- Ну, если в открытую об этом говоришь, значит, в поле половецком промышляешь… Слыхал я в Ольвии, будто кто-то под самым городом обоз ограбил нынче летом… Ладно, расходитесь, мужики. За спасение спасибо. А скажите-ка мне, где нынче купец Реут проживает?
Батута почесал в затылке, протянул раздумчиво:
- Ре-еут… Сурожанин, што ли?
- Он самый…
- Слыхал я, он новые хоромы отстроил, в том же купецком ряду, только с другого конца…
Незнакомец пошагал прочь, а Батута проговорил сожалеючи:
- Жалко, этих татей не покрошили. Хороший случай подворачивался…
Кузнецы потянулись по своим дворам, досыпать, тоже сожалеючи качая головами. Видно, давно у всех руки чешутся на Рюриковых дружинников.
Глава 2
Серик проснулся, когда заскрипели двери кузницы. Их растворяли зевающие во весь рот подмастерья. Батута стоял рядом и добродушно их подбадривал. На траве лежала холодная роса, но под шубой было тепло и уютно; вылезать из этого уюта, страсть как не хотелось. Однако Серик выполз из-под шубы, размахивая руками, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, подошел к Батуте, спросил:
- А куда твой молотобоец делся, Ярец? Вчера его не видел, и сегодня чего-то нет?
- Отпросился жениться… Завтра явится с молодой женой. Во-он там, на огороде, избенку им поставим. Пусть живут…
Подмастерья принялись раздувать горн, а Серик, скинул рубаху, надел кожаный фартук, такой же, как у брата. Батута тем временем перебирал заготовки. Долго приглядывался, постукивая друг об дружку, даже языком попробовал, наконец, выбрал два бруска. Серик проворчал:
- Тому прохвосту - и хороший меч…
- Он хорошо платит, а мне марку держать надобно… - пробурчал Батута, осторожно шевеля кочергой угли. - Глядишь, и до князя дойдет, что мои мечи и кольчуги не хуже, чем у Фиряка… - он, наконец, сунул бруски в горн.
Серик взялся за кожаную петлю, толсто обмотанную холстиной, и принялся качать мехи. Огонь быстро разгорался, выскочили синие языки, черные бруски наливались краской, становясь, будто прозрачными. Огарок с Прибытком уже стучали у своего горна крошечными молотками, будто горох сыпали.
Серик покосился на них, сказал:
- Шолоня своих подмастерьев к плетенью кольчуг лет в тридцать подпустил…
Батута проворчал:
- Мне самому еще тридцати нет…
- Чего ж ты хоть этой осенью не женился? - спросил Серик, насмешливо глядя на брата.
- А ты не знаешь? - едко переспросил тот. - Мать невесту никак не найдет…
- Сам бы нашел. Ты ж старший теперь в роду…
- Пока мать жива - она и старшая… - Батута вздохнул: - Кажись готово…
Он выхватил из горна оба бруска, положил на наковальню один на другой, - Серик уже стоял с пудовым молотом наготове, - кивнул:
- Давай, аккуратненько…
Серик пробил в полсилы по всей длине, чтобы бруски слиплись, Батута кивнул:
- Вали с маху!
Серик пробил с маху. Тем временем полоса потемнела.
- Хорош, пока… - пробормотал Батута, и сунул полосу в горн.
Серик принялся качать мехи. Батута сказал:
- Ярец в два раза больше тебя, а после первой проковки уже задыхается… - выхватив полосу, он легко сложил ее пополам, кивнул:
- Вали с маху!
Серик хмыкнул, сказал:
- А ну-ка… - и, взяв молот одной рукой, принялся лупить так, что искры летели в фартук.
Нагревая заготовку, Батута спросил насмешливо:
- Серик, и где у тебя сила прячется? Ни костей, ни тела…
- В жилах сила прячется, в жилах… - ухмыльнулся Серик.
Они успели несколько раз проковать полосу; Батута два раза завивал ее винтом, и она уже начала принимать облик меча, когда появилась младшая сестра, Иголка, и позвала завтракать. Сняв фартук, Серик пошел к колодцу, позвав Огарка. Достав бадью воды, кивнул ему:
- Давай… - и нагнулся.
Огарок вылил на него целую бадью ледяной воды, а Серик лишь блаженно фыркал. Остальные только помыли руки и умылись. После завтрака вернулись в кузницу, и Серик с Батутой еще несколько раз проковывали полосу, после чего загладили ее гладилкой, и безобразная полоса приняла форму лезвия меча.
- Ну, на сегодня ты мне не нужен, - проговорил Батута, осторожно укладывая лезвие в длинное глиняное ложе, заполненное толчеными копытами, смешанными с германской солью, порошком, похожем на соль, только ярко оранжевого цвета. - Мехи Огарок с Прибытком покачают, ради отдыха…
Снимая фартук, Серик спросил:
- В чем закаливать будешь?
