И другими нехорошими словами обзывал Савва Безюля нового начальника, если беседовал с Грибцом наедине, без свидетелей. Но на людях держался с Якушем Балагуром почтительно. Понимал, видно, опытный мытник, что орешек этот не по его зубам - твердоват…
А своих причин для недовольства накопилось у Саввы достаточно. Якуш запретил ратникам работать на дворе у Саввы. Это-то еще можно было перетерпеть, взять работников из найму. Но и в своем, мытном деле стал Савва несвободен! Якуш приказал ему выезжать навстречу купеческим караванам только вместе со своим доверенным десятником. Савва собирал с купцов мыт, а прятал серебро в калиту десятник Якуша. Хранилось серебро в ларце, ключ от которого был у Саввы, но стоял ларец в избе Якуша, и доступа к ларцу Савва больше не имел. Не обидно ли?
Со знакомым купцом Савва Безюля послал кляузную грамотку своему благодетелю, тиуну Федору Блюденному. Так, мол, и так, своевольничает Якуш Балагур, весь мыт к рукам прибрал, серебро в своей избе держит, а его, мытника Савву, вконец затеснил. А зачем Якуш у себя княжеское серебро складывает, о том ему, Савве, не говорит. Может, для сохранения, а может, что недоброе задумал. Теперь он, Савва, за серебро не в ответе, и если случится что, пусть тиун на него не гневается. А он, Савва, служил князю честно и дальше честно служить будет, но пусть тиун рассудит, кто прав…
Хитренько так была составлена грамотка, шибко на нее надеялся Савва Безюля, но ответ задерживался. Савва терялся в догадках. Непохоже было на тиуна Федора Блюденного, чтобы он жалобу на утеснение своего человека без внимания оставил. Может, потерял купец грамотку или не осмелился вручить тиуну в собственные руки?
Надо ли говорить, как обрадовался Савва Безюля неожиданному приезду на заставу сотника Шемяки Горюна, ближнего человека самого князя Даниила Александровича? Без причины такой человек из Москвы не приедет!
И все подтверждало, что приезд этот для ненавистного Якуша - не в добро. Сотник говорил с Якушем сухо, сердито. Придирчиво проверял оружие у ратников, недовольно качал головой. Грозен был сотник Шемяка Горюн, куда как грозен!
А вот с Саввой сотник побеседовал ласково, уважительно. Тут Савва все обиды ему и выложил. И про серебро намекнул, что при нынешних-то порядках за сохранность серебра не ручается.
- Вот ужо поговорю с ним, своевольником! - пообещал сотник, отпуская Савву с миром. - Ты, мытник, дальше служи без сомнений. Твоя служба князю нужная…
Савва вышел ободренный. Присел на скамеечку возле дружинной избы, перевел дух. Жизнь опять поворачивалась светлой стороной… Мимо пробежал к строгому сотнику Якуш Балагур.
Савва решил еще посидеть, подождать.
Ждать пришлось, долго, без малого час. Но Савва дождался.
На крыльце показался Якуш Балагур - притихший, встревоженный. А вслед ему, из приотворенной двери, доносился сердитый голос сотника:
- Завтра за все ответ держать будешь!
И пошел Якуш Балагур прочь, голову повесил.
"Вот так-то лучше! - торжествовал Савва. Будешь знать, как верных княжеских слуг обижать! За своевольство свое ответ держать!"
Благостно, ох как благостно было Савве Безюле…
Поутру рано Савву разбудили крики и топот ног. Савва выглянул в оконце. От заставы бежали к пристани ратники.
- Якуша не видел? - выкрикнул, задыхаясь, Грибец. - Сотник его требует, а найти не можем…
Савву будто обухом по голове стукнуло: "Серебро!"
Расталкивая людей, Савва медведем вломился в горницу.
Знакомый ларец валялся на полу, замок вырван напрочь, а в ларце - пусто. Только сосновая дощечка, на которой Савва зарубками отмечал собранное серебро, сиротливо лежала на дне ларца.
Савва метнулся к сундуку, в котором Якуш Балагур храчил свое собственное добро, откинул тяжелую крышку. Тоже пусто! И оружия не было на стенах, и иконы Николы Чудотворца, которую Якуш по приезде собственноручно повесил в красном углу, - тоже не было!
- Разбой!! - торжествующе завопил Савва.
- Собирайте людей! Снаряжайте погоню! - громогласно распоряжался во дворе сотник Шемяка Горюн.
Ратники выводили из-под навеса коней.
2
Над прибрежными лесами поднималось солнце. Бледный серпик месяца истаивал, растворяясь в голубизне неба. Течение тихо несло ладью. Негромко поскрипывали уключины весел, свободно опущенных в воду.
Всю ночь Якушка Балагур ожесточенно выгребал, чтобы затемно миновать рязанскую заставу и бронницкие луга, на которых мигали костры кипчакской орды мурзы Асая, а теперь отдыхал, лежа на дне ладьи.
Где-то рядом плеснулась крупная рыба.
Якушка вздрогнул от неожиданности, крепко взялся руками за борта ладьи, приподнялся, сел.
