Вскоре, тоже без ведома великого князя, Глеб Василькович женил своего сына Михаила на дочери князя Федора Ярославского. Месяца июля в пятнадцатый день в Ярославль съехались на свадебные торжества удельные князья. О чем они беседовали, уединившись в потайной горнице княжеского двора, не знали даже люди всеведущего боярина Антония. Но смысл содеянного и без того был понятен: удельные князья скрепляли союз родственными узами. Глеб Ростовский и Федор Ярославский теперь сватовья, а князь галицкий и дмитровский Давид Константинович, зять Федора, - их общий родственник. Попробуй тронь их! Все встанут заедин на великого князя!
Да и хан Менгу-Тимур навряд ли останется в стороне, если придется туго его любимцам и служебникам. Вскоре после свадьбы Глеб Василькович снова отправил своего сына Михаила в Орду, помогать хану в войне с Дунайской Болгарией. И князь Федор с ярославцами тоже пошел в Орду. Повели князья ратников Русской земли в дальние страны, воевать за чужое дело, расплачиваться русской кровью за ханскую милость…
На филиппово говенье, декабря в тринадцатый день, неожиданно умер на сорок первом году жизни Глеб Василькович. В Ростове сели на княженье его племянники Дмитрий и Константин Борисовичи, а в Белоозере - сын Михаил.
Однако смерть Глеба, давнего приятеля ордынского, о котором даже летописцы писали без утайки, что служил тот князь татарам с самой юности, - ничего не изменила. Новые ростовские князья по-прежнему держались за Орду. Врагов у великого князя Дмитрия Александровича не убавилось. Год от году они становились сильнее.
В Смоленске умер брат Федора Ярославского - князь Михаил Ростиславич Смоленский. Князь Федор присоединил к своим ярославским владеньям смоленские земли, став правителем двух сильных княжеств.
Андрей Александрович, в дополнение к своей отчине Городцу, получил с благословенья ростовских князей богатое Костромское княжество, оставшееся без хозяина после смерти бездетного Василия Ярославича Квашни. На службу к Андрею перешел со своими людьми костромской воевода Семён Тонильевич. Одно это приобретение стоило сильной крепости - заклятым врагом великого князя был воевода Семин, опытным военачальником и большим искусником в тайных делах.
Поцеловал Семен Тонильевич крест на верность князю Андрею, новому своему господину, и исчез из Костромы. Видели его то в заволжском Городце, то в Суздале, где Семен гостил больше недели на дворе нового суздальского князя Михаила Андреевича, то в Дмитрове. Побывал воевода и в Твери, где затаился, отгородившись со всех сторон сторожевыми заставами, сын покойного великого князя - Святослав Ярославич Тверской.
Тверской князь явной дружбы с ростовскими князьями не заводил, в Орду не ездил, время от времени посылал со своими боярами во Владимир подарки и грамоты, но веры в его подлинное дружелюбие у Дмитрия Александровича не было. Если дружба, то зачем принимать на своем дворе ведомого недруга великого князя Семёна Тонильевича и давать ему свободный проход через тверскую границу?
Много бессонных ночей провел боярин Антоний, распутывая следы Семена Тонильевича. Устраивал засады на лесных тропах, подсылал в Кострому и в Городец своих людей под личиной странников, бродячих торговцев, беглых холопов. Но хитер был костромской воевода, предусмотрителен, ловок, как бес.
Однажды сотник Фофан с переяславскими дружинниками застал воеводу Семена на ночлеге в деревушке у истоков реки Вори. Дружинники тихо окружили избу, где спал Семен Тонильевич, повязали сторожей. Навалившись толпой, высадили двери избы, ворвались внутрь. Упала со стола и погасла свеча. В кромешной тьме началась жестокая рубка: телохранители костромского воеводы отчаянно защищали своего господина. А когда все было кончено, когда смолкли стоны и лязг оружия, Семена Тонильевича в избе не оказалось: прополз воевода в темноте к чердачной лестнице, поднялся наверх, разворошил соломенную крышу и прыгнул с ножом в руке на конного переяславского дружинника, сторожившего избу со стороны леса. Рухнул дружинник в снег, зажимая ладонями порезанную шею. На его крик прибежали товарищи, но Семен Тонильевич уже мчался на коне. Кинулись за ним переяславцы, однако было уже поздно: ночь скрыла беглеца от погони…
После этого случая Семён Тонильевич стал еще злей, еще непримиримей. Повесил в Костроме, на торговой площади, двух верных людей боярина Антония, владимирских доброхотов. На речке Лухе, что впадает в Клязьму между Гороховцом и Стародубом, перехватил великокняжеского гонца, люто пытал и, ничего не добившись, бросил с камнем на шее в темную осеннюю воду.
Дмитрий Александрович пожаловался тогда на злодея князю Андрею, но тот отговорился незнанием, взял своего слугу под защиту. "Может, напраслину возвели великому князю на боярина Семена? - с насмешкой сказал он великокняжескому гонцу. - В то время на Клязьме-реке Семена будто бы и не было…"
Дмитрий Александрович понимал, что взять Семена Тонильевича можно было только войной, а начинать войну еще не время. Островок великокняжеских владений - Владимирское и Переяславское княжества - со всех сторон окружали враждебные города: Ростов, Кострома, Ярославль, Белоозеро, Галич, Городец, Суздаль, Дмитров, Тверь…
Где взять полки для победоносной войны?
"Только в Великом Новгороде! - в один голос твердили ближние люди великого князя. - За кем Новгород, тот господин на Руси!"
Дмитрий Александрович и сам думал так. За северными лесами и болотами, за каменными стенами крепостей, недосягаемых для татарских сабель, затаилась нерастраченная новгородская сила, лежало немереное богатство. Эта сила и это богатство могли подкрепить общерусское дело или пойти во вред ему. Но как взять их у своенравной новгородской господы?
Клятвам новгородских послов и крестоцелованью посадника Михаила Мишинича великий князь не верил. Не единожды клялись новгородцы в верности, а затем поднимали мятежи. Свежо еще было в памяти вероломство новгородских бояр когда они отступились от Дмитрия, ими же приглашенного, в самый разгар войны с великим князем Василием Ярославичем. Наместник великого князя, живший в Новгороде с горсткой дружинников, бессилен перед вече. Да и самому великому князю сидеть возле Новгорода, на загородном городище, тоже бесполезно. Одной дружиной новгородцев не устрашишь, а прибыльные рати из низовских городов за стенами княжеского двора не спрячешь. Сидеть и ждать очередного мятежа и дерзких речей вечников: "Поди, княже, прочь, ты нам не надобен"?
В прошлые годы позорно отъезжали неволей из Господина Великого Новгорода и великий князь Ярослав Ярославич, и великий князь Василий Ярославич, и сам Дмитрий, тогда еще только переяславский отчинник. Повторять сей позор не было охоты. Если уж брать в свои руки Новгород, то крепко, навечно.
Сила новгородского боярства - в богатстве и вотчинах, а богатство - от торговли. Перекрой торговые пути, и застонут бояре! Но в руках великого владимирского князя пока что только один конец новгородской торговли, южный, что ведет в низовские города. Другой конец выходит к Варяжскому морю. Тот, кто переймет торговлю и с этой стороны, - станет господином над Новгородом…
Так родился у Дмитрия Александровича замысел испросить у новгородских властей приморский город Копорье, лежавший впусте вот уже четвертый десяток лет.