сады в голубых и розовых тенях, ветки деревьев, толсто облепленные инеем. Мне снилось морозное солнце, встающее между домами в сером искрящемся небе. Я слышал хруст морозного снега и щебет заиндевелых троллейбусных проводов… Тепло, даже жарко идти в распахнутом пальто по морозцу, но что там гремит впереди? Черный, в огнях, котлован среди снега, глубокий, как преисподняя, там забивают в мерзлый грунт сваи: бух, бух, бух…
Вскочил, сердце бьется от духоты. Лениво пощелкивая, вертится под потолком гигантский пропеллер фена. Сквозь жалюзи в комнату ломится нестерпимо яркое солнце. В ванной комнате плеск воды: Инка принимает душ и что-то по обыкновению напевает слабеньким голоском. Я потянул за шнур, планки жалюзи повернулись, и глазам моим открылось привычное сияние тропического утра: в ярко-синем небе - кроны молодых пальм, подбирающих у висков свои листья, ниже - цветущие магнолии, трава усыпана желтыми крупными листьями вечного листопада, по красным дорожкам идут торговки с подносами на головах, монахи в оранжевых тогах, ни дать ни взять римские сенаторы с черными горшками для милостыни в руках. Благословенная Бирма, второй год без зимы, без мороза и снега, отпуск у нас с Инкой в апреле, но апрель в Москве - это уже не зима.
А ведь стучат, в самом деле стучат, бухают в дверь кулаками с истинно русским усердием. Бирманец не позволит себе так ломиться.
Наскоро натянув брюки, я выбежал в холл. Босым ногам горячо ступать по нагретому линолеуму. В центре двусветного холла сидит наш Мефодий - серый, совершенно обрусевший котяра, смотрит на дверь. Повернулся ко мне, раскрыл розовую мохнатую пасть, недовольно мяукнул.
- И когда ты научишься дверь открывать? - попенял я ему. - Такое самостоятельное животное.
- Эй, люди! - зычно крикнули за дверью. - Час до вылета, вы что, ошалели?
Дверь опять задребезжала от кулачных ударов.
Я открыл - на пороге стоял Володя. Заспанный, пухленький, сердитый.
- Ну и нервы! - сказал он, входя.
На плече у него щегольская клетчатая сумка, за собою он втянул такой же клетчатый кофр на колесиках.
- А у нас все готово. - Я кивнул на баулы, аккуратно составленные вдоль стенки.
- Ничего себе, - хмыкнул Володя, критически оглядев наш багаж. - На полгода, что ли, собрались?
Он поставил свои сумки рядом, сел в плетеное кресло, достал пачку сигарет, закурил. Володя был одет как заправский турист: рубаха нараспашку, вся в безумных павлинах, белесые джинсы, кепочка гольфиста с длинным козырьком, толстые синие слипы на босу ногу.
- Все-таки решился составить нам компанию? - спросил я его.
- А, - Володя махнул рукой и ухмыльнулся какой-то импортной улыбкой, подтянув верхнюю губу под нос. - Превозмог меня старик. Произнес и исчислил.
Профессиональные переводчики (а Володя переводчик аппарата экономсоветника в Бирме) часто играют с языком: привычка, даже навязчивая. Некоторые в русскую речь вставляют нарочито исковерканные иностранные словечки ("Вот ту ду?", "Фэр-то ко?", "Пуар труф"). Володя пошел по другому пути. Он обогащает родной язык, портя глагольное управление. Временами это забавно, иногда раздражает. Скажем, "он меня предпослал" означает "обругал, не дав сказать ни слова". А "я его воздвиг" - "убедил, привел неотразимый довод".
Вышла Инка - новенькая, свежевымытая, босиком, но уже одетая по-дорожному.
- Боже мой, - насмешливо проговорила она, - кого я вижу! И красив, ну просто одуряюще красив!
- Ничего рубаха, а? - польщенный, спросил Володя. Таким комплиментом его было не пронять. - Верите, всего второй раз надеваю. Старик не одобряет: в петухах, говорит, на службу чтоб не ходить.
Старик - это наш советник, Соболев Сергей Сергеич. Фамилия ему идет: серебристо-седой, дородный, ослепительно чистый старик. Правда, ворчлив, в соответствии с возрастом даже брюзглив. "Ну, Александр Петрович, - это он меня имеет в виду, - ну что такое, отчет для министерства не готов, а вы о каких-то каникулах, о какой-то поездке, в какой-то там Тенассерим… Ах вот это и есть ваш отчет? Хитрец, однако, все предусмотрел…" "Сергей Сергеич, - напомнил я ему, - подорожную нам выписали на троих советских. Может, вставить кого-нибудь из наших для компании? Не скоро еще такой случай представится". - "Да кого? Меня, что ли? - проворчал старик. - Все в моем аппарате делом заняты. Я бы без Володи недельку обошелся, да не поедет он с вами, боится амебной дезинтерии. Вы сами… поосторожнее там. Подумаешь, Тенассерим. Что вы забыли там, в этом Тенассериме? Зато вы не были на островах Чао-Пыо, а я был. Вот так, Александр Петрович". Инка сидела поодаль от начальственного стола, тихая, как мышка (пустит? не пустит? ей очень хотелось). Старик сурово посмотрел на нее и сказал: "А вы, любезнейшая Инна Сергеевна, присматривайте там за своим супругом, чтоб далеко от берега не отплывал. Съедят его акулы - как будем в вашем Минвузе объясняться?"