В кожаной калите, привязанной к поясу, глухо звякнуло серебро…
Якушка вспомнил, какой вчера вечером вместе с сотником Шемякой Горюном ломал замок на ларце мытника, как пересыпал в калиту серебро, - и затосковал. Будто тать в ночи…
Хоть и по приказу это было сделано, чтобы болтливый мытник пустил слух, будто Якушка серебро уворовал, а потому и сбежал с заставы неведомо куда, - но все равно было неприятно, стыдно…
Да и остальное было Якушке не по душе. Знал он, конечно, что по чужим городам и землям ходят от князя Даниила Александровича верные люди, высматривают тайно, что князю надобно, но думал о таких людях без уважения. Не воинское это дело, не прямое. Одно слово - соглядатай…
А нынче вот самому пришлось с подобным делом в Коломну ехать.
Якушка вздохнул, взялся за весла. Ладья быстрее заскользила вдоль берега, заросшего кустами ивняка. Якушка подумал, что спрятаться ему в случае чего будет легче легкого - свернул, и затерялся в ветвях, которые опускались к самой воде. Но прятаться было не от кого и незачем - рязанских застав больше на Москве-реке не было.
Солнце начинало припекать.
Якушка снял суконный кафтан, бросил его на нос ладьи. Простоволосый, в домотканой рубахе, с нечесаной бородой, он был похож на купеческого работника или на торгового человека не из больших - из тех, которые возят на торг чужой товар из доли. Да так и было задумано с сотником Шемякой Горюном. Якушка отправился в Коломну под личиной торгового человека. Только товара подходящего у Шемяки Горюна не оказалось. Товаром Якушка должен был озаботиться по дороге.
Ладья нагоняла купеческий караван, неторопливо сплавлявшийся вниз по течению. Якушка выбрал большой струг с высоко поднятым носом (на таких стругах приплывали торговые гости из Новгорода, меньше было опасности встретить знакомого человека) и окликнул кормчего.
- Чего надобно, добрый человек? - спросил тот, разглядывая из-под ладони подплывавшую ладью.
- Товару бы железного взял…
- Подгоняй ладью… Товар найдется…
Новгородский купец высыпал на палубу длинные ножи, топоры, висячие замки, подковы - самый ходовой, мужицкий товар. В чем, в чем, а в таком товаре Якушка разбирался преотлично.
Сторговались быстро. Цена на железные изделия была известна, ни продавцу запрашивать, ни покупателю сбивать цену не приходилось.
Довольный почином, новгородский купец собственноручно уложил товар в большой плетеный короб и велел работникам спустить его в Якушкину ладью.
- Хорошего торга, добрый человек!..
От Гжелки до Коломны считалось три дня судового пути.
Якушка на легкой ладье одолел этот путь к исходу второго дня, обогнав несколько купеческих караванов. В багровом свете заходящего солнца впереди показался город, стоявший на высоком мысу между Москвой-рекой и речкой Коломенкой.
Последний раз Якушка Балагур был в Коломне без малого два десятка лет назад, и удивился, что город почти не изменился. Такой же, как прежде, невысокий частокол опоясывал город, а над частоколом поднимали свои главы все те же немногочисленные деревянные церквушки. Все та же пристань из осклизлых бревен прислонилась к берегу под городским валом, и даже ветхая изба пристанского сторожа, как показалось Якушке, была той же самой, виденной им когда-то.
В Москве все было не так. Москва ежегодно разрасталась в стороны посадами, которые уже далеко отошли от кремлевских стен. А в Коломне, как видно, посадские дворы по-прежнему умещались за частоколом, а сам город застыл в ленивой неизменяемости.
"Вот первое, что надобно зарубить в памяти: людей в Коломне не прибавляется…" - подумал Якушка.
С трудом протиснувшись между купеческими стругами, Якушка подогнал свою ладью к пристани, пропустил цепь через железное кольцо, вколоченное в бревна, и замкнул заранее припасенным замком.
Шаркая чеботами, подошел сторож с топориком на длинной рукоятке, лениво спросил, где купец думает ночевать - в ладье или в городе.
- Коли в город пойдешь, найми меня сторожить ладью.
Ночевать на берегу Якушке не хотелось: успел уже до синяков намять бока на ребристом дне ладьи. Но и оставлять товар без присмотра было неразумно. Что-то не больно поверил Якушка коломенскому сторожу. Если сам не сворует, то проспит…
- А в городе есть избы, куда на постой берут?
- Почему же нет? Есть такие избы, - по-прежнему лениво, будто нехотя, ответствовал сторож. - Изб в Коломне много. Больше, чай, чем людей осталось…
- Тогда в город пойду, - решил Якушка.
Он выкинул из ладьи на пристань узлы с одежонкой, с припасами. Кряхтя, потащил волоком тяжелый короб с железным товаром.
Сторож стоял, безучастно поглядывая, как Якушка силится поднять короб на пристань.
- Помог бы, что ли… - попросил Якушка.
- Ништо! Ништо! Сам подымешь! Мужик ты, видать, могутный!