Я. Никто не спорит, в сельском хозяйстве у нас завал. Но зато промышленность на высоте. Это главное. И это заслуга советской власти. Без такой техники не только Советов, России не было бы уж в помине.
Отец. Может, и лучше было бы…
Я (гневно). Что ты говоришь, папка!
Мама. Что он говорит! Повторяет речи отца своего. Раньше, раньше… Отец твой да мачеха жили раньше. А дети все батраками были у них.
Он за родителя - ремни вырезай, а под венец пошел в его брюках; пришли домой - мачеха тут же его в одних подштанниках оставила. Мы с тобой работали на старших, а получали шиш. Мыло и то на свои деньги купи. А где у нас свои деньги? Бывало, работаем с утра. Солнышко уже в обед. А мы еще и не завтракали. Пойдет Галя, отвернет кусок черного хлеба, так уж она, мачеха, пыхтит, пыхтит; как посмели без спросу! А сейчас и война была, но с голоду редко помирали. Нет, отец, кабы не эта власть, не эти законы, нас бы с тобой давно уже не было. Ты сколько раз на курорт ездил? Семь или восемь?
Отец. Восемь.
Мама. Ну, вот. А при твоем царизме так бы и сковырнулся.
Я (вышла, чтобы взять бумагу и ручку и записывать разговор)
Отец (невозмутимо). Это меня бог на курорт посылал.
Мама (весело). Валентина! Валентина! Иди скорее сюда!
Я (вошла).
Мама. Слушай, что отец говорит.
Отец (дотянувшись, зажимает жене рот рукой, хохочет).
Мама (высвобождаясь, смеясь). Отец говорит, что это бог его на курорт отправляет.
Отец (серьезно, убежденно). Да, бог мне такую судьбу создал, чтобы я всю свою семью до дела довел. Выучил бы дочерей своих.
Мама. Что же он мне ничего не создал? Я вот на производстве не работаю, и бог на курорт меня не берет.
Входит дед.
Действие II.
Та же кухня. Стол придвинут к кровати. За столом я, мама, отец, дед. Он держит ладошку возле уха. Мама хлопочет, наливая ему настойку из графина, подавая закуску. Кроме дедушки, никто не пьет. Отец, сидя на кровати, топает ногой под столом в такт какой-то незамысловатой мелодии, которую сам же еле слышно, себе под нос напевает, радуясь приходу своего отца. Я, разложив на коленях тетрадь в толстом переплете, пишу.
Я (не переставая писать). Как это ты не понимаешь, папка, что жизнь наша становится все лучше и лучше год от года?
Отец (перестав топать). А что ты мне доказываешь? Я сам не знаю, что ли? Ты иди вон лодырю какому-нибудь или жулику вправляй мозги, а мне не надо. Я работаю. Людям не мешаю.
Я. Нет, погоди, ты же против этого строя. Еще бы не хватало; чтобы ты вредил. Ты же понимаешь, как можно вредить государству. Взрывать заводы, уничтожать строения. Но что это значит? Лишать людей работы, жилья, жизни. Ты этого, безусловно, не хочешь.
Отец. Ну, что ты мелешь? Разве я враг людям?
Я. Но ты пойми: наше государство - это наши люди.
Отец (недоверчиво). Ага…много ты понимаешь…
Дед (вытирая усы). Конечно, сейчас мы хорошо живем. Никто не хает. Но без собственности мы пропадем…Валентина! Ты что про нас пишешь? Что про нас скажешь?
Я (продолжая писать). Где?
Дед (оставив мой вопрос без внимания). Говори. Что мы хорошие люди, умные. У меня, конечно, ум громкий, да чин маленький. Но внучки мои будут ученые. Будь ученой Валентина, да смотри, шибко вперед не лезь. А то всякие начальники бывают. Увидят, что больно прыткая: пшик - тебя не станет. Как Гришка Толстиков. Наш деревенский. Маленький еще был, а уже говорил: я их всех унистожу. Его хотели застрелить - он убежал. Приехал, как и мы, сюда. Тоже говорит: всех унистожу. Я ему говорю: смотри, Гришка! А он свое твердит: всех унистожу. Началась война? Его и стурили. Нет больше Гришки… Маруськ, Маруськ, что скажу.
Мама (доверчиво, не ожидая подвоха) Что?
Дед (хохочет). Ты дура.
Мама (с достоинством, наливая свекру настойки). Дура? А вашего ума не попрошу.
Дед (мне). Валентина, Валентина! Слушай отца, он правильно говорит. Если бы его правителем поставили, он бы все рассудил.
Отец. Я знаю, больше тебя знаю. Что я, вру? Никогда не врал, не говорил из своей выдумки. Всегда и везде были богатые и бедные.
Я. Совершенно верно. Богатые и бедные. Но кто был богат и кто беден. В этом суть социального строя.
Отец. Всегда богатые были те, кому богатство по поколению доставалось. И они жили хорошо.
Я. И могли не трудится. Разве это справедливо? Теперь же богат тот, кто трудится. И лучше других. Разве это несправедливо?
Дед. У дикарей коммунизма была. Они ничего не умели делать и жили кучей. А мы все умеем делать и опять живем кучей…
Я. Да, этого требует техника. Такие огромные заводы, комбинаты. Как же может там не быть скопления огромного количества людей? Разумеется, когда техника будет еще более усовершенствованной, в цехах на производстве останется меньше народу. И все равно труд будет сообща, организованно. И это будет коммунизм.
