Глава 18. Скорые татары
Шел второй год после разгрома Шемяки. В Галиче крепко сидели наместники и воеводы московские, а бежавший князь Димитрий затаился в Новгороде Великом и с новгородцами вместе замышлял всякое зло на Москву.
При пособничестве купцов и бояр богатых сносился Шемяка и с Казанской, и с Золотой Ордой, и с Синей, с ханством кипчаков, которые живут за Каспием, а у татар слывут Белой Ордой. Как собак, он с новгородцами на Русь их натравливает, а те разоряют села и деревни, берут в полон сирот и продают их в рабство кизыл-башам, туркам и даже в далекую Индию.
- Жду яз, Иване, татар, - говаривал все чаще и чаще Василий Васильевич, - пока жив лиходей наш, новгородцы цепляться за него будут.
Нужен он им, дабы лиха поболе содеять нам… Сам знаешь, Димитрий-то на деньги новгородские воев собирает…
- Верно сие, - сказал Иван. - Вчерась ездил яз к владыке Ионе, во двор его. Заложил он на дворе палату каменную с церковью. Дивно строение сие будет. Ласков был владыка ко мне. Прощаясь же, молвил: "Скажи отцу, что бывает небо ясное, а враз туча набежит и гром поразит, как вот собор-то Архангельской ныне поразил…"
Василий Васильевич перекрестился и сказал с умилением:
- Истинный прозорливец святитель наш. Прозрел он главную гребту мою, словно мысли мои за глаза читает. С сего дня, Иване, снова полки собирать будем. Утре поедем с тобой в Коломну, к Костянтину Лександрычу Беззубцеву.
Гостит ныне у него Касим, наш царевич. О скорых татарах там подумаем…
В покои вошел Юрий и, улыбнувшись брату, почтительно обратился к отцу:
- Батюшка, матунька к обеду тя кличет. Бабунька у нас нынче обедает.
За столом уж она…
Васюк повел Василия Васильевича под руку, а Юрий пошел рядом с Иваном. Будучи только на год моложе, Юрий много меньше брата по росту, по плечо ему только.
- Никогда, верно, не догоню тя, Иване, - сказал он вполголоса брату, - ты же и Данилку вот перерос много, а Данилка на пять лет старше…
Иван тихо рассмеялся и, слегка обняв брата за шею, проговорил ласково:
- А ты почти с Дарьюшку, а она ведь тоже на четыре года тобя старше…
Этот год осень на редкость теплая, ясная, солнечная, и леса, нарядно одевшись в пурпур и золото, стоят как-то по-особому тихо и смирно. Только дремучий бор по-прежнему темнеет мрачной зеленью, но и среди хвои весело желтеют на солнце стволы и ветви могучих сосен.
- Вот токмо ель ничем не развеселишь, - сказал Ивану Илейка, - всегда она с головы до ног в черноте, как монашка…
В Коломну оба государя ехали в открытой колымаге, и Васюк с ними.
Рядом же скакал Илейка, держа на поводу Иванова коня, - полюбил очень верховую езду Иван.
Была с государями большая конная стража, а впереди разведывал путь дозорный отряд. Позади тоже дозорные конники ехали. Боялись это лето татар: рыскали, налетая нечаянно, конные шайки и казанцев и ордынцев.
Ехать же надобно от Москвы более сотни верст до Коломны, вдоль Москвы-реки, мимо села Бронницы.
Когда проезжали Бронницы, Васюк сказал о том Василию Васильевичу - он все села и грады называл великому князю.
- Вишь, - с горечью отозвался Василий Васильевич, - Пахра-то совсем недалече отсюда, да и от Москвы рукой подать, а и сюда доходили поганые ордынцы.
- Ныне не посмеют, государь, - почтительно заметил Васюк. - Касим-то царевич в Коломне.
- А ты, Васюк, упреди меня, - молвил Василий Васильевич, - когда Коломну видать будет…
- Да уж видать, государь, - продолжал Васюк, - и не токмо град, а и реку Коломенку.
- Ну-ка, Илейко, - крикнул Василий Васильевич, - поскачи покличь начальника стражи! Пусть вестника шлет из своих конников, известит воеводу Костянтина Лександрыча, что едем к нему…
Илейка, передав коня Васюку, ускакал, а Иван, задумчиво осматривая окрестности Коломны, спросил отца:
- А пошто ты упреждаешь воеводу-то?
- Дабы нечаянности не было, - улыбаясь, ответил Василий Васильевич, - дабы могли государя своего принять, как подобает. И тобе так деять надобно, когда без меня к слугам нашим поедешь, дабы сполоху у них не было…
Впереди послышался конский топот. Иван вздрогнул, подумав, что, может быть, татары это, но из-за леса на повороте дороги вылетел Илейка.
- Евсей Ильич послал вестника-то, государь, как ты приказать изволил! - крикнул он, круто осаживая коня.
