2
Начало военной науки Керим постигал с новобранцами в полку, расположенном довольно далеко от фронта, и пороху, как говорится, пока еще не нюхал. Но и без того пришлось несладко - тяжелые кургузые ботинки были куда неудобнее привычных чокаев, домашние шерстяные портянки пришлось сменить на бязевые, а они то и дело сбивались, натирали ноги в кровь. Что же касается еды, то лучше вовсе не думать о ней: горстка гороха, перловки или сечки - разве это пища для здорового парня, целый день проводящего на ногах? Один смех, да и только, воробьиная доля!
Но смеяться не хотелось. Керим понимал, что не то сейчас время, чтобы о желудке заботиться, как бы он ни напоминал о себе. Глаза всех новобранцев были заняты только оружием, уши - сводками Совинформбюро, а мысли бились единственным желанием: поскорее на фронт. Что там, на фронте, никто, конечно, не знал и толком не представлял, но все рвались туда. Встречались, понятно, и ловкачи, норовящие за чужим горбом отсидеться где-нибудь в каптерке ОВС, но таких были считанные единицы; Керим их даже презирать не умел, он их попросту не замечал.
Месяц пролетел как один день. Новобранцев распределили по подразделениям, располагающимся ближе к фронту. Кое-кому повезло - попали прямо в маршевые роты, а Керима направили в БАО. Название поначалу казалось загадочным, а после выяснилось, что это просто-напросто самолеты обслуживать надо - охранять их, чистить, грузить. Интересного, в общем, мало, хотя и скучать не приходилось. На фронт бы, на фронт!
Вскоре, однако, Керим понял, что и в БАО - не на званом тое. Обнаружил их самолет-разведчик противника, за ним бомбардировщики, налетели, и Керим ощутимо почувствовал, что такое боевая обстановка. Долго очухаться не мог. Но ко всему человек приспосабливается - притерпелись и к бомбежкам. Их, кстати, не так уж много было. А когда полк обосновался в лесу, налеты и вовсе прекратились.
Кериму очень хотелось получить настоящую военную специальность. Однако он не отлынивал и от своих обязанностей, дважды повторять ему ничего не приходилось, чем и глянулся всему летному составу полка.
Особенно симпатизировал Кериму сержант Назар Быстров - парень с лицом, похожим на яйцо стрепета, настолько оно было веснушчатым. Он постоянно выспрашивал о Туркмении, о Каракумах, и Керим с радостью предавался воспоминаниям вслух, а когда речь заходила о деде или жене, он сразу сникал, и Назару приходилось подбадривать его.
Однажды шли стрелковые занятия. Керим установил мишени и возвратился к самолету, откуда стрелок-радист должен был вести огонь.
- Мой дед из хырли за пятьдесят шагов точно в горлышко бутылки попадает, - заметил он как бы между прочим.
- Иди ты! - удивился Назар. - За пятьдесят шагов? А что такое "хырли"? На "шкас" оно похоже?
- Хырли - это самодельное нарезное ружье, - пояснил Керим, - а "шкас"?
- Пулемет, - лаконично ответил Быстров и поинтересовался: - Откуда твой дед бутылочные горлышки берет? Зашибает, что ли? - и выразительно пощелкал по горлу.
- Что ты! - обиделся за деда Керим. - Он охотник, по всех Каракумах известен, он только гок-чай пьет да чал.
- Ча-ал?
- Ну да, это верблюжье молоко, особым способом приготовленное. Вроде простокваши.
- А тебя дед стрелять не научил, случаем?
- Научил.
- Может, из пулемета попробуешь?
Глаза у Керима загорелись - не зря он затеял этот разговор.
- А можно?
- Будем считать, что можно, - подбодрил его Быстров.
Керим, не заставляя себя долго просить, устроился на сиденье стрелка-радиста, пристегнулся по инструкции, которую знал назубок, к пулеметной турели. Быстров стал рядом, пояснил:
- У стрелка-радиста не два, а четыре глаза должно быть: вперед смотри, назад, по сторонам. В воздухе знаешь как? Кто первый врага заметил, тот уже половину победы себе обеспечил. А когда по "мессеру" стреляешь, один глаз у тебя на прицеле, а другой - вокруг все видит.
- Это только у хамелеона глаза в разные стороны крутятся! - засмеялся стоящий рядом ефрейтор Самойленко. - Теоретик из тебя неважный, сержант.
- Ничего, - сказал Быстров, - теория теорией, а практика практикой. Главное, чтобы в душе злость к врагу была, остальное приложится. Давай, Керим, показывай свое мастерство!
Пулемет зататакал, забился в руках Керима. Пунктир трассирующих пуль потянулся к мишени.
