- По-латыньски, государь, - промолвил дьяк и стал читать: "Есть в Рыме деспота морейского, Фомы Ветховсловца от царства Константинограда, дочь его, именем Зоя, православная христианка. Восхочешь взять ее собе супругой, яз сие сотворю и пришлю ее в твое государство. За ней уже присылались король французский и герцог великий меделянский, но она не хочет в латыньство…"
Федор Васильевич поклонился государю и добавил:
- Все, государь. Как прикажешь?
Иван Васильевич невольно закрыл глаза, но пересилил себя и тотчас же открыл их.
- Прими подобающе послов кардиналовых, - сказал он своим обычным голосом, - наряди корм, покои и все прочее. После придешь, когда позову! Теперь же идите все…
На другой день утром, после завтрака, с разрешения великого князя допущены были в покои его для беседы итальянцы-братья: Карло, приехавший из Рима, и Иван Фрязин вместе с племянником их обоих, Антоном Джислярди.
Иван Васильевич хотел поболе вызнать о Риме, а главное о папе, дабы ведать, какие наказы давать послам своим и какие подарки отправить папе, чтобы не было у того худого мнения о Москве и о нем, государе московском…
Великий князь сидел за столом, а подле него стояли справа дьяк Федор Курицын, а слева дворецкий Данила Константинович.
- Федор Василич, - обратился государь к дьяку, - яз токмо приму сих фрязинов и отъеду к митрополиту. Ты же тут один угостишь их, а Данила Костянтиныч в сем поможет тобе. Помни токмо, что яз тобе сказывал, и все вызнай об их обычаях рымских и на что у папы-то задор есть, дабы знать, какие подарки ему давать. Пои, не жалей. Иван Фрязин пьяница и во хмелю хошь много и наврет, но и правду по хвастовству своему скажет. Да ты и сам, Федор Василич, разумеешь сие. Яков-то писарь хитрей был, а спьяну забыл, что по-русски не разумеет. Не забудь и про турок вызнать, о какой рати против них папа мыслит.
Ефим Ефремович доложил о приходе итальянцев.
- Пусти их, Ефимушка, - молвил Иван Васильевич и, улыбнувшись, добавил: - Да скажи страже-то, не фыркали бы собе в бороды и рукава, глядя на щеглов сих рымских.
Все рассмеялись, государь же, остановив их, приказал:
- Ну, веди послов-то, Ефим Ефремыч. Да повели там, возок бы мне подали. К отцу митрополиту поеду.
Начальник княжой стражи вышел, а великий князь добавил, обращаясь к дьяку:
- При мне за стол их не сажай. Дам им испить здравицу, а отыду, тогда сажай и пируй с ними. После дойдешь ко мне. Буду яз, как ворочусь от митрополита, в хоромах у старой государыни. Обедать у ней буду…
Итальянцы и племянник их Антон вошли с низкими поклонами и, остановясь шагах в пяти от великого князя, встали перед ним на одно колено, а Иван Фрязин сказал ото всех по-русски:
- Челом бьем тобе, государь, живи многая лета.
- И вы здравствуйте, - молвил Иван Васильевич, сделав знак, чтобы они встали с колен.
Затем дворецкий Данила Константинович подал послам на подносе три серебряных кубка с заморским вином. Иван Фрязин взял кубок первым и, держа его перед собой, опять за всех провозгласил здравицу государю.
Иван Васильевич поблагодарил и, встав из-за стола, молвил:
- О том, что мне довести хотите, скажите дьяку моему, а сей мне передаст. Яз же сей часец еду к митрополиту…
Кивнув головой, он вышел из трапезной, сопровождаемый низкими поклонами.
Этот день государь обедал, как обычно, когда тайные беседы вел, у матери своей. Да и Ванюшеньку повидать хотел он: отрок уж совсем возрастал и стал лицом походить на свою покойную мать. Недоволен был Иван Васильевич сыном, что мало еще вникает он в дела государства, но, видя у него прилежание к наукам разным и к военному искусству, любил его нежно.
От митрополита государь приехал прямо к столу, а к концу обеда пришел и дьяк Курицын.
- Ну как отец-то Филипп мыслит? - спросила Марья Ярославна у сына.
- Так же, как и яз, - глухо ответил Иван Васильевич, - спешить некуда, вызнать все надобно…
- Истинно, сыночек, истинно, - одобрительно кивая, заговорила княгиня. - Жена-то не сапог, с ноги не скинешь. Жениться ведь недолго, да жить-то ведь долго, а то и весь век…
Иван Васильевич стиснул зубы, но, притворно позевнув, продолжал ровно и спокойно:
- Митрополит Филипп баит, может, папа-то рымской опять нас к унии понуждать будет? А может, царевна-то сама унию приняла в Рыме? Может, она, став княгиней московской, латыньство сеять будет среди православных?..
