Мастер
К старому мастеру приехал из города внук. В маленькой, но теплой и уютной мастерской, положив руки на керамическую вазу, внук хриплым голосом спросил:
- Дед, а дед, что это за вещичка?
- Пожалуйста, будь осторожен с ней, - предупредил мастер. - Сегодня она будет стоять в музее. - И подал внуку листок с синими чернильными записями.
- "Музей прикладного искусства приобретает у мастера…"- быстро стал читать внук. - И вдруг воскликнул: -Ого-го, неужели это глиняное корыто стоит 20 тысяч рублей? Ха-ха, дед, ты, оказывается, беспредельно богат. Подумать только! Дед, а дед, - продолжал он, - а ты можешь сделать 500 таких ваз?
Мастер, закурив свою трубку, молча улыбнулся.
Внук повторил свой вопрос:
- Дед, а дед, ты бы сварганил 500 штук?
- Зачем? - спросил мастер.
- Ты понимаешь, дед, мы с тобой могли бы их нашлепать. Представляешь, дед, 500 штук дадут нам миллион. Дед, понимаешь ты это?. - возбужденно говорил внук. - Ты не представляешь, какую мастерскую, нет, даже фабрику на этот миллион мы можем отгрохать.
- Подожди, не шуми так и отойди от вазы, пожалуйста, - тихо обратился внуку мастер. - Это кирпичи можно нашлепать на конвейере, хотя и кирпичи надо делать красивые, тогда и дома будут хорошие.
- Ха-ха, дед, - рассмеялся внук. - Какие кирпичи? Это невыгодно, это копейки, понимаешь? Надо шлепать вот такие вазы. Сделать одну пресс-форму - и шлепать. Вынимать их и разукрашивать - дело нехитрое…
- Э, не говори глупости, внук, - перебил мастер. - То, что можно нашлепать - это не искусство. То, что выстрадано сердцем и сделано в муках, - это неповторимое явление. Лишь это остается в памяти людей.
- Дед, о чем ты говоришь, какое искусство? - И вдруг, дочитав листок с синими чернильными записями, внук вскрикнул - Дед, ты что, совсем спятил? Как это вазу, оцененную в двадцать тысяч рублей, ты передаешь музею бесплатно, в подарок? Да ты же сумасшедший! Это же один, а то и два "Жигуленка"! Во даешь! - не мог успокоиться внук.
- Не горячись, - усмехнулся старый мастер. - В эту вазу я вложил весь свой опыт, знания, все, что я вообще мог вложить. Всю жизнь мечтал о ней. Переделывал сотни раз. И когда сделал, то понял, что она радует не только меня, но и людей. Конечно, не таких глупых, как ты. Ведь ко мне приходят мастера из разных краев, соседи, знакомые, чтобы посоветоваться, иногда даже поучиться. И тогда я решил передать ее в музей - пусть люди смотрят на нее и радуются.
- Ну ты даешь, дед! Если я расскажу своим друзьям об этом, они точно скажут, что предок у меня сумасшедший. Так вот, дед, что я скажу: или ты продаешь эту вещь в музей и поможешь внуку купить приличную автомашину, или ее у тебя не будет, - выпалил внук.
- Как это не будет? - заволновался мастер.
- Не будет - и все, понимаешь, дед? Глупый ты. Твой родной внук живет в двухкомнатной квартире, ездит на старой "Волге", а его родной дедуля делает царские подарки какому-то музею, - не успокаивался внук.
- Подожди, не горячись, пожалуйста, - прищурив глаза, попытался образумить его мастер. - Мне не хотелось бы упрекать тебя, внук, но я же сделал для тебя все, что мог. Возможно, поэтому ты привык, что тебе должны все время помогать. Ведь до сих пор ты не женат, ничего не сделал в жизни сам, не учишься. И все имеешь: квартиру, машину, видеомагнитофон. И профессии у тебя нет. Да и кто знает, что ты делаешь, чем занимаешься? Родители твои махнули на тебя рукой. Я ведь пытался научить тебя своему искусству. Л ты посчитал эту работу грязной. Да, я виноват. Я любил тебя и потому многое прощал тебе. И на все, что ты хотел, что просил, я беспрекословно соглашался. Теперь ты вырос, и я не знаю, да и не хочу знать, как ты живешь. Мне надоели твои наезды, твои невыносимо грубые нападки, после которых болит душа. И, пожалуйста, больше не мешай мне. Я уже стар, а желание сделать много красивого не покидает меня. Хотя знаю, времени у меня осталось не так уж много. Вот эту работу сегодня заберут в музей, а я начну следующую. Ты ведь не знаешь, сколько у твоего деда было выставок. Я даже за рубежом выставлялся. И сколько моих работ находятся в музеях страны. Ничего, к сожалению, ты не знаешь, тебе это не интересно. Вот что обидно.
- А я всегда считал, дед, - перебил его внук, - что ты не умеешь жить. Ты всегда был глупым и потому всю жизнь копался в этой грязи…
- Это я в грязи копался? - резко остановил сто мастер. - Ошибаешься, я всегда был художником, мастером. Да, я не всегда вкусно ел, дорого одевался, но я всегда был полой жизни. А вот ты, внук мой, всегда пользовался чужими благами. Таких в природе называют пустоцветом. Л ведь давно известно: кто не работает, того не кормят, - в сердцах сказал старый мастер.
