После того как приглашенные во главе с вице-адмиралом Виреном вошли в собор и литургия началась, на площадь вступили пять взводов 1-го Балтийского флотского экипажа, встали четким строем.. Слева от матросов выстроился хор портовых музыкантов, а справа, привлекая всеобщее внимание, встали мальчишки, одетые в матросскую форму. Появился детский духовой оркестр. Это были воспитанники детского морского батальона, созданного в Кронштадте минувшей зимой по распоряжению Вирена.
Почти час Краухов и Недведкин толпились невдалеке от собора.
Парад начался ровно в одиннадцать, сразу же после окончания литургии. Высыпавшие из церкви гости остались посмотреть на это зрелище, хотя подобные церемонии они видели, наверное, уже сотни раз.
Командующий парадом - высокий, атлетически сложенный капитан I ранга, зычно на всю площадь отдал команду "смирно!".
- Это новый заместитель командира флотского экипажа, - шепнул Сергею Недведкин. - Ох и лютует с нижними чинами.
Стоящие в строю матросы и мальчишки, вздернув подбородки, застыли. Капитан I ранга пошел чеканным шагом навстречу принимающему парад вице-адмиралу Вирену, отрапортовал отрывисто и четко. Приняв рапорт, адмирал медленно двинулся вдоль строя, здоровался отдельно с каждым взводом. В ответ молодые глотки выкрикивали нечленораздельно и гулко:
- Здрав… жеам… ваш… превс… дит… ство!
Вирен довольно кивал головой, медленно шел к следующему взводу. Хотя в строю были недавние новобранцы, но, видимо, впрок пошли им месяцы учения, научились горланить. Последними в линии стояли мальчишки, но и они оказались на высоте: орали звонко и согласованно. Потом оркестр играл гимн, хор торжественно затянул "Боже, царя храни".
Друзьям надоело толкаться возле собора, и они не спеша направились к Якорной площади.
- Ты вот скажи, Костя, - сказал вдруг Сергей, - вот церковные праздники - они уже сотни лет в определенное время отмечаются. Они от религии установлены. Я хоть и неверующий, а это понять могу. А царские? Ведь церковь их тоже отмечает как свои кровные - кругом молебствия, кругом "Боже, царя храни"… кругом "Многая лета"… Выходит, спелись цари и религия?
- А ты чего на всю улицу расшумелся? - одернул ого Недведкин. - Не ровен час услышат…
- Ладно, не серчай, - понизил голос Краухов. - Ну все-таки: спелись же?
- А то…
- Значит, как нам вдалбливают: за веру, царя и отечество?
- Не! Отечество тут зазря приплетают. Это холуи молятся: боже, царя храни! А отечество наше прежде всего из народа состоит. И не забыл народ царю Кровавого воскресенья…
- В этом меня, Костя, не агитируй - сам учен.
- А чего же хочешь?
- Чего хочу? Жить хочу по-человечески! Вот народ понимает, что все это комедия одна, а ведь все равно царский гимн поет. И опять же смотри, Костя, во что это обходится - все эти праздники царские! А деньги - от народа они.
- Это ты верно - слишком много праздников царских.
- Сверх всякой меры много! Ты сам посуди: 23 апреля прошли молебны и торжества по случаю тезоименитства царицы. Потом шестое мая - уже в честь дня рождения царя… Музыка играет и барабаны бьют… Сегодня у нас четырнадцатое мая, и на этот раз флаги и салюты по поводу годовщины коронования. А всего через десять дней снова палить будут и "ура" кричать по случаю дня рождения царицы. Ну, не много ли?
- Многовато, конечно.
- Я вот иногда "Правительственные вести" в газетах читаю. В них самым подробным образом все встречи и церемонии описывают, какие где обеды и ужины. Ведь это ужас какой - сколько на этих царских праздниках съедается и выпивается. Это ж только во дворец за один раз сотни людей приглашают!
- Нашего Миколу Нагнибеду туда бы! - засмеялся Недведкин. - Отвел бы душу.
- Ну, если душа у него в брюхе, то отвел бы.
Оба посмеялись, представив себе товарища с деревянной ложкой в руке за царским столом. Вскоре вышли на просторную, мощенную булыжником Якорную площадь. Впрочем, все площади и улицы Кронштадта были мощены булыжником, ибо здешняя почва вспучивала и разрывала асфальт.
За площадью лежал глубокий и широкий овраг, поросший кустарником. Узкая, спускающаяся вдоль склона тропинка привела их на дно оврага, и они не спеша пошли дальше, огибая кусты, за которыми то здесь, то там виднелись сидевшие на траве матросы. Перед многими на расстеленных газетах была немудреная снедь - чаще всего колбаса и булки. Пили здесь не таясь - городовые в овраг заглядывать побаивались, а офицерам тем более делать тут было нечего.
Краухов и Недведкин дошли до условленного места встречи - большого покрытого мхом валуна, из-под него бил ручеек. Однако никого у валуна не было - видимо, друзья пришли рано. Оставалось ждать.