- А в репейном масле…
- Зимой на базаре, один витязь рассказывал, будто бы путешествовал он по Германии и Франкии, так там для богатых рыцарей кузнецы закаливают мечи в телах пленных врагов…
- Басурманы они, и есть басурманы… - вздохнул Батута. - Это ж надо, до такого додуматься… В репейном масле закалка не хуже получается, а даже лучше… - уложив ложе в горн и обсыпав его углями, Батута подозвал Прибытко, приказал качать мехи, а сам поманил Серика в дальний угол кузни, где из толстых плах были устроены полки. Серик, уже собравшийся было уходить, подошел. Батута разворачивал холстину с какого-то крестообразного предмета. И вот, наконец, появилось оно…
Батута проговорил:
- Ромеи эту штуку называют - цагра, германцы - арбалет, а по-нашему просто - самострел.
Серик проговорил нерешительно:
- Видел я подобную штуковину… Только сделана была не в пример грубее… Да и у Шарапа со Звягой такие есть; ихние пацаны упражняются из них стрелять…
- Ну, ты пока не суди… Это ж - первый. Тут главное - чтобы лук был гибкий. Булат лучше всего подходит. А уж булат ковать я умею. Остальное - дело не хитрое.
- Бабское оружие… - презрительно бросил Серик.
- Не скажи… - протянул Батута. - Ты вот из лука рыцаря с коня ссадишь?
- Ну, хватил! Он же в броне с ног до головы…
- А из этого - запросто! Да и в пехотном бою он хорош. Стой между пешцами, и сади себе. А пешцы уж тебя, как родного, и щитами укроют, и от чужого копья оборонят.
Серик потрогал пальцем несуразно толстую тетиву из бычьих жил, сказал:
- Тетива толстовата…
- Ничего не толстовата… И такую придется после десятков двух выстрелов менять. Вот волочилку для проволоки потоньше сделаю, или германскую куплю, то тетиву проволочную совью. То-то будет добротно!
Батута, пыхтя, накрутил ворот, пластинчатый лук изогнулся, щелкнула заноза. Взяв толстую, железную стрелу, из кучки на полке, Батута вложил ее в желобок, прицелился в противоположную стену. Кузня, будто вся вздрогнула от удара. В противоположной стене стрела не торчала - там зияла щель, в которой блестел погожий день.
- Надо же, в паз угодила… - пробормотал Батута. - Дай Бог, ни в кого не попал…
Он вышел из кузни, прошел к тыну. В бревне торчала глубоко вонзившаяся стрела. Серик подошел следом, потрогал стрелу - она сидела крепко. Тогда он принялся качать ее из стороны в сторону, и только после долгого раскачивания ему удалось выдернуть стрелу.
- Да-а… - протянул Серик. - И правда, прошибет рыцаря вместе со щитом…
Батута протянул ему самострел:
- Владей! Хоть и тать, а все ж таки брат…
На следующий день была суббота, а потому с утра собрались на базар. Серик надел алую шелковую рубаху, сафьяновые сапоги, расшитые канителью золотыми узорами, узкие половецкие штаны из аксамита, подпоясался золотым рыцарским поясом. Наблюдавший за ним с насмешливой улыбкой Батута, сказал:
- Меч прихвати…
- Зачем?! - изумился Серик.
- Ты так разоделся, что Рюриковы дружинники наверняка привяжутся…
Пожав плечами, Серик прицепил к поясу меч, а сзади за пояс заткнул длинный и узкий половецкий кинжал.
Чинно шли по улице; впереди Серик с Батутой, плечом к плечу, следом - величественно плыла дородная мать, а уж за ней, как цыплята, стайкой сестры, разодетые в яркие шелка. Серик сразу обратил внимание, что большинство горожан оставили своих дочерей дома. Надо же, осенний торг - и девок дома забыть!
Встречные уважительно раскланивались с Батутой, кивали и Серику. Проезжий боярин остановился, сказал:
- Здравствуй, Батута!
Не снимая шапки, Батута медленно произнес:
- И ты здравствуй… Как мой меч? Еще не опробовал?
- Опро-обовал… Добрый меч. По приказу князя в печенежскую землю ходил под личиной германского рыцаря…
Серик не удержался, нетерпеливо спросил:
- Ну, и што там?
Боярин медленно оглядел его с ног до головы, спросил небрежно:
- А это еще что за пацаненок?
- Брат это мой… - обронил Батута.
- А не рано ли твоему братцу такими игрушками баловаться? - с едкой иронией в голосе вопросил боярин.
Серик обозлился, медленно выговорил:
- То-то тебя князь послал в печенежские земли; с такой рожей и пузом, ну, вылитый германец! - боярин изумленно приподнял брови, а Серик продолжал: - Хочешь по-настоящему братов меч испробовать? Давай, слезай с коня!..
Боярин добродушно покачал головой:
- Ну и брат у тебя! Он что, и правда, такой лихой?
- А ты испытай… - с подначкой проговорил Батута. Но тут же посерьезнел, и спросил: - Ну, и что там, в печенежских землях?
- А тревожно как-то… Германцев полно. Ходят толпами в белых плащах с красными крестами. Не к добру все это… Слышь, Батута, а ты отдашь за моего сына свою младшую?
Вперед выступила мать и строго выговорила:
- Ты, боярин, шути, да не заговаривайся! Знаем мы, каково простой девушке в боярской семье…
Боярин смутился, сказал потупившись:
- Да не шучу я… Разве может быть урон боярской чести, породниться с таким мастером? - тронув коня, он поехал своей дорогой.