- Ах так, дед! За эти слова ты у меня ответишь. Ты еще пожалеешь! - И, подняв над головой вазу, он бросил ее на пол. Ваза разбилась, рассыпалась на мелкие кусочки. - Я сказал тебе, что ты пожалеешь, - кричал внук. - Я таких дураков, как ты, в гробу видел. Больше меня не жди, у меня своих дел в городе хватает, будь здоров! - и громко захлопнув дверь мастерской, он выскочил на улицу.
Мастер молча сидел за своим столиком, покуривая старую трубку, пока дверь мастерской не открылась и в комнату не вошла девушка.
- Дедушка, еще раз здравствуйте, - тихим голосом сказала гостья. - Мы приехали, как договорились утром, с помощником, чтобы увезти ваше произведение.
- Проходите, проходите, она вон там, ждет вас, - махнул рукой мастер за перегородку.
- А эта что, разбилась? - увидев осколки, воскликнула девушка.
- Не волнуйтесь, это всего лишь копия, а оригинал целый. Можете забирать.
- А эту зачем разбили? Она ведь тоже была прекрасна, - удивленно спрашивала девушка.
- Каждая вещь, настоящая вещь, в искусстве должна быть неповторимой и в единственном экземпляре…
На другое утро в маленькой, чисто прибранной мастерской было тихо. Мастер сидел за своим низким столиком, в удобном плетеном кресле, покуривал свою старую трубку и обдумывал будущее произведение. Не стоит ему мешать. Лучше придем к мастеру, когда он завершит свою очередную работу, а если не найдем времени, то придем в музей посмотреть на творение его рук, порадоваться и мысленно поговорить со старым мастером о жизни.
Ломтик дыни
На старой площади города шли строительные работы. Движение на примыкающей улице было односторонним. На другой стороне велось строительство подземного перехода.
Был жаркий полдень. Вокруг все гремело - работали бульдозеры, экскаваторы. Из котлована один за другим выезжали самосвалы с жёлтыми горбами грунта, похожие за завесой пыли на идущих по пустыне верблюдов.
Для жителей это было привычным явлением: город давно был большой строительной площадкой. Люди бесконечной вереницей шли через площадь - к торговому центру, театрам, гостинице. От площади рукой подать и до одного из лучших восточных базаров.
Нас было четверо только что демобилизовавшихся солдат, и решили мы в этом удивительном городе навестить своего друга, демобилизовавшегося на год раньше нас. Приехали без телеграммы, так как запамятовали его точный адрес. Рассчитывали только на то, что знали название его махалли - "Кукча"- и что он мастер резьбы по ганчу. Мы уже представляли, как приедем в старую часть города, найдем эту махаллю, зайдем в чайхану и спросим, где здесь живет наш друг Шерзод-усто, резчик но ганчу.
Но прежде всего мы решили посетить торговые ряды восточного базара. Л уж потом, отведав восточных сладостей, двинуться на поиски друга.
Мы не успели перейти центральную часть площади, как все движение остановилось. Милиционер с широким загорелым на солнце лицом что-то объяснял старику, удобно сидевшему на двухколесной арбе, заехавшей на полосу встречного движения. Старик размахивал длинным кнутом, но лошадь стояла неподвижно, низко опустив голову. Мы подошли ближе. Старик, пытаясь привести лошадь в чувство, сердито покрикивал. Л вокруг скопилось множество машин, которые, как стадо животных, выпущенных из зоопарка, рвались на свободу. Перед лошадью сигналила красиво украшенная яркими лентами свадебная "Чайка". Из нее выскочил высокий человек в черном элегантном костюме. Но не успел он подойти к лошади, как она шарахнулась в сторону, и арба только чудом не опрокинулась в глубокий котлован.
- Вы что, ребята, глазеете! - крикнул он. - Л ну-ка, смело взяли!
И мы, как по команде, обхватив арбу со всех сторон, оттащили ее от края котлована. А мужчина в черном костюме уже командовал впереди, чтобы развернуть арбу в обратном направлении.
Старик потянул за вожжи. Арба, проехав через площадь, остановилась на другой стороне, у обочины. Остановив арбу, старик замахал в нашу сторону руками.
- Зовет. Видать, еще что-то случилось, - сказал мужчина в черном костюме.
И тут только мы узнали в нем Шерзода.
- Ребята, как хорошо, что вы приехали! - закричал он от радости. - У меня свадьба. Женюсь я, черт возьми, сегодня. На самой красивой девушке нашего города!
Когда прошла первая радость, он сказал:
- Ну что, ребята, пошли сперва к старику. Нельзя его в такой день оставлять без внимания.
Старик был небольшого роста, с удивительно крепкими руками, в которых он держал большую желтую дыню. Лицо его украшали излучающие доброту, чуть запавшие глаза, которые, как видно, немало повидали в своей жизни радости и горя.
- Ты, сыпок, я вижу, сегодня женишься, - обратился старик к Шерзоду. - Возьми на свадьбу эту дыню, такой нигде больше нет. Уж извини старика, что потревожил в такой важный в твоей жизни день. Да и костюм, я вижу, ты испачкал.
- Ничего, отец, жена будет в доме, наведет порядок, - пошутил Шерзод.