- Во что ты играешь? Не успел войти - несешь всякую чушь!
Тристан резко от нее отвернулся.
- Ты уходишь?
Он молча направился к выходу, элегантный и невозмутимый.
- Ты сумасшедший.
Он закрыл за собой дверь. А. улыбнулась, словно зная, что он сейчас же вернется.
Не прошло и минуты - раздался звонок.
Тристан ждал на лестничной площадке, прекрасно понимая, что смешон. В самом деле, во что он играет? Он позвонил еще раз. Она не открывала. "Да что она там делает?" В какой-то момент ему показалось, что она не откроет. Она восхищала его все больше.
Он размышлял о том, что сказал ей про девушек с панели. Всякий раз при встрече с проституткой его охватывало странное, противоречивое влечение. И в некотором роде то же самое чувство он испытывал к женщинам, с которыми периодически встречался и которых из вежливости называл любовницами. Разве у меня не было когда-то счастливого детства? И почему же оно завело меня в эти шумные бетонные улицы без единой травинки? Ведь еще свежи воспоминания о ковре-самолете, который мчал мои любовные мечты. Печально, что сегодня это прекрасное прошлое лишь питает мой скептицизм и уверенность в непоправимой утрате.
Он все еще находился на площадке, когда наконец услышал за дверью шаги. И дверь открылась. А. стояла перед ним нагая. Он некоторое время смотрел на нее: она была действительно прекрасна. Она взяла его за руку, отвела в салон и, прильнув к нему, прошептала на ухо: "Я тоже".
Тристану потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, о чем это она.
26.
Они занимались любовью в салоне. Казалось, А. полна неподдельной страсти, и Тристан дивился своему безразличию. Он ни на секунду не терял голову: он мог разглядывать ее, любоваться собой в объятиях великолепной женщины, но все это лишь тешило его самолюбие.
То не было сладострастием, которого он жаждал, сладострастием, способным вырвать его из объятий Амели, сделать неотвратимыми и расставание с ней, и радость, которую сулил этот шаг. Он уже начинал жалеть о своем поведении. Еще чуть-чуть, и он бы все сломал, как неловкий ребенок, еще не умеющий играть на скрипке.
А. лежала, прижавшись к нему всем телом. Ее бедра были влажными от пота любовных утех. Тристан не знал, что сказать, и испытывал некоторую неловкость, он осознавал, что впервые чувствовал себя с А. не в своей тарелке. Но была ли это все та же женщина?
Ему казалось, что он открыл те шлюзы, которые всегда предпочитал видеть закрытыми, и в тот же момент он понял, что дальнейшие отношения с А. станут совершенно невозможными. Повеяло холодком. "И что я тут забыл?" - спросил он себя.
Она встала, отлучилась на некоторое время, вернулась с сигаретами и пепельницей.
- Ты будешь?
Он был удивлен ее нежной улыбке. Стало быть, она настолько далека от того, что чувствовал он в тот же самый момент. В ее улыбке угадывался триумф, это его неприятно поразило, но вместе с тем позволило облечь все свои угрызения в более конкретную форму.
- Нет, спасибо, мне пора на работу.
Она посмотрела на него, удивленно вскинув брови.
- На работу?
Тристан поднялся. Глубоко уязвленная, она отбросила сигареты и приняла тот высокомерный вид, который так ему нравился.
- Могу я задать тебе один вопрос?
Он обернулся.
- Какой?
- Чего именно ты добиваешься?
- Вот именно этого я и сам не знаю.
Она раздраженно подошла к двери, распахнула ее и еле заметно кивнула ему головой - само собой, это было приглашением.
- Убирайся из моего дома. И заодно из моей жизни!
Дверь захлопнулась. Несколько секунд он постоял в темноте. Решительно, женщины абсолютно ничего не понимают, именно поэтому они и прекрасны. Он колебался: позвонить еще раз или же не стоит? Началась новая пытка - теперь его терзали сомнения: быть может, он ее все-таки немножко любит? Тристан спустился вниз по лестнице в том же состоянии неопределенности, в котором чуть раньше поднимался наверх, вспоминая, как иногда в детстве он собирал на пляже белые ракушки. Их можно было увезти далеко от моря и все равно слышать в них шум прибоя, всегда слышать шум разбивающихся волн.
27.
Он зашел в свою тайную квартиру, принял душ. Это не избавило его от мрачного настроения, и он отправился домой. Когда он входил в подъезд, начался дождь. Амели принимала ванну. Он поцеловал ее в лоб. Тристан ясно осознавал всю комичность ситуации.
Мне кажется, любой человек, пусть даже самый волевой и непогрешимый, всегда подчинен некой внутренней силе, которая исподволь вынуждает его изменять самому себе, быть не тем, кто он есть. И процесс этот обратим лишь тогда, когда доходишь до отвращения к самому себе. Как будто, лишь опустившись, можно познать истинное величие того, кем хотел бы стать. Тристан как раз достиг этого состояния. Не столько ситуация, сколько он сам казался смешон самому себе. У него действительно больше не оставалось выбора. Ему предстояло пересмотреть всю свою жизнь.
