Торжественная минута всезахватывающего счастья была нарушена шумным вторжением Кудлая. Теперь полились счастливые речи, прерываемые радостными слезами и поцелуями. Мазепа рассказывал Галине о своих бесплодных поисках, продолжавшихся целый год, о том отчаянии, которое овладевало им при мысли, что она погибла, и как он снова начинал бросаться всюду, стараясь разыскать ее. Галина передавала Мазепе о тех муках, которые ей пришлось пережить, о своем бегстве от Тамары, о жизни в монастыре, о появлении Фридрикевича. Счастье обоих было так велико, что даже все пережитые несчастья теряли теперь для них свою горечь.
Воспоминания перемешивались с мечтами о будущем, с уверениями в вечной любви.
- Но как ты отыскал меня, как отыскал? - спрашивала Галина в десятый раз Мазепу, и Мазепа снова передавал ей всю историю встречи с шляхтичем и подвиг Кудлая, который указал им путь.
- О, если бы не проклятая метель, - заключил он со вздохом, - мы бы не сбились в поле, и тогда злодей не успел бы обмануть тебя… Но как ты могла поверить ему?
- Я и не поверила сначала, но он сказал, что если я не согласна, то он отвезет меня сейчас назад в монастырь и тогда… тогда я увижусь с тобой только через год. Когда он это сказал мне - я забыла все… я…
- Голубка моя, дорогая моя! - вскрикнул Мазепа, горячо прижимая ее к груди.
- А теперь? Теперь ты уж никогда не оставишь меня? Ведь у меня нет никого, кроме тебя! - произнесла Галина, слегка отстраняясь от Мазепы и заглядывая ему в лицо своими большими и грустными, как у газели, глазами.
- Никогда! никогда! - прошептал страстно Мазепа, привлекая к себе ее головку и покрывая ее жгучими поцелуями.
Очарованные своим счастьем, Мазепа и Галина не заметили, как комнату наполнили мягкие зимние сумерки. Только приход батюшки, явившегося звать к ужину, заставил их очнуться и возвратиться к действительности.
Поздно вечером вернулся Гордиенко с казаками и объявил Мазепе, что, несмотря на самые тщательные розыски, им не удалось отыскать следов негодяев. Беглецы, конечно, скрылись в лес, окружавший деревушку; но если бы не было метели, в одно мгновение уничтожавшей все следы, они бы ни в каком случае не укрылись от преследования, а тут, - Гордиенко сплюнул на сторону и прибавил уверенно:
- Видно, сам дьявол помогал им в этом деле: весь лес исколесили и ни одной души не нашли.
Известие это встревожило Мазепу.
- В таком случае, - решил он, - нам надо немедленно же выехать отсюда!
- И не заезжать ни в коем случае в Острог, - прибавил Гордиенко, - комиссары не посмотрят на твое посольское звание, а по законному требованию Фридрикевича не только отнимут у тебя Галину, но еще задержат и нас.
- Я сам то же думал, - ответил Мазепа, - да и заезжать туда нет надобности, так как и комиссары, и Собеский передали мне уже свой ответ, и я вижу, что скорее небо преклонится к земле, чем лядское сердце к нашим нуждам.
Решено было выезжать на рассвете. Среди крестьян нашелся человек, взявшийся провести казаков окольным путем.
Рано на рассвете казаки распрощались с радушным панотцем и отправились в дорогу. В дороге все благоприятствовало путешественникам, так что они после двух недель пути достигли без всяких приключений Чигирина.
L
Трудно описать радость, охватившую Орысю, а также и Остапа, - при виде отысканной Галины, которую они привыкли уже считать мертвой. Но еще больше обрадовалась им Галина: Мазепа нарочно не говорил ей ни слова о присутствии Орыси в Чигирине, и радости Галины, когда она увидела Орысю, не было границ. До расторжения брака Галины с Фридрикевичем Мазепа поселил ее у Остапа и Орыси. Таким образом, не возбуждая никаких сплетен, он мог видеться с ней постоянно, да и Галина сразу же объявила, что теперь она не расстанется ни за что с своей подругой.
Как робкий цветочек вырастает из расселины скалы и бесстрашно колеблется над бездонной пропастью, так и счастье человеческое вырастает среди самых ужасных бедствий и, несмотря на то, что все валится, все рушится вконец, оно расцветает прекрасным цветком. В ожидании грядущих событий жизнь Галины и Мазепы покатилась потоком беспрерывной радости.
