– Впрочем, фамилия, скорее всего, была фальшивой, как и человек, носивший ее.… Все, господа, на этом месте моего повествования реальность граничит с мистикой, и я заранее прошу простить меня, если конец моей истории не оправдает ваших ожиданий.
Так вот. Копхаут, по словам ведьмы, был черным колдуном, и, как я уже говорил, никто не помнил, когда и откуда появился он в наших краях. Проклятый немец служил еще родителям графа, и те считали его незаменимым – так хорошо вел он хозяйство: овцы Суравовых были самыми тучными, коровы давали самое жирное молоко и достаток не покидал графский дом даже в голодные годы. Несомненно, и здесь не обошлось без колдовства. Но самым страшным было не это. Далее ведьма писала, что для поддержания жизни в своем бессмертном, но подчиняющемся законам природы теле, Копхаут был вынужден пить кровь девственниц. И долгое время ему удавалось выслеживать свои жертвы на почтительном расстоянии от хозяйской усадьбы. Известно, что раз, в год управляющий отсутствовал в поместье несколько дней. Доказательством его вины может служить то, что отлучки эти прекратились, когда хозяин, молодой граф Суравов, стал предпринимать неудачные попытки женитьбы – четыре попытки за последние пять лет…
Я сам удивился, сколь складно получалось у меня сочинять – будто я рассказывал то, что было мне известно, но по какой-то причине забыто… Друзья слушали меня, жадно ловя каждое слово, и готов поклясться, никому из них не было скучно!
Воодушевленный успехом, я продолжал:
– Копхауту пришлась по вкусу кровь невест графа, агонию которых ему иногда удавалось растянуть на несколько дней, а то и недель. Он поил своих жертв специальным зельем, позволявшим видеть все в ином свете. Благодаря этому снадобью жертва получала наслаждение тогда, когда эта мерзкая тварь мучила ее, по капле высасывая из нее жизнь…
– Ну, это уж слишком! – вдруг брезгливо сконфузился Ивлев. – Что вы такое говорите, Берков? Неужели, в самом деле, верите в эту чушь?
– Действительно, – потер переносицу Хвостов, – вы допускаете, что здесь, в какой-то богом забытой деревушке на юге России, объявился свой Петер Благоевич?
Мои гости пытливо смотрели на меня, ожидая объяснений. А я не мог оторвать глаз от страшного зрелища: поверх их голов яркая вспышка молнии осветила закутанную в белое покрывало фигуру.
Я не любил оранжерею не оттого, что это было любимое место моей покойной матушки, а потому, что именно здесь когда-то лежало ее тело, готовое к погребению, среди обожаемых ею цветов и экзотических растений. Как любой ребенок, лишенный материнской любви я тосковал по матери, и хотя в кабинете отца висел ее портрет, в моей памяти она сохранилась именно такой – неподвижной и строгой.
Сейчас она стояла в отблеске молний и смотрела на меня с какой-то невыразимой тоской. Мне показалось, что она покачала головой, как будто укоряя за что-то. Но сморгнув, я увидел на том самом месте, где она стояла, лишь тень от карликового платана. Дрожащими руками я взял чашку с кофием и жадно проглотил остывшую жижу вместе с гущей.
– Мы должны спуститься в подвал, господа! – внезапно предложил Ледак. – И своими глазами убедиться, что тайный ход существует!
– Ну вот, а ты говорил, что будет скучно! – Недыбайло поддел локтем Ивлева, который еще недавно клевал носом, а сейчас горящими глазами смотрел на кофейное пятно, испачкавшее мою манишку.
– Ну, а что думает об этом наш дорогой друг? – обратился ко мне Хвостов, и эти слова, словно волшебный бальзам, вывели меня из оцепенения.
"Дорогой друг!" Недурно! Однако… как же мне теперь выпутаться из этой пренеприятнейшей истории? Как же я не подумал о том, что они захотят своими глазами убедиться в том, что вход в подземелье существует! Мысли мои путались – воображение живо нарисовало мне насмешливые лица друзей, я уже слышал их упреки…
Но, не подав вида, я произнес, как ни в чем не бывало:
– Господа… если вам будет угодно, мы осмотрим подвалы завтра утром, выспавшись и хорошенько подкрепившись. Тем более что если этот ход и существует, он надежно скрыт: прошло много времени, и его, скорее всего, замуровали. Во всяком случае, я ничего о нем не знаю.
– Как это? – разом воскликнули мои друзья.
– Будьте последовательны, Берков. Вы же сами уверяли нас, что подвал графа Суравова остался прежним. Следовательно, ход существует, или же мы будем вынуждены признать, что весь ваш рассказ – выдумка и чепуха! – от волнения Хвостов даже встал с дивана.
– Да! – хором подтвердили остальные.
Я с тоской посмотрел на тень платана, на пустую чашку из-под кофе – и согласно кивнул.
– Как вам будет угодно, господа. Обсудим за завтраком, а сейчас… сейчас пора спать. Утро вечера мудренее, – говорил я, подходя к двери, но, не слыша шагов за собой, обернулся.
