- И тучка, - умилялся архиерей, - плывет, никак, по малости… Архимандрит, почем за локоть тучи брал? Хватит расплатиться-то нам? - развеселился архиерей.
Тишину нарушал только он один. Каждый входящий в зал на минуту застывал на пороге, взглядывал на помост, как на алтарь, по привычке крестился и на цыпочках пробирался к ближайшему свободному месту.
Один дьякон Дмитрий, видимо, не чувствовал общего благолепного настроения. Он вылез из-за скалы, где был сокрыт орган, и направился к архиерею:
- Благослови, владыко…
- А! Дьякон! Трубокур! Ты еще жив? - весело говорил архиерей, благословляя своего бывшего однокашника.
- Покеда бог грехам терпит, владыко.
- Поглядеть явился, старый? Попечаловаться о грехах своих? Много у тебя их!..
- Поделиться могу с кем, владыко… А здесь аз грешный не для ради раскаяния. Понеже есмь в должности, по мусикийной части. Тружусь по малости во славу господа.
- Вот на! - удивился архиерей. - Егда же тя умудрил господь на сие?
- С измладости талан имею, владыко, - скромно заметил дьякон. - Чай, помните в бурсе костромской, вы Иосифа Прекрасного справляли, а я любострастную жену Пентефрия? Еще подрались мы в те поры, и ваше преосвященство весь вечер нюнить изволили…
- Да, да, да, - закивал клобуком, вздыхая, архиерей. - Млады мы тогда были, дьяче. Шибко привержены к комедийным и иным утехам. Токмо помнится, ты наипаче к нечистым тяготение имел? А?
- Истинно глаголите, владыко. С нечистыми дружен был, в рассуждении кумедии…
- Да, да, да… А ноне, значит, по мусикийной части? Так, так, так… Трудно, небось?
- А ничуть, владыко. Трудность невелика, знай меха накачивай.
Окружающие засмеялись, засмеялся и архиерей.
- Ну, благослови тебя бог, старче. Гряди ко исполнению должности своей.
Заштатный дьякон, с сознанием своего превосходства, гордо окинул всех взглядом и неторопливо полез к себе за скалу.
Прибыл толстый, большой и громоздкий ярославский воевода Бобрищев-Пушкин, а с ним целый штат приближенных.
Неожиданно раздались торжественные звуки органа. Этого как будто никто не ожидал. Все вздрогнули, притихли, затаили дыхание. Где-то далеко послышались перекликающиеся трубы. "Комедия о покаянии грешного человека" началась. Представление шло без перерыва при благоговейном, несколько трусливом молчании смотрителей.
Многие старцы плакали. Прослезился неоднократно и преосвященный. Он несколько раз в течение действа привставал со своего седалища, пугаясь воя нечистых.
Дьякон просверлил пальцем дырочку в холщевой скале и в свободное от мехов время наблюдал за смотрителями, так как самого действа ему все равно было не видно.
Когда архиерей трусил нечистых, дьякон злорадно бормотал:
- Ага! Спужался, греховодник старый! Пожди, вот ужо они тебя…
Представление длилось не менее двух часов. Кончилось оно чинно, исподволь, без сутолоки и недоразумений. Просто сцена опустела, музыка замерла, свет притемнился. Как будто ничего и не было.
Все сидели в молчании и не хотели верить, что все уже кончилось. Не хотелось уходить. А може еще что будет?
О. Иринарх, пошептавшись с архиереем, обратился к смотрителям:
- Конец, и богу слава. Плескать в ладоши разрешается.
Комедийная хоромина задрожала от дружных хлопков. Многие, вероятно, проделывали это впервые в жизни.
- Идите с миром, православные, - выпроваживал архимандрит смотрителей, - боле не будет ничего, до другого раза.
Смотрители начали выходить из хоромины. Звонари с соборной колокольни, увидав высыпавшую толпу, решили, что сейчас появится преосвященный, и радостно затрезвонили во все. Однако архиерей и не думал трогаться с места. Собравшаяся вокруг него и воеводы группа местной знати обсуждала событие.
- Ай-ай-ай!.. Колико жалостно и колико назидательно… - говорил преосвященный, сокрушенно покачивая головой. - Весьма достохвально, отец архимандрит… Прими благословение мое…
О. Иринарх, счастливый, облобызал руку пастыря.
- Полезное дело и того… дело полезное… и того… весьма полезное, - с трудом преодолевая одышку, пыхтел толстый воевода.
- Нарочито искусно слажено все действо, без погрешения противу правил декламаторских, - хвалил и помещик Майков.
О. Иринарх признался, что успеху комедии содействовали не одни питомцы академии, а также и некое число "вольных робят" или бывших питомцев, как, например, купеческий сын Федор Волков и другие.
- По маломощности и слабости академии, еще не окрепшей, - добавил он в свое оправдание.
И архиерей и воевода были несколько удивлены таким сообщением.