Он прилег на диван в салоне. Дверь ванной была открыта, и оттуда доносился шум воды. Тристан притворялся, будто все еще ищет ответ, но теперь он уже был уверен, что расстанется с Амели. Он не видел другого выхода. Вот только не знал, как ей об этом сказать. Он пытался представить себе эту сцену. Что она сделает? Куда пойдет? Он горько пожалел о том, что в свое время расторг контракт на аренду квартиры, в которой она жила до встречи с ним. Все могло бы быть намного проще.
Как ей сказать? Он расстанется с ней самым достойным образом, не опускаясь до подлости. Ибо при расставаниях подлость проявляется рефлекторно, самым невинным образом.
Тристан наблюдал за ходом своих мыслей и удивлялся тому, насколько они опережают реальность. Так, мысленно он уже расстался с Амели. На самом же деле, подобно многим, он зачастую занимал опасно снисходительную позицию по отношению ко всему, что с ним происходило: в своей жизни он был всего лишь самым внимательным наблюдателем. Он врал самому себе, чтобы предугадать последствия решений, которые ему предстояло принять. Он считал, что уже решил расстаться с ней, в то время как сам все еще блуждал во мраке сомнений. Как перестраховщик, он передергивал собственные мысли, пытаясь представить то, с чем ему придется столкнуться, если вдруг он осмелится однажды по-настоящему задуматься над тем, о чем якобы думает сейчас. Короче говоря, с начала дня он не сильно продвинулся в своих поисках решения и ненавидел себя за эту слабость.
28.
Амели вошла в салон. Она была закутана в широкое белое полотенце. У нее были мокрые волосы. Она смеялась. Этот смех пронзил сердце Тристана.
- Я похожа на мокрого бобика, - сказала она.
В этот момент он подумал о том, что собирался ей сказать, и почувствовал физическую боль. В конечном счете он не смог бы дать ей многого.
- Как прошел день? - спросила она.
- Ничего особенного. Как твой живот, все хорошо?
Она слегка пожала плечами и пошла в спальню одеться. Он последовал за ней и зашел в ванную. Она рассказывала про своих учеников. Один из них притащил с собой спичечный коробок, и на перемене это стало причиной всеобщего оживления… Тристан слушал отстраненно, подыскивая слова. Внезапно он увидел свое отражение и вновь уловил в своем взгляде неутолимую жажду разрушения.
Амели в этот момент оказалась за его спиной и, заметив в зеркале выражение его лица, ужаснулась.
Порою Тристану открывались самые темные стороны его души, его чрезмерная жестокость, из-за которой он был способен убить, уничтожить. Пусть это были всего лишь неосознанные стремления, но он знал, что насилие тоже позволяет возвыситься. Некоторые мистики скажут, что присутствие Бога ощущаешь не в покое и тиши уединения, а именно в крайних проявлениях чувств: через страдания, слезы и унижения.
- Что с тобой?
Тристан взял себя в руки, повернулся и обнял ее. Он чувствовал, что неспособен причинить ей боль. Он думал об этой маленькой женщине, с которой однажды случайно столкнулся на площади Сен-Сюльпис, об этой женщине его мечты. Она появилась в лучах майского солнца подобно чуду. На ней было голубое платье с глубоким декольте, справа в волосах красовалась заколка. Помните это время года, когда женщины примиряются с климатом и по возможности стараются обнажиться? Все эти открытые плечи, затылки, сияющие майские улыбки. Что такое красота? Скромность, ответила бы Амели. О да, конечно, но когда она скрыта, незаметна, когда уступает место женской дерзости. Не подскажете, где находится польский книжный? Тристан вспоминает этот момент как один из самых прекрасных в своей жизни. Как он мог допустить, чтобы все настолько испортилось?
Он долго смотрит на Амели. Он вспоминает всю их историю, историю, которую еще минуту тому назад собирался похоронить. Амели стоит перед ним, в ее глазах можно прочесть все их прошлое: он дошел до того, что совершенно спутал чувства с воспоминаниями.
Она не понимает, что с ним происходит. И потому переспрашивает с некоторым смущением:
- Что с тобой, в чем дело?
- Дело в том, что я люблю тебя, вот и все.
Она смотрит на него взволнованно.
Раз говорит, что любит, зачем же тогда встречается с другими? И как только она его терпит? Если бы у нее хватило смелости, она бы ушла. Но она прекрасно знает, что не уйдет никогда. Она так сильно его любит, что предпочитает быть с ним любой ценой, даже ценой самоунижения.
Тронутый ее красотой, он сжимает ее в объятиях. Сейчас, когда она рядом, он понимает, что не в состоянии оставить ее. Он слишком привязан к ней. "Я не могу без нее жить, - думает он, разыгрывая перед самим собой любовную комедию и от души восторгаясь этим занимательным зрелищем. - Я люблю ее".