- Яне зря именно к тебе пришёл... У нас - общие враги, так почему бы нам не стать друзьями? А помощь скоро понадобится тебе, ох скоро.
Лазутчик неожиданно для себя вытер со лба холодный пот, чего уж точно делать нельзя ни под каким видом.
- Ну, говори, - на глазах трезвел князь.
И вдруг на Боэмунда что-то снизошло...
Отбросив уловки, он рассказал всё без утайки - о себе, о Бату, о тех смешных и горьких причинах, которые привели Боэмунда в эти палаты. Он так, оказывается, устал лгать, что теперь наслаждался возможностью говорить одну только правду, и ничего больше. "Вот та наживка, на которую ловят народ христиане всех стран, - жажда исповеди". Только сейчас глотал крючок сам рыбак.
Похоже, этот князь неплохо читал по лицам. Кривляться перед ним было не только противно и, может быть, даже опасно.
- Да, Ярослав, я слуга Бату, но не слуга монголов. Это не одно и то же.
- Твой Бату - изменник? - всматривался в мнимого святого князь.
- А братец твой, Георгий, когда латынам через монахов угорских сведения про монголов пересылал - не предупреждал ли, не укреплял более страшных врагов? Это ли не измена? А когда булгарских беженцев во Владимире привечал - это ли не измена? Ведь за укрывательство врагов мы, монголы, мстим. Булгаров пожалел - через то своих не сберёг. О чём он думал тогда? Как ни живи - чему-то всегда изменяешь? Ни на одну кочку ногой не наступив, болото не перейти. Так ли, княже?
- Да, это так, - опустил глаза Ярослав, - всё правда...
Бату и Боэмунд. 1238 год
Давая отдых войскам (кроме отрядов, рыскающих по окрестностям за сеном), джихангир медлил с выступлением. Боэмунд опять, как уже бывало, пропал, и Бату привычно тревожится.
Через неделю главный лазутчик привёз ожидаемые сведения. Оказалось, не зря Бату сдерживал поводья.
- С Георгием Всеволодовичем мириться нельзя. Это всё равно что тушить жиром костёр... Мало нам Гуюка и Бури?
- Не мало, можно и выплюнуть, но при чём тут Гюрга?
Боэмунд задорно тряхнул отросшими космами:
- Будем друзьями этого самого Гюрги - больше ни с кем не сговоримся. Мир с ним - это мир с прокажённым... И его не спасёшь, и у самого кожа отвалится.
- Неужели с ним всё так безнадёжно?
- Спешил, коня едва не загнал. Всё думал - не вытерпишь, будешь с Гюргой про "габалыки" сговариваться. А он меж тем на том лишь держится, что и враги разобщены.
- Вот так-так... И за что же ему такая любовь?
- У кого как: каждый свой камень под полой лелеет. Кривичи, что на север тянут, у кого там родня или какой интерес торговый, не забыли, как он Новгород хлеба лишал. Меряне и мурома - как он их крестил мечом да арканом. Рязанцы - как его отец их город дважды до головней палил.
- Это хорошо насчёт рязанцев, - обрадовался джихангир, - стало быть, пусть уцелевшие из них одумаются и помогут нам свалить их настоящего врага. Глуп твой Георгий. Грабить тоже нужно с умом, - назидательно пояснил Бату. - Или уж истреби под корень, или дай уцелевшим надежду...
- То-то и оно, Георгий - грабитель глупый. Важно, что урусуты в здешних местах - чужие пришельцы вроде нас... только хуже. Мы-то уйдём, а эти на шее останутся. Вот и укрылись от недовольного народа за стенами каменных городов. Потому как только грабят, а взамен от них - что шерсти со змеи.
- Это хорошо...
- Даже и того лучше. Нету и меж городами согласия. Вот, скажем, Владимир и Суздаль. Когда-то Суздаль за старший город был, ещё не так давно суздальцы с рязанцам вместе против Всеволода Большое Гнездо за вольности свои боролись, вроде как родовые нойоны против Темуджина, - но шеи всё же склонили. А перед тем - Ростов в этих землях главенствовал.
- Чудно всё это. Меняют столицы, будто шах сартаульский халаты.
- А дело тут вот в чём: кого наместником ни поставь - рано или поздно корни пустит, будто палка в почве плодородной. Вот и начинают наместники больше князя великого владимирского местных жителей слушать. Туда-сюда ушами похлопал - глядишь, и дружина семьями обросла, детьми... Тут и князь им больше не указ. По столу уже не стукнет - враз руки отобьёт.
- Всё это хорошо, - одобрительно качал головой джихангир, - думать будем.
- Айв самой столице - лучше ли? Вольности под самым боком скребутся тараканами. Вот и приходится стольный город менять, как тот дырявый халат. А что делать, ежели подданные тобой недовольны и козни строят, ежели ты для них - загребущая рука далёких кровопийц? А у нас иначе ли было? Вот, скажем, отец твой Джучи... Едва удел получил - и тут же стал с Темуджином препираться. Вот и думай.
- Уже думал... Нужно не наместников заводить, а так всё устроить, чтобы наша власть для здешнего князя не в тягость была, а в выгоду. Иначе и мы будем прыгать как саранча из столицы в столицу. Этого Темуджин недодумал. Ну да ладно. Кто такой Савалд - Большое Гнездо? Уж не отец ли Гюрги?