- Понеже ко отправлению действ комедийных особые таланты потребны, коими от бога не все семинаристы наделены, ко прискорбию, - вздыхал о. Иринарх.
- Вот на! - вырвалось у архиерея. - Како же обретошася таланты отныне у людей с воли, лишенных света просвещения?
- Произволением божиим, владыко, полагаю, - разъяснял архимандрит. - Ко всему оному, робята сии имеют нарочитую приверженность к лицедейству. Паки и опыт некакий, сноровку, приобретенную от допрежь бывых комедийных отправлений в сарае волковском… Також и в покоях купца Григория Серова, сродственника их.
- Того… удивления достойно, - сопел воевода. - Как? Дети купецкие и того? Кто еще там? Народ простой? Малограмотный и того… темный?… Заслуживает отмеченным быти…
- Не во всем точно, глубокочтимейший Михайло Андреич, - заговорил спешно о. Иринарх. - Братья Волковы не лишены света просвещения. Они, кажись, все посещали нашу академию своекоштными. Старший, Федор, окромя того, проходил славную Московскую Заиконоспасскую академию, довершал науку в Санкт-Петербурге, отменно маракует по-латыни и немецкому, обладает нарочитыми знаниями и талантами. Двое или трое из его работников понаторели вокруг братьев. Також в дело с пользою употребляемы быть могут. Иконников, бывый семинарист, за отсутствием духовной дьяческой ваканции, ноне иконописным делом займается, сидельцем состоит в иконной лавке дяди своего, вам известного. Також и по першпективному письму добре маракует. Сие сооружение в живописной части - дело рук его. Шумской, что Вельзевула отправлял, книгочей и искусник по волосяной части, ибо по рукомеслу есть брадобрей.
- Да сколько ж оных ненашенских персон у тебя, архимандрит? - спросил преосвященный.
- Да персон до семи будет, владыко. Половина с с залищком из оных могут почитаться нашинскими, по сопричастности их к академии нашей.
- Тогда допустимо… невозбранно, архимандрит, - согласился архиерей.
Федор Волков, дожидавшийся за своим прикрытием, когда уйдут собеседники, хотел незаметно проскользнуть сторонкой. О. Иринарх перехватил его и под руку подвел к начальствующим особам.
- Вот оный Федор Григорьевич Волков. Рука моя правая в день нонешний. Своими талантами мусикийными и иными отменно содействовал благолепию комедии отправленной.
Начальство благосклонно познакомилось с молодым купцом. Его подробно расспрашивали о Петербурге, о тамошних комедийных делах, о его намерениях в будущем.
Федор признался, что имеет нарочитое пристроение к театру и намерен дело сие не оставлять.
Помещик Майков отвел его в сторону, познакомил с дочерьми и племянницей. Пригласил Федора навестить в своей усадьбе.
- Дабы побеседовать без помехи о предметах, равно интересующих нас обоих, - многозначительно подчеркнул помещик.
Федор дал слово заглянуть на досуге. Григорий Серов ждал Федора у выхода. Пошли домой вместе.
- Что ж, Федор Григорьевич, компанию комедиантскую потребно сколачивать? - обратился купец к Федору полувопросом.
- За компанией дело не станет, - отвечал Федор. - С пристанищем для компании потруднее будет. Сарай что ли свой приспособить пока что?..
- Сарай и у меня, почитай, без надобности стоит, просторнее твоего. К зиме можно в покои ко мне перебраться. В зале перегородку сломаю. Для избранных смотрителей довольно места найдется.
- То-то и есть, что не об избранных должны быть наши думки, - заметил Волков. - Шире потребно взглянуть на дело, как на общее, на всейное…
- А приспело ли время сему?
- Подтолкнуть невозбранно время оное, дабы не мешкало зря, - улыбнулся Федор.
Условились свидеться вечерком и потолковать пообстоятельнее.
Всейная комедийная хоромина
Колесо завертелось. Со свойственной ему горячностью Федор Волков принялся за организацию "всейной комедийной хоромины", как он называл будущий театр. Свой большой сарай вычистил и привел в порядок. Соорудили временную сценку для проб, где неотложно приступили к разучиванию "Хорева", которым уже все бредили. По сговору с Григорием Серовым, самую хоромину решили оборудовать в его кожевенном каменном сарае. Так как и этот сарай был недостаточно вместителен, к тому же низок, Серов решил пробить стенку и пристроить к сараю особое легкое помещение для сцены - повыше.
Оба сарая стояли на задворках и были разделены узким, грязным переулком. В этот переулок, прямо на волю, спускали отработанные заводские "воды", сваливали всякий мусор, издававший сильное зловоние.
Возникла настоятельная необходимость привести этот переулок в порядок. Для стока вод выкопали узкие канавки, лужи засыпали кожевенной стружкой и песком, перекинули через канавки пешеходные мостики. В заборах прорезали одну против другой две широкие калитки, соединившие дворы Волковых и Серова. Расстояние между сараями было не шире четырех-пяти шагов.