Встречи с ними добивался комендор Королев - матрос, служивший на "Императоре Павле I" второй год. Был он подвижен, неусидчив, резок в движениях, решителен в поступках. Вид, как говорил Сергей, "цыганистый". И действительно, было в лице Королева что-то цыганское - смуглая кожа, темные волосы, быстрые глаза. Очень редко товарищи видели на его худощавом лице улыбку, обычно был он хмур и неразговорчив.
С месяц назад - еще до того, как Сергея перевели из Гельсингфорса в Кронштадт, Королев однажды вечером, улучив минутку, когда они с Недведкиным оказались в носовой артиллерийской башне, сказал вдруг, что настоящим матросам - тем, кто ненавидит опостылевшие порядки, надо держаться друг друга. В тот вечер Недведкин промолчал, опасаясь возможной провокации, но через связного навел справки о Королеве - известно было, что тот до службы работал на заводе Эриксона. Ответ пришел через неделю. Товарищи из Питера сообщали, что Королев, по их сведениям, - боевик-эсер, участник революции 1905 года. В последнее время не проявлял активности.
Недведкин советовался с Крауховым, стоит ли вступать в связь с Королевым, Сергей колебался - у эсеров с конспирацией плоховато, можно и влипнуть. А вчера Королев ночью подошел к койке Недведкина, шепнул на ухо, что ждет его завтра во время увольнения в овраге, возле валуна, и добавил, что есть дело, важное для революции. Недведкину и Краухову пришлось ждать минут двадцать, прежде чем из-за ближайшего куста появился Королев со свертком в руках. Извинившись за опоздание, он развернул ловким движением бумагу и продемонстрировал три бутылки пива.
- Угощайтесь, - сделал широкий жест комендор. - Как-никак царский праздник нынче.
- Ты же не из-за этого меня пригласил, - серьезно сказал Недведкин.
- Конечно… не из-за этого, - согласился Королев. - И к тому же одного приглашал…
- Ничего, не помешает… - оборвал Недведкин таким тоном, что сразу ясно стало: обсуждать факт присутствия Сергея он не намерен. Пришли вдвоем - и все тут!
Королев на минуту задумался, оценивающе глянул на Краухова и снова - на Недведкина.
- Вишь какое дело… разговор серьезный, очень даже серьезный… Ты не обижайся, и твой товарищ пусть не обижаемся, но только это такой разговор, что довериться могу тому, кого знаю. Прямо скажу: тут промашку дать - головы не сносить… а я ее ценю, свою голову-то!
Он вдруг втянул голову в плечи, сузил глаза, необычно, углом губ усмехнулся. Сергей даже вздрогнул, увидя эту улыбку - было в ней что-то жутковатое. Такая улыбка бывает, когда идут с голыми руками на нож. Но Королев мотнул головой, словно приходя в себя, желваки перекатились под смуглой кожей, и опять он стал такой, как всегда - подобранный, пружинистый, в глазах недоверие.
Наступило неловкое молчание. Но Недведкин рубанул воздух ладонью, сказал как отрезал:
- Вот что, Королев, хочешь - принимай нас обоих, хочешь - иди подобру-поздорову. Мы с Серегой - одно…
И опять помолчали, поглядывая друг на друга. Комендор сдернул с головы бескозырку, бросил на траву и вновь улыбнулся, на этот раз дружелюбно и открыто.
- Ладно, кореши, прошу к столу. Давайте сначала пивка попьем… только стаканом, извиняюсь, не запасся. Но не беда - и из бутылки отопьем!
Он лихо жесткими ударами ладони по дну бутылок вышиб пробки, протянул присевшим на траву Краухову и Недведкину. Когда с пивом было покончено, Королев зашвырнул последнюю бутылку за ивовый куст.
- Ладно, Недведкин, поверю я тебе и твоему корешу. Без веры к людям жить - волком станешь… Хотя, по правде сказать, прежде чем о встрече просить тебя, навел я о тебе справку у ребят на Пароходном заводе. Дядю Васю - твоего знакомого - недавно охранка тю-тю… Говорят, уже в Петербург перевезли, в тюрьму. Вроде бы в Кресты… Товарищи из Питера вчерась жене передали, а жена на завод в мастерскую…
- Это я не знаю, о ком ты, - покачал головой Недведкин, хотя ясно было, что речь идет о Филимонове, через которого он имел связь с петербургской организацией.
- Ну ладно, спорить не будем. Конспирацию соблюдать - твое дело. Ты - воробей стреляный. Я вам, кореши, такое рассказать хочу, что все ваши секреты дешевкой покажутся.
Он настороженно оглянулся вокруг, убедился, что поблизости никого нет, рукой поманил к себе собеседников, чтобы приблизили головы, сказал почти шепотом:
- Все дело, кореши, в том, что через месяц или около того на наш корабль самолично царь пожалует!
- Какой еще царь? - ошалело спросил Сергей.
- А наш - российский. Государь император Николай Второй. Он же Кровавый…
- Ты что болтаешь? - на этот раз оглянулся кругом уже Недведкин. - Откуда у тебя это?
- А вести у меня самые что ни на есть точные…