- Значит, все-таки советник тебя воздвиг? - спросила Володю Инка.
- А куда ж мне деваться, - добродушно ответил Володя. - Случится там с вами что-нибудь - он мне век не забудет. Вот и получается: вы какие-то свои фантазмы преследуете, а я из-за вас безвинно страдаю. И за это вы меня будете всю неделю пивом поить, вот такое условие.
2
Минут через пятнадцать, когда мы уже собрались, в дверь осторожно постучали. Это была миссис Рузи, сухонькая темнокожая индианка, консьержка нашего дома. Мы еще вчера договорились, что она будет присматривать за нашей квартирой и не даст в обиду Мефодия, на которого кое-кто из жителей квартала имел гастрономические виды. Кошек в Бирме едят не от голода: они тут считаются деликатесом.
Я передал миссис Рузи ключи от квартиры, а Инка рассказала все, что нужно, о привычках Мефодия.
- Сэйя, - сказала мне миссис Рузи, доставая из складок своего темно-фиолетового сари пластмассовую черную баночку. - Сэйя, в Тенассериме много змей… - Она очень выразительно выговорила "Э лот он снэйкс", и Володя крякнул и заерзал в кресле. - Если, не дай бог, случится что-нибудь, вот этот балм… это очень надежный балм, носите его всегда с собой, даже в море, он не боится воды… Надо сразу же смазать укушенное место, только не самую ранку, а вокруг…
Я нарочно сказал "самое", чтобы передать хоть отчасти изысканность ее речи. Даже Володя, слушая миссис Рузи, умилялся: "Ну, совершенно викторианский язык!"
- Это место немного похолодеет, - продолжала миссис Рузи, - и человек заснет на день или на два, не следует опасаться, пусть только он не находится на солнцепеке.
- Кто как, а я уже похолодел, - пробормотал Володя.
Он встал, подошел ко мне, взял у меня из рук баночку, решительно открыл ее, понюхал и начал было обсуждать с миссис Рузи какие-то медицинские тонкости. Но старушка не совсем понимала его американизированный "инглиш".
- Есть два типа змеиного яда, - внушал ей Володя. - Один действует на кровь, другой - на нервы…
Однако старушка упорно твердила, что ее балм универсален.
- Оставь в покое женщину, зануда, - сердита сказала Инка по-русски. - Ты сам на нервы действуешь, лучше тогда сиди дома.
Эта отповедь подействовала на Володю благотворно. Он сразу притих и, сев на корточки, принялся неумело заигрывать с Мефодием, которого это удивило. Володя не раз внушал нам, что вместе с Мефодием в наш дом вошла зараза. По-видимому, приятель наш готовил себя к снятию биологической блокады.
Мы поблагодарили миссис Рузи за рекомендации, попрощались с ней, взяли свои баулы и вступили, как выразился Володя, "на каменистый путь приключений".
Советник оказался настолько любезен, что прислал Володю на "Волге" и тем избавил нас от хлопот с такси. Шофер аппарата Мья Тве, смышленый миловидный паренек, довольно бегло говоривший по-русски и охотно откликавшийся на имя Матвей, был в совершенном восторге от нашего плана провести неделю в Тенассериме.
- Там очень хорошо, сэйя, очень! - говорил он, выводя машину на широкую улицу Пром, ведущую к аэропорту. - Такой большой пляж, такое теплое море!
- Даже сейчас, в декабре?
- Даже сейчас! Можно плыть много-много!
- А акулы там есть? - сурово спросил Володя. - Акулы, шаркс!
- О, акулы! - широко улыбаясь, Мья Тве с удовольствием повторил новое для него слово и для выразительности щелкнул зубами. - Конечно, есть, мастер! Много-много, стоят мало-мало! Очень вкусный!
- Я тоже вкусный, - буркнул Володя, и Мья Тве, оценив шутку, радостно захохотал.
Погода стояла великолепная. Впрочем, здесь, в Рангуне, эта фраза вряд ли имеет смысл. Погода стояла точно такая, какая стояла всегда, за исключением сезона дождей и апрельской жары, о которой мы с Инкой знали только понаслышке: в апреле - мае у нас отпуск.
Ярко-синее, без единого облачка небо было все в кружевах листьев и пальмовых крон, кабина наполнена теплым солнечным ветром. Мимо проносились большие и малые, беленые и золоченые пагоды, черные особняки с белыми наличниками и карнизами между водопадами усыпанной цветами густой зеленой листвы.
- А большие там акулы? - спросил через некоторое время Володя.
- О, большие, мастер! - весело отвечал Мья Тве. - Как автобус!