Не обижайся, что я хочу уехать. Я хочу скорее уехать, чтобы скорее вернуться, чтобы потом уже быть постоянно рядом с тобой. Быть твоей. Ты для меня самое дорогое, что из всего, что есть на свете. Потерять тебя по любой причине, по чьей бы то ни было вине, - даже не знаю, как можно пережить такое горе. Но что это я вдруг такие слова говорю? Как будто что-то нехорошее предчувствую? Нет! Ничто не может воспрепятствовать нашему счастью. Впереди - жизнь. Я уже ясно представляю себе нашу будущую совместную жизнь. Как я ни люблю свой родной город, но, наверное, мы переедем в другой. Мы будем жить небогато. К роскоши у меня тяги нет. У нас в доме будет чисто, обстановка простая: письменный стол, шкаф с книгами по летному делу (Алексей уже тогда выбрал профессию летчика), художественная литература. Будет среди книг и моя, возможно, не одна. Я назову свою книгу так: "Дом родной". И посвящу ее тебе. Другая книга будет о нашем родном городе: я покажу в ней духовный и моральный рост людей при социализме. Мне хочется описать жизнь и быт типичной для нашего времени семьи. Хочется показать, что даже из среды тайных врагов социалистического строя, из среды спецпереселенцев, раскулаченных или спасшихся бегством от раскулачивания, выходят люди, преданные социализму, настоящие строители коммунизма. Хочу показать превосходство социализма над капитализмом.
Мечтаю также показать, как строился, рос наш завод, наш замечательный город. Обязательно опишу, как первый раз по правому берегу медленно, как бы наощупь, словно прокладывая самому себе путь, прошел первый трамвай и как вся ребятня, да и взрослые тоже, высыпали на улицу, встали вдоль трамвайной линии, вернее, прыгали вдоль линии, кидали шапки вверх и орали "Ура!". Было это в тот момент, когда в нашей школе прозвенел звонок на урок. Но ребята не обратили на него внимание, повскакивали на парты и подоконники и так орали, что казалось что стекла в окнах зазвенят и вылетят. Хочется написать, как любят наш город те, кто его собственными руками строил и продолжает строить. Рассказать о прошлом, настоящем и будущем нашего города, который называют в стране столицей черной металлургии.
Мы с Алексеем будем читать эту книгу нашим детям. У нас их будет трое. Два мальчика и одна девочка. Сынове назовем Коля и Ваня, а дочь Любой. Они будут честные, трудолюбивые, волевые, в то же время чуткие, добрые, самоотверженные. Я хочу, чтобы они любили литературу, музыку, балет и, конечно, нас с Алексеем. Но такими их надо воспитать и мы воспитаем.
Вот это да! Подхожу сегодня на перемене к Вале Пьянковой, однокласснице Алексея и Ивана, спрашиваю, что ей поставили за ответ по литературе. Она сказала: "4".
- А Ивану?
- Тоже "4".
- А Крылатова спрашивали?
- Алешку? Нет, не спрашивали. Он же ушел с урока.
- Как ушел?
- За ним мать приходила. Его отпустили, и они отправились на вокзал. Кого-то в армию провожать. Кажется, Лешкиного старшего брата.
"В армию! Николая!" - я разволновалась: бежать, бежать надо! На вокзал! Скорее, скорее!" - помчалась по коридору, нашла Ивана. Новость ему сказала и давай тормошить:
- Пойдем! Пойдем! Поехали на вокзал. Ну!
- Так у нас еще урок!
- Какой там урок! Пойдем же!
- Ну как же, - замялся Иван.
- Иди отпросись!
Иван побежал в учительскую. Вернулся, говорит:
- Учитель сказал, чтобы я у завуча отпросился.
- Черт возьми! Так ступай к Петру Семеновичу! - я ужасно переживала: этот "Куркуль" (Лешка) ушел и ничего не сказал мне. Думает, что отъезд его брата меня не касается?! Что мне не хочется еще раз его увидеть и попрощаться с ним?! Не знает, что ли, что я так его брата уважаю? - мне было очень обидно, что Лешка в такую ответственную минуту не вспомнил обо мне, как будто я ему никто.
Мы с Иваном побежали к Петру Семеновичу. Он долго нас расспрашивал, куда мы хотим поехать, кого провожать, какое отношение мы имеем к "этому Николаю". Наконец, сочтя наши объяснения убедительными, разрешил уйти Ивану с урока. (У меня уроков, к счастью, в этот день было мало). Но пока мы с Ванькой добирались до трамвайной остановки, а затем до вокзала, поезд с новобранцами ушел. И даже провожающие разошлись. Перрон опустел. Адрес Николая дал мне на следующий день Алешка: Краснодарский край, г. Ейск, в/ч 10757 "Г". Вот кому я с большой охотой буду писать письма. Редко можно встретить таких замечательных людей, как Николай. Самое ценное, я считаю, в людях - это ум, воля. У него того и другого на десятерых хватит. И те десятеро будут умными и волевыми. Да… Он мне напоминает Алексея Маресьева. Нужно быть до конца преданным Родине, чтобы в такое, как сейчас, неспокойное время пойти учиться в летное училище. Мне почему-то кажется, что я даже говорить о нем недостойна. А может быть, достойна хоть чуть-чуть. Хотя бы потому, что он мне однажды сказал: "Ты ведь мне как сестра родная…" Если бы он только знал, как много значат для меня эти его слова!.."