- Добре, - думая о чем-то другом, ответил Василий Васильевич, - добре…
Илейка просиял и, приняв от Васюка Иванова коня, сказал молодому государю:
- Государь Иван Василич, глянь-кось на Москву-реку. Вишь, там ладья под парусом к устью Коломны у самого града плывет. На таких ладьях к нам в Муром владыка Иона приплывал, когда на патрахиль тя с Юрьем брал…
- Верно, Илейка! - воскликнул Иван, оживившись. - Совсем подобна той.
Васюк, глядевший из-под руки на реку, деловито добавил:
- Рязанская ладья. Рязанцы завсегда на таких ходят.
И вдруг ясно так перед глазами Ивана встало страшное прошлое, когда впервые увидел он в Угличе лицо ослепленного отца…
У коломенских ворот поезд государей встретили на конях воевода Константин Александрович Беззубцев, царевич Касим и Федор Курицын с конниками. При радостных криках и приветствиях народа оба государя проследовали в сопровождении воеводы и царевича к городскому собору. У храма встретил государей со всем клиром в полном облачении епископ Варлаам коломенский.
Государи, приняв под звон колоколов благословение владыки, вошли в собор и, отслушав там молебен, поехали пообедать и отдохнуть с дороги к воеводе Константину Александровичу. Главное же - Василий Васильевич спешил тайно думу подумать с воеводой и царевичем о скорых татарах.
В хоромах Беззубцева, как только усадили гостей за стол, а Фекла Андреевна едва успела приказать, чтобы шти подавали, Василий Васильевич обратился к царевичу Касиму и к воеводе:
- Что ведомо вам о скорых татарах? Жду яз от них зла…
- Чуток ты, государь, к волкам сим алчным, угадал истину, - быстро ответил воевода. - Донесли нам яртаулы царевичевы и лазутчики, что идут татары из Дикого Поля: идут Мальбердей, Улан, а с ним иные ханы со многими конниками. К Ельцу идут…
Услышав это, Иван побледнел вдруг и в горести воскликнул:
- Когда же конец грозе сей татарской будет?
Смолкли все за столом от тоски душевной, а Фекла Андреевна взглянула на Ивана, отерла слезу на щеке и тяжко вздохнула, шепнув вполголоса:
- Прогневался на нас господь наш…
Но воевода Константин Александрович, подняв голову и приосанясь, сказал твердо:
- Тогда, государь Иван Василич, конец всему придет, когда на Руси единый государь будет, когда все удельные, да и даже великие княжества, а с ними и Новгород и Псков вотчинами московскими станут.
- Верно! - радостно подхватил Курицын. - Так и митрополит Иона и владыка Авраамий сказывают. Дабы иго сие свергнуть, надобны еще некии замыслы…
Василий Васильевич, угадав, куда разговор клонится, неожиданно для всех заговорил с царевичем Касимом по-татарски, прервав Курицына.
- Опять тобе дело, брат мой меньшой, - сказал он Касиму, - встречай, гони нагайцев. Спеши к Полю против них, и да поможет тобе аллах, как и прошлый год у Пахры. Воевода же Костянтин Лександрыч своих коломенцев поведет, пеших и конных. Старшой он будет.
Выслушав все, царевич Касим встал со скамьи и поклонился великому князю.
- Слушаю и повинуюсь, - сказал он и снова сел продолжать трапезу.
Встал и поклонился и воевода Беззубцев, разумевший по-татарски.
- С помощью божией, - молвил он, - выполним волю твою, государь.
После трапезы соберем всю силу свою, а утром, чуть свет, к реке Битюгу пойдем, навстречу татарам…
Иван за трапезой сидел молча, хотя у отца шел оживленный разговор с воеводой и царевичем. Он вспоминал то, что видел по дороге к Владимиру, когда на пути им встречались сироты, бегущие от татар казанских. Снова мелькали перед глазами испуганные люди с женами и детьми на возах, позади которых гнали коров и овец.
И не увлекали его на этот раз ни военные хитрости, ни храбрые нападения и сечи с врагом. "Все воеводы, - думал он, - охочи до военных дел, как до травли волков, тщатся токмо врага заганивать, о людях же не помнят". Но сказать об этом не смел, да и сам понимал, что, если враги напали, ничего, кроме боя, быть не может.
Уж и трапеза кончилась, и воеводы ушли, а Иван все еще мучительно путался в мыслях своих.
- Государь мой, - вдруг услышал он голос Федора Курицына, который один остался за столом с ними, - прости, государь, горячность мою, яз догадался, когда ты перебил меня и заговорил по-татарски с царевичем…
Василий Васильевич ласково усмехнулся и молвил:
- Что ж уразумел ты?
- Нельзя ругать татар при татарине, а наиглавно, что татарину, даже другу и слуге верному, нельзя открывать тайны государствования…
Князь Василий весело рассмеялся.
- Млад ты, Федя, - сказал он, - но разумен и скорометлив. Враз сметил ты все, что яз тогда помыслил. А по-татарски разумеешь ты?
- Разумею, государь.