Но Ялымов намеревался послать в аулы побольше татар, главным образом мелких торгашей и спекулянтов-бакалейщиков. Балапан настаивал на своём. Тогда Ялымов вскочил, ударил кулаком по столу и начал кричать на него, гневно вращая глазами. Всегда находчивый, обычно острый на язык Балапан на этот раз растерялся, не сумел ответить новому начальству. Сыграла роль, видимо, его забитость в прошлом, приниженность бедняка. Но всё же, кажется, он не струсил.
В конце концов решили отправить в степь смешанную группу из казахов и татар. Выходя на улицу после собрания, некоторые стали разыгрывать Балапана:
- Ну как вас Ялымов здорово припугнул?.. Назавтра Балапан пришёл ко мне и начал возмущаться:
- Пёс этот Ялымов… Зачем мы избрали эту собаку?
- Вся беда в том, что вы вчера испугались его, - заметил я в шутку.
- Нет, я не испугался, просто… маху дал. Он кричит на меня по-русски: "Оказывается он не имеешь право!" Я сначала не понял, потом додумался, - искренне признался Балапан.
Это выражение Балапана: "Оказывается он не имеешь право"- в виде шутки по сей день бытует среди жителей Акмолинска.
Вскоре после этого события комитет был переизбран. За короткий промежуток времени в Акмолинске было столько собраний, выборов и перевыборов комитета, что всех не упомнишь…
Собраний было очень много, а власти - никакой. Управлял уездом не комитет, бесконечно переизбираемый, а прибывший от правительства Керенского комиссар. Но и его власти хватило ненадолго. Каждый мнил себя хозяином положения, никто никому не подчинялся. Суду было не на что опереться, малочисленная милиция оказалась бессильной.
Вся свора царских чиновников: волостные управители, приставы, крестьянские начальники - продолжали жить припеваючи. Смещённые с должности, и то не везде, они жили на прежних местах, не испытывали никаких затруднений. У нового правительства не было и мысли о том, чтобы наказать этих кровопийц за бесчинства в прошлом. Ведь совсем недавно, год тому назад, когда была объявлена мобилизация на тыловые работы, когда народ восстал против несправедливости, эти подлые живодёры-чиновники драли три шкуры с обездоленных казахов.
До глубины души угнетала нас их теперешняя безнаказанность. Мы хлопотали, бегали, требуя возмездия, и всё впустую, наши жалобы шли на ветер.
В 1916 году на Спасском заводе, в селе Алексеевке, обещая освободить молодёжь от мобилизации, нагло брали огромные взятки начальники Гоякович и Орлов. Свою добычу они делили с баем Сейткемелевым. Сейчас эти хапуги жили в Акмолинске, и сколько я ни добивался, чтобы их заключили под стражу и судили, всё было впустую. Очень трудно было найти справедливого и власть имеющего судью, способного наказать преступников по заслугам. Каждый жил своевольно. Каждый по-своему понимал завоёванную свободу и стремился использовать её по своему усмотрению. Стоило заинтересоваться причиной того или иного недостойного поступка, как в ответ можно было услышать пренебрежительное:
- Да ведь сейчас свобода!..
В Казахстане повсеместно качали проводиться уездные, областные съезды. В апреле состоялся областной съезд казахов в городе Омске. Представителями от Акмолинска мы направили ветфельдшера Хусаина и Байсеита. На этот съезд на свои средства самовольно отправились два степных льва, толстопузые баи: Жанторе из рода Тама и Олжабай - коржынкульский волостной управитель.
На этом съезде был избран казахский областной комитет.
От редакции газеты "Казах" на съезд приехал из Оренбурга Мержакип.
Вскоре после съезда в Акмолинск прибыли два комиссара: Адилев и Кеменгеров, которые создали уездный казахский комитет. Но вся местная власть по-прежнему была сосредоточена в руках комиссара правительства Керенского.
То там, то здесь продолжались всякие совещания, проводились съезды. От имени казахов и казахского комитета в них должны были принимать участие наши представители.
Председателем казахского комитета стал адвокат Дуйсембаев, заместителем я. В состав комитета вошли Адилев, Кеменгеров, Шегин, позднее Айбасов и другие. Мало-мальски грамотных в уезде приняли на работу. Решено было организовать типографию и выпускать газету. Собрали деньги на покупку шрифтов и откомандировали с этой целью Дуйсембаева в Казань.
Теперь избрали председателем комитета меня. Мы продолжали рассылать уполномоченных по всем волостям Акмолинского уезда для организации волостных комитетов. Составили обстоятельную инструкцию с указанием, как организовать эти комитеты, не избирать бывших притеснителей и обидчиков населения, агитировать подписываться на нашу газету. Собирать деньги. С уполномоченными мы рассылали специальную тетрадку с указанием условий подписки на газету.
