Потом пир пошел, богатый напитками и яствами, но не долгий, ибо спешили посольники засветло отъехать к себе в Новгород Великий.
Встав из-за стола, нареченный владыка Феофил прочитал молитву и поблагодарил великого князя от имени всего посольства за гостеприимство и ласку.
Подозвав потом к себе от клира своего священника, отца Ипата, взял у него две книги, написанные на пергаменте, подал их великому князю и молвил почтительно:
- Ведаю, господине, усердие твое ко всему книжному, приношу тобе в дар из ризницы святой Софии сии списки:
"Мерило праведное", которое многому учит в государствовании, мудрым поучениям учит святых отцов и древних еллинских мудрецов, а такожде и "Шестоднев", переведенный с грецкой книги "Эксамерон", писанной в Цареграде Георгием Писидой. Перевел же ее дьяк митрополита московского, святителя Киприана, Димитрий Зограф в лето шесть тысяч восемьсот девяносто третье. Сей дьяк Зограф именует "Шестоднев" еще так: "Премудрого Георгия похвала к Богу о сотворении всея твари…"
Иван Васильевич тронут был подарком и, поблагодарив владыку, сказал:
- Дар твой вельми люб мне, и вложу яз его в книгохранилище свое московское; Степан Тимофеич, прими драгоценные книги сии. Теперь же приступим к чтению докончальных наших грамот…
Часа два длилось чтение грамот. Государь не раз одни слова отвергал и заменял другими, уяснял обещания свои и новгородские, дабы инакомыслия быть не могло ни у той, ни у другой стороны. Некоторые из бояр московских и дьяки московские, кроме Бородатого, дивились великой милости государя к новгородцам, ибо мир Коростыньский, за малым исключением, повторял договор с новгородцами покойного великого князя Василия Васильевича в Яжолбицах. Сам же государь был весел, и новгородцы радовались его милостям, так как старинные обычаи их Москва почти не трогала…
Когда чтение было кончено и всякие исправления прекратились, Иван Васильевич сказал:
- Сотворили мир мы добрый и для Москвы и для Новагорода. Поблагодарим, отче, Господа Бога за милость его кратким молебном, а после того отъезжайте с Богом восвояси. Посылаю с вами боярина своего Федора Давыдыча Хромого-Пестрого. При нем пусть вече крестоцелование даст по обычаю и печати к грамотам привесит. Ворочайтесь же борзо, дабы и яз тут по грамотам сим крестоцелование дал Новугороду…
Затем, обратясь к воеводам своим, произнес:
- Вам же, воеводам моим и дьякам, повелеваю приказать всем полкам и отрядам, перестали бы пустошить и полонить земли новгородские, а взятый полон отпустить без окупа…
После краткого молебна новгородское посольство отъехало на ладьях в Новгород по Ильмень-озеру. Государь Иван Васильевич проводил их только до выхода из шатра. Братья же великого князя - Андрей большой и Борис - с боярами вместе пошли провожать их до берега.
Оставшись с братом с глазу на глаз, князь Юрий Васильевич сказал с досадой:
- Зазря ты, Иване, после побед столь великих так милостив к Новугороду. Можно было не токмо в десять крат более взять с них, а и совсем задавить Господу-то и вече их. Пусть бы токмо наши наместники да воеводы ими правили, яко в Коломне правят…
Государь усмехнулся.
- Отныне Господа новгородская и вече, - молвил он, сжав кулак, - вот у меня где! На всей милости моей. Меч мой занесен не токмо над ними, а и над Ганзой немецкой. От немцев зла к нам идет не меньше, чем от Литвы и Орды.
Иван Васильевич прошелся несколько раз молча по своему шатру и, остановясь перед братом, продолжал:
- Ты ведай то, Юрьюшка, что победы ратные одни по себе не живут. Победа-то потому бывает, что в государствовании и земских делах оплечье имеет. Такое надобно нам оплечье иметь и в народе новгородском. Посему яз не хочу заноситься, а от доброго и верного не ищу лучшего, может, да неверного…
Откинулась завеса у двери шатровой, и вошел к государю дьяк Бородатый.
- Проводил яз посольников-то, - молвил он, - и видел, не разумеют они, какая гроза на них идет. Токмо стариной своей, яко дети несмышленые, тешатся.
- Помогает Господь Руси православной, - перекрестясь, молвил Иван Васильевич и перевел речь на книги. - А ты ведаешь ли сие "Мерило праведное"?
- В книге сей всего не читал, а что же писано в ней, со слов других ведаю. Коли повелишь, поглядим ее сей же часец. "Шестоднев" же мне и тобе ведом.
- Прочти мне нечто от "Мерила праведного". И ты, Юрий, ежели хочешь, слушай.
- Прости меня, государь, - ответил Юрий Васильевич, - много всего еще нарядить мне надобно в стане нашем и вестников принимать и отсылать. Тобе ж яз не пособник в книжных делах. Не начитан яз книгами.