Мои приятели сидели на своих местах и словно заговорщики обсуждали что-то шепотом, склонившись над кофейным столиком. Нехорошее предчувствие шевельнулось у меня в душе, но было слишком поздно.
– Вот что, Берков… Мы хотим осмотреть подвал сию минуту! – громко объявил Недыбайло. – В конце концов, простучим стены, обнаружим вход в подземелье, а завтра отправимся в путешествие по коридорам, по которым тащил несчастных девушек мерзкий вурдалак.
Все встали с мест и смотрели на меня, даже не предполагая услышать отказ. Я почувствовал на лбу липкую испарину, сердце бешено застучало – нечеловеческих усилий стоило мне не выдать охватившее меня смятение. Гости мои между тем, окружив меня, стали уверять, что никто из них не сможет сомкнуть глаз, пока не удостоверится в том, что подземелье существует.
…Мне ничего не оставалось, как согласиться. Недыбайло, расчувствовавшись, обнял меня, Ивлев пожал мне руку, Хвостов дружески похлопал по плечу; и даже суровый Ледак выразил мне свою приязнь, предложив нюхательного табаку.
Друг за другом мы осторожно спускались в подвал. Я шел впереди, освещая себе путь масляным светильником, за мной – остальные. Настроение мое было – хуже некуда. Разоблачение было неизбежно, и я всячески пытался оттянуть этот момент. Очутившись внизу, мы зажгли принесенные с собой лампы, отчего помещение наполнилось тусклым светом, позволявшим созерцать мокрые стены подвала с наростами мха и пятнами плесени. По одной из стен сочилась вода, стекаясь в небольшое озерцо, – вероятно, такое случалось, когда шли затяжные осенние дожди.
Недыбайло первым начал простукивать стену. Он выбрал для этой цели небольшой молоток, которым обычно крестьяне выправляли колеса телег, и вскоре остальные последовали его примеру.
– А вы что отлыниваете, Берков? – со смехом спросил Ивлев, который делал вид, что стучит по стене, однако стоял от нее на почтительном расстоянии – чтобы, не дай бог, не испачкать модный сюртук.
– Черт! Я насквозь промочил ноги! – выругался Ледак, которому досталась та самая, сочившаяся водой стена.
С досады он сильно стукнул по стене молотком и выбил в ней основательную брешь.
– Господа! – радостно закричал он, тут же забыв про мокрые ноги. – Я нашел!
Все тут же ринулись к пробитой Ледаком дыре. Недыбайло грубейшим образом выдернул у меня из рук лампу.
– Нам везет! – сообщил он. – Там действительно что-то есть!
Что касается меня, то я не был готов к такому повороту событий – и чуть не сошел с ума от радости, не особо задумываясь над тем, что может скрывать за собой фальшивая стена и сколько ей лет.
Возбужденные, мои приятели потребовали вина. Бочки стояли здесь же, на пролет выше, ибо вино не терпит сырости и для них нарочно на высоте человеческого роста была сооружена деревянная площадка. Сделав вид, что меня находка товарищей особо не удивила, пожав плечами, я пошел наверх, к бочкам.
– Кружка только одна! – крикнул я, оглядывая большую дубовую кружку, в которую наливали вино, чтобы потом отнести наверх и, процедив его, разлить по бутылкам.
– А? – раздалось снизу. – Наливайте, Берков, выпьем за вас! Вы оказались честны – вот что важно! – крикнул Ледак, увлеченно орудуя киркой.
Вино тонкой струйкой бежало в кружку, а дыра в стене уже была внушительна настолько, что, хорошенько изловчившись, туда мог пролезть даже здоровяк Недыбайло, что он и сделал.
– Эй, Берков, где вы там! Идите к нам! – крикнул Ивлев, оставшийся снаружи.
– Вина удалось нацедить с два пальца! – отозвался я. – Еще немного, и я к вам присоединюсь!
– Несите, сколько есть! Хвостов с Ледаком уже пытаются открыть заржавленный замок! – крикнул Ивлев, и его кудрявая голова скрылась в черном проеме.
Я продолжал держать кружку, пытаясь вслушаться в глухие голоса, раздававшиеся снизу из разлома, и тут мне показалось, что доски, на которых я стою, пришли в движение. С ужасом я обнаружил, что вода прибывает, внизу не осталось ни одного сухого места. Подпорки, на которых держалась деревянная площадка с бочками, шатаются, размытые водой, и вот-вот обрушатся вниз вместе с бочками.
– Господа! – истошно завопил я. – Срочно выходите наружу, сейчас может произойти обвал!
Ответом мне был гомерический хохот, раздавшийся снизу.
– Идите сюда, Берков! Нам почти удалось открыть дверь! – услышал я, но не смог определить, кому из приятелей принадлежал голос.
В следующую секунду раздались громкий лязг и многоголосое "Ура!", которые тотчас заглушил шум воды, буквально хлынувший из проема. Я едва успел отбросить кружку – и повис на уцелевшей балке, болтая ногами над летящими вниз бочками…