Дед. Вот ты черт! Маруськ, Маруськ! Слышь как говорит! Только недавно елочку пела, а уже столько слов знает…
Мама. Еще двоих, как вы она переговорит.
Дед (маме). Налей-ка, налей еще! Мы счас забьем ее.
Мама наливает.
Отец. А это справедливо: министр получает тыщи, а уборщица гроши?
Я (увлеченно). Но у нас еще не коммунизм. Само собой, есть в нашем обществе пока низкооплачиваемая часть населения, но ей будут повышать зарплату. Нескоро, правда, сравняют всех. С этим нельзя спешить. Каждый получает в зависимости от того, сколько он приносит пользы другим.(отцу) Вот у тебя, например, какая напряженная ответственная работа. Хотел бы ты одинаково с каким-нибудь вахтером получать, которого никакими тыщами в горячий цех не заманишь?
Отец (горячо). Я был и буду за тех людей застойщик, кто отличается от лодырей. Я хочу своим трудом жить. По труду справедливо. Кто ж откажется от этого? Чтоб я работал, а мне ничего не дали?
Я (радостно). Вот ты и согласился со мной. Но только запомни это. А то сегодня тебе докажешь, а завтра ты все это забудешь и опять за свое.
Отец (тоном проповедника, вдохновенно). Я тебе скажу. Ты тоже запомни. Кто плохо в государстве живет? Тот, кто идет против государства. Тот, кто потерпит несчастье в своей жизни. Кто потерпит болезнь. Кто вор и человека убьет. Он будет некоторые дни иметь хорошее настроение, но жить будет плохо. (мне). Ты будешь жить плохо, потому что родителей не почитаешь и споришь.
Я. (дерзко) Спорю и доказываю!
Дед. (как бы не к селу, ни к городу) И нет страны богаче Америки. И народ живет там лучше, и безработные больше наших рабочих получают.
Я. (в азарте спора) А у нас нет безработных и нет рабства. Да я бы ни за какие деньги не согласилась быть безработной. Конечно, некоторые люди, может, готовы получать плату за оскорбления и унижения. А я хочу получать деньги за труд. Я хочу трудится. И не ради денег, не ради наживы, а ради того, чтобы жизнь становилась красивой, чтобы люди были красивые. Хочу делать людей красивыми, счастливыми. Ради этого лучшие люди умирали. А теперь ради этого надо трудится. Ради этого, а не ради денег. Это дороже всяких денег.
(задумчиво) Это мои чувства. Мне хорошо от того, что я честна, сильна и нужна людям. Что без меня другим плохо. Счастлива, что еще в школьные годы старалась помогать товарищам. Для этого меня выбирали в учком, в комитет комсомола…
Мама. (недовольным тоном) Из-за этих комитетов и медаль прозевала.
Я. Да ладно, мама, опять ты об этой медали… В общем, я довольна, что всегда была нужна друзьям. И впредь буду такая. А вы говорите: безработные больше получают!
Отец. (достал из-под матраца, на котором сидит, пачку сложенных газет, протянул мне) ты говоришь: справедливо. А это что?
Я. (отстранив его руку) Знаю, знаю, фельетоны. Но ты пойми, что критика - это борьба со злом. Плохого еще много, безусловно. Нельзя же одним махом построить коммунизм.
Мама. (мне в поддержку) Нельзя всех сразу уладить. Каждый своим духом дышит.
Я. (уверенно) С недостатками надо бороться. Всем надо бороться, а не хныкать, не ахать: то плохо, другое нехорошо. Борись с плохим, и это уже будет хорошо.
Дед. (тянет свою линию) А в деревне развал. Если б Сталин не сдох, то ли еще было бы…
Я. (легкомысленно) У всех бывают ошибки.
Дед. Ошибки? Скоро корову увидим только на картинке. Держались на гриве - оторвались. На хвосте не удержимся.
Я. (преданно) Неправда! Партия найдет выход.
Отец. (деду в поддержку) Ошибки, говоришь? А знаешь, сколько народу пострадало?
Дед. Сколько Сталин поубивал?
Дед и отец.(вместе) Борцов всяких.
Я. (выпрямившись) Неправда.
Отец. А они молчат. Похоронили и помалкивают. Год проходит. И куда положили душегубца!
Я. (гневно) Неправда! Не может быть!
Дед. (рассудительно) Если б не наш капитал, никакого социализма не было бы.
Я. А капитал народный…
Дед. А что народу от этого капиталу? (маме) Маруськ, Маруськ, минутку налей-ка еще.
Мама. (наливает) Скажи ему: дочь его младшая болеет через то, что мачеха головой об пол била. А детишек всех государство определило. А кабы при той жизни - все бы по миру с сумкой. Он, родной дед, никого бы не взял.
Дед. (хитро сощурившись) Маруськ, Маруськ, минутку!
Мама. (хмуро) Что?
Дед. (хохочет) Ты дура.
Я. (сердито) Дед! Ты чего маму обзываешь? Смотри!
Дед. (поспешно ретируясь) Не буду! Не буду!
Мама. (с достоинством) Он всю жизнь меня дурой зовет. А я не молчала бы, да не хочу громко разговаривать, а тихо он не слышит.