- Молодец! - одобрил Назар. - Вижу, научил тебя дед кое-чему. Не хотел бы я быть "мессером", попавшим в перекрестье твоего прицела. Рука твердая, глаз точный… Товарищ лейтенант, разрешите обратиться! - К ним подходил руководитель стрельб. - Рядовой Атабеков поразил все цели, а стреляет он в первый раз.
- Видел его стрельбу, - кивнул старший лейтенант, которого Быстров фамильярно назвал просто лейтенантом. - А ну-ка сам покажи класс!
Быстров показал. Он вертел турель так быстро, словно со всех сторон атаковали его вражеские самолеты, и стрелял без промаха.
- Молодец! Желаю и на фронте таких успехов, - сказал старший лейтенант.
Назар быстро спрыгнул на землю.
- Разрешите, товарищ старший лейтенант?
- Да? - приостановился тот.
- В полку не хватает стрелков-радистов…
- Ну и?..
- Может, подучить этому делу Атабекова? С радиоделом он знаком, еще в школе посещал радиокружок.
"Откуда это ему известно? - удивился Керим. - Я ведь об этом только Самойленко однажды намекнул…"
- Что ж, тебе и карты в руки, сержант, бери над ним шефство, коли ты такой проворный, - согласился старший лейтенант и зашагал к другому самолету, с которого тоже вели огонь по мишеням.
Этот день был поворотным в военной судьбе Керима, и он не раз вспоминал Атабек-агу: "Правильно говорил дедушка: воин обязан быть воином, а не помощником, воина, у мужчины должно быть лицо мужчины".
Разборка и сборка пулемета с закрытыми глазами (это в полку считалось особым шиком), стрельбы, прыжки с парашютом - дел было по горло. Расспросами он не давал покоя Быстрову, тот даже ворчать начал, что не было, мол, у бабки горя, так купила порося. А у Керима одна мечта: фронт.
С того дня как написал второе письмо, где похвалился, что изучает боевую технику, он писать перестал. Страшно переживал, получая письма от Акгуль, так хотелось ответить, но что ответишь? Другие воюют, а он только изучает? Да тот же Атабек-ага скажет: "Видно, плохо я учил тебя стрелять, внук, если так долго доучивают, на фронт не пускают. Порочишь ты, парень, честь мою". И ничего на это не возразишь, потому что не словами возражать надо, а делом. Дела же попробуй дождись!
Каждый раз с нетерпением ждал Керим возвращения Назара с боевого вылета. Не успевал тот сойти с самолета и расстегнуть комбинезон, как Керим приступал к нему с расспросами.
Осень полностью вступила в свои права. Задувающий с севера ветерок по вечерам пронизывал до костей. У берез сразу пожухла и облетела листва, до рассвета уныло посвистывало в обнаженных ветвях, не за горами был приход зимы.
Полк готовился к очередному боевому заданию. В накрытые маскировочными сетями и еловыми ветками самолеты стали грузить горючее и боеприпасы. Керим работал в подземном хранилище, помогая грузить бомбы на автомашину. Бомбы были тяжелые, стокилограммовые, и с каждой из них рессоры машины проседали все ниже. "Совсем на дыню "вахарман" похожи, - неизвестно по какой ассоциации подумал Керим, - разве что побольше раза в четыре-пять. Вот бы у нас в колхозе такую дыньку вырастить - сразу на сельскохозяйственную выставку попала бы!"
Оставалось загрузить последние два самолета. Керим уже кончил работать в хранилище и мотался на грузовике, помогая и там и тут, как над аэродромом послышался характерный гул вражеских самолетов - три "мессершмитта" ложились на боевой вираж.
От штаба взлетела красная ракета. Зенитные установки открыли по самолетам огонь. На аэродромном поле забегали, кинулись прятаться кто в щели, кто в лес. Побежал и шофер "ЗИСа", мешком вывалившись из кабины.
Керим рванул было за ним, но тут обожгло: "ЗИС" с бомбами возле самолетов! Ведь если "мессер" угодит в него, такой взрыв будет, что от самолетов ничего не останется!
И он круто повернул назад, вскочил в кабину и, вспомнив колхозные курсы механизаторов, где обучался шоферскому делу, повел "ЗИС" в лес, норовя догнать бегущего шофера. Тот оглянулся, втянул голову в плечи и припустил во все лопатки.
Взлетели несколько наших истребителей, завязали воздушный бой. Но один, наиболее настырный "мессер" уклонялся от боя, заходил на стоящие самолеты; султанчики пыли, приближающиеся к самолетной стоянке, недвусмысленно свидетельствовали о намерении фашистского летчика. Он, видимо, был отчаянным парнем, этот немецкий ас, он ходил все время почти на бреющем полете. И вдруг задымил, качнулся и пошел прямо в лоб на "ЗИС" Керима.
- Бросай машину! Прыгай! - донесся голос Быстрова.