Теперь начали ухудшаться отношения между акмолинским уездным комиссаром и казахским комитетом. Я вынужден был срочно выехать в аул для улаживания одного скандального дела. Оказалось, что в моё отсутствие вернувшийся из Казани Рахимжан Дуйсембаев оскорбил на митинге уездного комиссара Петрова, назвал его провокатором. Смертельно обиженный комиссар отдал Дуйсембаева под суд. Спешно вернувшись в город, мы дали секретную телеграмму в три адреса: Омскому областному комиссару, областному казахскому комитету и областному совдепу, обвиняя Петрова в неправильных действиях.
В те дни мы жили вчетвером в одной из комнат в доме, где размещался комитет: Динмухаммет Адилев, Бирмухаммет Айбасов, Кеменгеров и я.
Мы безмятежно спали. Глубокой ночью проснулись от стука. Открыли дверь и увидели почтальона.
- В чём дело?
- Получите повестку.
- Что за повестка ночью?
Почтальон вручает, смотрим - действительно повестка. Русский уездный комитет срочно вызывает нас на экстренное заседание… Мы в недоумении переглянулись, спросили у почтальона, что это за неотложное совещание и кто на нём присутствует? Почтальон ответил, что ему подробности неизвестны, приказано вручить повестку. Единственное, что он может сообщить: члены комитета уже собрались и ждут нас.
Мы быстро оделись и вышли все вместе. Почтальон сообщил, что вызывают всех членов комитета. Пришлось нам идти по квартирам, поднимать людей. По пути зашли к Баймагамбету Огизтазову, тоже члену нашего комитета, служившему прежде переводчиком при уездном начальнике.
Русским языком он владел неплохо, и мы решили пригласить его с собой. Узнав, куда мы направляемся, Баймагамбет испугался и пока собирался, всё повторял: "Ну в чём там дело? Что могло случиться?" Мы чуть не силой увлекли его за собой.
Ночь стояла безлунная, тёмная, город спал в глубоком сне, и только горстка членов казахского комитета шагала по ночным улицам. На небе лёгкие пёристые облака, кое-где, как будто с лёгкой улыбкой, подмигивает нам звезда. Подобно глазам шайтанов поблескивают тёмные окна спящих домов.
- Боже мой, зачем мы понадобились им, что стряслось? - продолжал волноваться Баймагамбет. - Обязательно что-то случилось, иначе не стали бы вызывать. Ай-ай, дети мои, сколько раз я предупреждал вас, вы меня не слушались. А вот и дождались. Наверное, русский царь опять сел на трон!
Пришли на заседание. Все члены комитета налицо. Царит холодное спокойствие, ни суеты, ни спешки. Присутствует уездный комиссар и секретарь партии эсеров Мартлого, тоже член комитета.
Открылось заседание, и по первому выступлению мы поняли, почему нас сюда вызвали. Комиссар Петров узнал содержание наших телеграмм, направленных в три адреса, и созвал русский комитет, провёл среди его членов соответствующую работу и вызвал нас, чтобы как следует пропесочить, показать свои права.
Разговор начался острый, крутой. Большинство русских - отменные говоруны. Особенно отличались сам Петров и Колтунов - учитель семинарии.
- Это клеветнический донос! - горячо восклицали они. - Это оскорбление представителей народной власти! Вы должны доказать виновность комиссара фактами и документами. Не то вам придётся отвечать перед судом! - И стучат кулаками по столу.
У нас не было никаких компрометирующих документов, к тому же мы не ожидали, что именно об этом пойдёт речь и поначалу растерялись. Но понемногу начали вступать в пререкания, доказывать свою правоту. Это окончательно вывело Петрова из себя:
- Вы назвали меня провокатором в своей телеграмме в Омск! Провокаторов расстреливают. Немедленно представьте мне изобличающие факты, иначе вы предстанете перед судом! - голос его неистов, комиссар грозно ударяет саблей о пол.
- У меня немало заслуг перед революцией! - продолжал он. - Я первым выступил против царя со своими солдатами. Мой отец - старый революционер. Писатель Потапенко в своей книге писал обо мне! Мальчик Саша - это я. Так чем я заслужил, чтобы вы обливали меня грязью? - закончил комиссар, чуть не плача.
Положение казахского комитета было не из приятных. Баймагамбет под предлогом "сходить на двор" исчез. Под разными предлогами ушли с заседания Султан, Усеке (Усен Косаев), Хусаин и другие товарищи. Остались участвовать в прениях четверо: Бирмухаммет Айбасов, Динмухаммет Адилев, Кеменгеров и я.
На этом заседании мы оказались в меньшинстве и не смогли доказать своей правоты.
Тем не менее по телеграмме из Омска прибыло к нам два комиссара, русский по фамилии Хомутов и казах - А. Сеитов. Они собрали заседание казахского комитета. И поскольку мы на заседании заявили, что скандал улажен местными силами, оба комиссара спокойно отбыли обратно.
По этому примеру можно судить о деятельности нашего комитета. Только одна видимость власти, а на самом деле никакими полномочиями мы не наделены. Старые законы недействительны, а новых ещё не было. Перед нашим комитетом стояла задача номер один - это ликвидация калыма и раскрепощение женщины в семье.