Великий князь замолк вдруг, поймав подозрительный, тревожный и недоброжелательный взгляд Ванюшеньки… "Разумеет, что ему мачеху берут", - подумал он, но вслух продолжал тем же ровным голосом:
- Митрополит хочет Юрия Грека повыпытать. К собе позовет на беседу и трапезу, а у него есть некий книжник, именем Никита Попович, зело хитер он во святом писании и разумеет по-грецки. Сей Никита будет вызнавать все про Виссариона и папу. Митрополит баит: "Пусть поживет Юрий Грек на Москве подоле…"
Иван Васильевич немного подумал и, обратясь к матери, спросил:
- Поманить, может, сего Грека к собе на службу, вотчину пожаловать?
- А пошто не поманить? - ответила старая княгиня. - Отец твой вотчины давал и татарам, ежели польза от сего была. Грек же Юрий не татарской веры, а единой с нами, христианской.
Иван Васильевич вопросительно взглянул на дьяка Курицына.
- И яз так мыслю, государь, - быстро ответил дьяк. - Надобен нам такой человек на службе, а слугой он, мыслю, будет верней Ивана Фрязина, денежника, а как за сие награждать, ты сам, государь, лучше меня разумеешь…
- Подумаем еще о сих делах вместе со всей родней нашей, с митрополитом и боярами. Ласкать же сего Юрья надобно: от него много вызнать можно о Рыме, о папе, и о Виссарионе, и о прочем, Ивану-денежнику мало яз верю: сей за деньги на всякое воровство пойдет. Токмо и такой нам нужен. Митрополит сказывал мне, что Фрязины все такие же, все на един лад.
Яз и мыслю, денежник наш будет под стать рымлянам, но у нас ему прибыльней. У него тут и хоромы, и деревенька есть, и жена, и дети, и жалованье немалое, а там, чай, он и не надобен, без него хватит…
Иван Васильевич оборвал свою речь и спросил Курицына:
- Ну а ты что скажешь, Федор Василич, о сем?
- Вызнал яз, государь, что все сии фрязины, - заговорил Курицын, - родня нашему Ивану-денежнику и все они венецианцы, как и наш денежник.
Бают они, что и папа Павел Второй из одного с ними государства, из знаменитого рода венецианских купцов Барбо. Хвастались, что их и родню их папа знает и верит им. Мыслю, они и ране ссылались меж собой.
- За сим гляди, Федор Василич, - перебил дьяка великий князь, - людей для сего верных найди.
- Есть такие, государь, - продолжал Курицын. - После разорения турками Крыма многие фряжские купцы, как тобе ведомо, на Москву приехали.
Все они хотят прибытка друг перед другом, а наибольшая вражда и ревность у них меж венецианцами и генуэзцами. Вот яз и найду меж генуэзцев нужных нам людей…
- Льготы некие дадим им, - снова перебил дьяка великий князь. - Разумею замыслы твои. Твори, как мыслишь, а к совету нашему собери все, что сможешь. Ныне же о папе скажи, какие подарки ему надобны, на что у него задор?
- На все, государь, - усмехнувшись, молвил дьяк. - Фрязины прямо так и говорят: "Все любит, что цену добрую имеет, а наиболе всего самоцветные каменья, сребро и злато…"
Все засмеялись, а Марья Ярославна молвила:
- У него, у папы-то, губа не дура, а язык не лопата…
- И о Цареграде баяли? - улыбаясь, спросил Иван Васильевич. - И о турках? Что деять-то хотят?
- Просто у них все, государь, - шутливо ответил Курицын. - Фрязины хвастают так: "Оженим, мол, московского государя на грецкой царевне, а она его и заставит на турок идти…"
Великий государь насмешливо улыбнулся, хотел было сказать грубую колкость о "ночной кукушке", но удержался, встретившись с тревожным и враждебным взглядом сына.
"О мачехе мыслит", - опять подумал он, и ему стало досадно и горько.
Быстро встав из-за стола, он перекрестился и поклонился матери.
- Прости, матушка, - молвил он, - днесь зело притомился яз. Пойду к собе…
С казанской войны приходили разные вести. Московские полки били казанцев, но и татары местами христиан били, а земли друг друга опустошали взаимно.
- Так не может быть доле, - говорил Иван Васильевич. - Губим зря православных. Надо обмыслить все и так ударить, дабы сразу пришибить Ибрагима…
Великий князь торопился покончить дела с посольством папы и уже обдумывал новый, дополнительный поход на Казань. Он спешно вызвал из-под Казани к себе брата князя Юрия Васильевича на думу о войне, а заодно и на семейный совет, который назначен был им на десятое марта, в субботу на второй неделе великого поста.
Князь Юрий прибыл вовремя. Он сам спешил к брату, ибо многим недоволен был в ведении войны с татарами. Пуще всего не по нраву были ему разнобой и случайность действий воевод, не было в войске единого воинского управления. Братья часами беседовали с глазу на глаз, а Юрий даже чертил на бумаге, как и где ратные силы размещать…