Юрий Васильевич поднялся со скамьи и пошел было из шатра государева, но вдруг остановился и с живостью воскликнул:
- Забыл тобе поведать! Посольники-то новгородские мне баили, николи-де такой беды с новгородской землей не было, как ныне! Никогда их никто так не пустошил и не полонил, как мы. Навек-де память о сем им будет…
- Сие ныне, - смеясь, молвил Иван Васильевич, - наиглавное для нас. Долго теперь против нас меча не подымут, да и круль Казимир крепость руки нашей почуял.
- Верно, государь, - проговорил Юрий Васильевич и, простясь, вышел из шатра.
- Да и удельные-то все, - вполголоса добавил дьяк Бородатый, оглядываясь на дверь, - Москву более чтить будут, а великого князя еще более бояться…
Иван Васильевич раскрыл перед собой книгу и вслух стал читать ее полное заглавие: "Сия книга Мерило праведное, извес истинный, свет уму, око слову, зерцало совести, тьме светило, слепоте вож, припутен ум, сокровен разум…" И еще много тут сказано. Едино-то наименование ее, почитай, целая книга. Ты, Степан Тимофеич, сам разбери тут и почитай, что о государствовании найдешь…
- Помню яз, государь, - ответил дьяк, - есть в "Мериле" от "Пчелы", от "Книг Еноха праведного"…
Дьяк Бородатый перелистывал книгу и продолжал:
- Вот о княжении от "Пчелы": "Князю помнить надобно - первое, что он над людьми владеет; второе, что закон поручон ему; третье, что власть временная истлевает…" Там же о власти: "Бесчиние знаменует самовластие, а чин являет владеющих…" Вот же от святого Евгария: "Поставлен ты царем - будь внутри собя царь самому собе, ибо царь-то не тот, кого зовут так, а кто таков умом правым…"
- Сие истинно, - одобрил Иван Васильевич, - но чую яз, что в книге сей токмо мудрствования, а нам надобны деяния мудрые, а не одни слова. Уставные да судные грамоты для государствования нашего - наиглавное.
- Право разумеешь, государь, - подтвердил Бородатый, - яз мыслю, "Уставная Двинская грамота" и разные судные и уставные грамоты новгородские, псковские и московские, которые у Володимира Елизарыча есть…
- Нам со времен Ярославских и сыновей его все судебные уставы брать надобно, - молвил Иван Васильевич, - до самых законов Мономаховых.
- Списки сих древлих установлений, государь, Гусевым собраны…
- Ну и добре, - сказал государь, - возьми книги сии для мово книгохранилища. Иди отдохни после обеда посольского. Воротимся, Бог даст, целы и здоровы на Москву, сам яз тогда подумаю с Гусевым и его дьяками о делах государствования…
Прошло немного времени с отъезда посольства, и августа двенадцатого дня воротился из Новгорода боярин Федор Давыдович, приняв присягу новгородцев по Коростыньскому договору. С ним на этот раз прибыли вместе с владыкой Феофилом и старыми посадниками и степенный посадник, и степенный тысяцкий - все правление Господы новгородской.
Принимал их Иван Васильевич в шатре своем торжественно, сидя в красном углу под знаменем, окруженный князьями, боярами, воеводами и дьяками.
Выслушав приветствия от посольства и спросив, "добре ли они дошли", государь подошел к владыке Феофилу принять благословение. Засим он снова сел на место свое и, обратясь к послам, молвил милостиво:
- Сказывайте.
Степенный посадник Василий Ананьин, поклонившись в пояс, передал великому князю договорную грамоту со всеми печатями, которые привесили к ней после утверждения на вече новгородском. Дьяк Бородатый принял ее и осмотрел. Тут же выступил вперед владыка Феофил и, осенив себя крестным знамением, сказал:
- Именем Божием свидетельствую, принята грамота сия на вече по всей воле твоей, государь, принята при всех пяти стягах кончанских.
Иван Васильевич чуть усмехнулся и молвил:
- Благодарю Господа Бога, что мир сотворил он среди нас.
Обратясь к дьяку, он спросил:
- Как с грамотой? Все ли в ней по обычаю?
- Грамота сия, государь, та, которую писали мы, - ответил Бородатый, - а под ней вечевой есть приговор и привешены все восемь печатей вислых: пять кончанских, одна архиепископа, одна посадника и одна тысяцкого. Все, как надобно, наряжено, по правилу…
Иван Васильевич сделал знак, и полковой его священник, уже в облачении, выдвинул аналой с крестом пред государем.
Иван Васильевич встал, и все встали вслед за ним.
- Сей часец и яз по всей старине крест целовать буду Новугороду Великому на сем докончании…
Мрачные до сего и неуверенные послы новгородские после крестоцелования с веселием и смелостью приблизились к государю и стали дарить ему дары многие и ценные.
Великий князь благодарил их и беседовал с ними ласково, как с гостями своими. Внесены были столы в государев шатер для почетного пира посольству, а для всех сопровождавших послов пиршество было наряжено в другом шатре, у дьяков.