- И ему, и ещё многим сыновьям. Тех нойонов-бояр, кто раньше сюда пришёл, склонили они копьём к покорности. С тех пор Владимир - княжеству голова. Да только тело у той головы непослушное - меж сыновьями, как водится, согласия нет. Из здешних раздоров - этот раздор для нас, похоже, самый важный.
- Поясни, - раззадорился Бату.
- Всеволод сделал ту же глупость, что и Темуджин: всюду своих правителей понаставил. И нам придётся поддержать кого-то из них. Выбирай...
- Рассказывай...
- Теперь у Георгия есть два врага. Один давний и непримиримый - это ростовчане, они ещё не забыли, что когда-то главенствовали. Эти тут больше других про росли, да вот только на рожон не полезут, больно корни длинные неповоротливые. Им бы, ростовчанам, сидеть да о старине беседы вести, слушать, подперев хмельную голову здешних улигерчи - баянов. Главное - чтобы самих не трогали, не ворошили, чтобы принесли в их земли долгожданный покой, - Боэмунд лукаво сощурился, - вот это, я думаю, будут тебе габалыки - "добрые города". Ростовчане, слава Богу, не рязанцы. Их Владимир и Чернигов не таскают каждый на себя, как одеяло в мороз. Ростовчане - люди тихие и степенные, ревнители - как тут говорят - "древлего благочестия". Но ежели им жизнь менять, как это суздальцы вечно норовят, - не будет врага непримиримее таких вот степенных. Такие мягко стелют, да жёстко спать.
- Вот и нужно себя вести так, будто мы сюда за тысячи алданов для того и явились, чтоб за покорность покой продавать. Пускай корма и лошадей предоставят - и живут себе, как жили... Мы и воинов у них брать не будем, ежели поведут себя по-умному, по-степенному. Радуешь ты меня, Бамут. Договоришься с ростовчанами - великое дело сделаешь. Проси тогда, что хочешь.
- Уже почти договорился.
- Да ты что? - встрепенулся Бату. - Как же тебе такое удалось?
- Это долгая песня, джихангир...
- Это ничего, пой свой улигер. Я не заскучаю, как разжиревший кот на празднике, да и мало похожи на праздник здешние наши похождения...
- Ну так слушай, повелитель... Двадцать с лишком лет назад ростовский князь Константин - ещё один птенец того же злополучного гнезда, а иными словами, очередной сын Всеволода - сошёлся не на жизнь, а на смерть со своим братом Георгием за власть на этих землях... Одних погибших в той битве на Липице был целый тумен. Та сеча закончилась полной победой Константина Ростовского. С его стороны воевали тогда новгородцы - Константин не стремился, как Георгий, подмять их земли под себя. Был там и старый знакомый Субэдэя галицкий Мстислав. Он-то как раз возглавил в этой сече новгородцев, потому что был их князем...
- Это тот самый Мастиляб, который рубил ладьи при отступлении: пропадай, мол, войско - лишь бы самому спастись.
- Тот самый... А ещё он был среди тех, кто перебил тогда Субэдэевых послов...
- Так на нём проклятье Мизира, и на Галиче, где правит его родня. Хорошего ты союзничка мне сыскал, Бамут. Да и потом: каков же был Георгий, если даже этот горе-полководец с ним расправился?
- На всё это я тебе вот что скажу, анда: в Галиче его родня не правит, там совсем другая кровь сейчас в ходу, а Мстислав давно в преисподней. Кроме того, не он нам сейчас интересен, а Константин Ростовский. Его с новгородцами что роднит? Георгий хочет править сам, а мешают ему здешние нойоны-бояре... и ростовские, и новгородские. Свою власть бояре проталкивают через вече - собрание местных влиятельных людей. На самом же деле правит серебро. Народ в здешних местах за того горланит, кто его купит или кто его обдурит... Георгий же хочет, чтобы всё было не так.
- Чтобы народ и в Новгороде, и в Ростове горланил за того, кто ему прикажет...
- Нет, он хочет, чтобы народ вообще молчал и гнулся в покорности... А лучше того - и с места не сдвигался без княжеского ведома. Всё бы хорошо. Да вот беда - помер ростовский Константин. Георгий вернул себе великое княжение и уж тут разгулялся: досталось от него боярам и ростовским, и новгородским - ужо припомнил он им разгром при Липице. Детей Константина он ненавидит, а те о том только и мечтают, чтобы от Юрия избавиться.
- Что... все?
- Василько тебе понравится. Да вот беда: женат он на дочери князя черниговского, и с врагами своего зятя не сговорится - уж больно гордый. Зато его брат Владимир... вот с ним-то я поладил.
- Чего хочет?
- Того же, что и ты... Чтоб Ростову вольности сохранить и не зорить, да ещё чтобы мы Владимир порушили...
- Рассчитаться с Георгием желает?
- Не без того, да не в этом суть. Владимир разрушим - Ростов воспрянет. Но войска они нам не дадут...
- А корма?
- Корма дадут, ежели их земли зорить не будем, а владимирские, напротив, пожжём...