- На уроке химии. У доски Витек Роднин
Задан вопрос:
- Где еще используются неоновые лампы?
Виктор молчит. Кто-то подсказывает: "Маяк".
Виктор:
- В боях!
Класс хохочет. Ну и урок!
Кто смеется, кто рисует, кто к следующему уроку готовится - учит историю, с шумом перелистывая страницы учебника.
Я делаю сразу три дела: повторяю историю, прислушиваюсь к тому, что говорят другие, наблюдаю за тем, что творится в кабинете, и делаю запись в книжке. Смеюсь вместе со всеми. Хохочут уже минуты две.
Кто-то, смеясь, вздыхая, наконец взвыл: "Ой, скучно мне, ох, грустно мне!" Роза хохочет очень смешно, точно беспрерывно чихает. Лина с Подсолнуховым шепчутся. Сидящие за двумя последними партами I, II и III рядов собрались в кружок и беседуют, как ни в чем не бывало.
Учительница химии, зная, что нас, если мы так разойдемся, ни замечаниями, ни криком не успокоишь, и не пытается это сделать. Подперев щеку рукой, сидит за своим столом и смотрит на нас, как посторонняя, с непонятной нам думой на лице.
Но вдруг в классе сделалось тихо. все уставились в окно, заглядевшись на небо, которое было неописуемо красивым, не по-осеннему красивым. голубое, голубое, а на нем облака, белые-белые, как только что выпавший снег, и пушистые, как хлопок…
- О городе
Почему так хочется мечтать? Наверное, потому, что живу я в городе молодом, который совсем не намного старше меня, который только что строится - у меня на глазах, и я невольно себе представляю, каким станет он в будущем. Эти мои представления и есть мечты. И, честно говоря, не хочется мне отсюда никуда уезжать. Здесь все, все, без исключения, улицы, переулки, скверы, сады - все вызывает приятные воспоминания. Очень многое связано с новым кинотеатром. Как мы всей нашей школой ходили на его открытие, как волновались, когда нас впускали в фойе, затем в зрительный зал. Разглядывали архитектуру, лепнину на потолке, шикарные люстры, картины на стенах. Разве сравнить это здание с колоннами и барак, который служил нам клубом? Но и этот клуб не забудем мы никогда, потому что он будет напоминать нам о нашей полуголодной и все же счастливой юности. Мы своими собственными руками сажаем деревья. И я воображаю, каким красивым будет сквер по обе стороны от нового кинотеатра и какой будет парк на берегу реки Урал. Я мечтаю посидеть под сенью деревьев у самой реки поздним вечером как-нибудь, когда в ней будут отражаться далекие, но яркие звезды.
А зарево, которое разгорается в тот момент, когда в заводской пруд выливают шлак. Что может быть великолепней этого зрелища! Медленно и мощно огненные змеи скатываются с кручи, и вода покорно принимает раскаленную массу, отражая ее ослепительно яркий блеск.
Стихотворение, написанное мною позднее:
Розовая ночь
Темная ночь вдруг становится розовой,
Звезды, как в зеркало, смотрят в Урал.
Вспыхнул, зажегся листочек березовый,
Город родной засиял.
Над корпусами высокими, стройными,
Словно знамена, плывут облака.
Словно кипящая сталь неспокойная,
Плещется, бьется о берег река.
- Алексей!
Я люблю тебя таким, какой ты есть, но… все-таки мне бы хотелось, чтобы ты был со мною… помягче.
Нет ни одного человека на земле, которому бы я так охотно покорялась, как тебе, Алексей! Не люблю покоряться, но еще больше не нравятся мне те, кто подчиняется девчонкам. Не подумай, что я боюсь, как бы ты не разлюбил меня за мою покорность. Нет. Только я об одном тебя прошу: не груби мне, не надо. Ты бы знал, как тяжело мне становится, когда ты мне нагрубишь. Знаю, в такие минуты я сама виновата, но все же, Леша, не будь со мною груб. Не обижай меня!
Ну и дел натворила я, вдруг взбунтовавшись! И как мне хочется сейчас помчаться в "Куркули", обнять, расцеловать тебя! Но уже поздно. Скорее бы наступило завтрашнее утро! Сколько бы мы с Алексеем ни ссорились, я знаю: никого другого я не полюблю и все наши ссоры - обыкновенные стычки двух упрямых людей, один из которых (это я, конечно) сперва ерепенится, а потом "кусает локти". Слава Богу, ссоры наши пока хорошо кончаются. а после них
"так полно, так нежно
возвращенье любви и участия…"
Алексей обиделся, что я не дала ему прочитать записи в этой книжке. Но он зря серчал. В этих записях нет ничего для него оскорбительного. Я просто постеснялась своих мечтаний перед ним. В каких бы ни были мы хороших отношениях, я не могу ему признаться, что мечтаю о детях, которые будут у нас с ним.
- Березка и клен.
Рос на опушке рощи клен,
В березку был тот клен влюблен.
Березка другу на плечо
Не раз склонялась горячо.
Березку часто в летний зной
Клен укрывал своей листвой.