Все в Чигирине полюбили Галину; сам гетман и даже гетманша высказывали ей свое искреннее расположение. Сравнивая Марианну и Галину, все отдавали предпочтение последней. Гордая, отважная Марианна, недоступная никаким женским слабостям, невольно вызывала во всех чувство почтения и удивления, но именно в силу этого чувства отношения между нею и остальными людьми оставались всегда холодными и далекими. При виде же Галины, робкой и ласковой, прелестной, как полевой цветок, на лице самого сурового казака, не то что женщины, появлялась теплая, нежная улыбка. Особенно же привязались к Галине сердечно расположенные к Мазепе Саня и Кочубей. И Галина платила всем за это расположение самой очаровательной лаской и любовью.
Счастье свило под кровлей Остаповой хаты свое гнездышко, и она действительно превратилась в какой-то райский уголок.
Каждый вечер, за установленным всякими стравами столом собиралась дружественная компания, состоявшая из Мазепы, Галины, Остапа, Орыси и Кочубея с Саней. Впрочем, и Кудлай занимал в этих собраниях почетное место: он вошел после своего подвига в большую славу и осознанием собственного достоинства милостиво принимал от окружающих все знаки почтения.
Обе молодые женщины надеялись стать в скором времени матерями, и Галина среди них казалась еще моложе, еще прелестнее, еще чище. Дружественные беседы тесного кружка продолжались часто за полночь. Детская наивность и чистота Галины, часто прорывавшиеся в этих беседах, приводили всех в восторг.
Все обожали Галину, и она чувствовала себя вполне счастливой. Правда,. иногда воспоминание вызывало перед ее глазами ужасную картину нападения на хутор, смерть Сыча и бабы, но своенравное счастье тотчас же отгоняло ее и развертывало перед Галиной дивный свиток грядущих счастливых дней. Каждый раз, как только позволяла служба, Мазепа заходил к Галине.
- Счастье мое, жизнь моя! О, если бы святейший отец разрешил тебя! - говорил он, прижимая к себе Галину, если заставал ее одну. - Владыка обещает ходатайствовать за нас! Надеется на успех! О, Господи! Мне кажется, что я умру от тревоги!
- Не гневи Бога, Иване, - отвечала с улыбкой Галина. - Он дал нам и теперь такое счастье, лучше которого не будет никогда!
- Нет, будет еще лучше, Галина! - прибавил пылко Мазепа, горячо прижимая ее к себе. - Будет лучше, когда я назову тебя перед всем светом моей жинкой! Моей! моей!
Так летело время в счастливом уголке, а между тем кругом собирались грозные тучи.
С болью душевной узнал Мазепа от Кочубея и Остапа, что гетман начал снова поддаваться обаянию своей прелестной жены. В начале водворения гетманши в Чигирине гетман относился к ней в высшей степени холодно и сурово. Но с каждым днем суровость эта таяла и уступала место пробуждавшейся нежности.
Перемена эта в настроении гетмана сразу же отозвалась и на делах. Гетман, обыкновенно горячий и энергичный, стал относиться ко всему как-то равнодушно. К удивлению своему, Мазепа узнал от Кочубея, что, несмотря на его извещение из Батурина о заключенном с Многогрешным союзе, Дорошенко не предпринял ничего для закрепления этого союза.
- Все это она, гетманша! - заключил свое повествование Кочубей.
- Так, так! - согласился Мазепа. - Я и сразу не ожидал добра от ее возвращения!
- И ведь не любит гетмана ничуть, а ластится, как кошка, так и впивается в него, так и впивается! - прибавил Остап. - У, змея!
На другой же день после получения столь неутешительных известий Мазепа принялся с необычайной энергией за дела, запущенные в его отсутствие.
Прежде всего они с гетманом снарядили к Многогрешному в Батурин тайное посольство, в котором гетман уверял Многогрещного в вечной дружбе, сообщал об острожских делах и просил Многогрешного на случай, если ляхи с Ханенком ударят на него, - помочь ему своими войсками. Покончивши с этим делом, Мазепа с Дорошенком начали снаряжать послов в Острог.
Уже, судя по ответу Собеского и комиссаров, Мазепа понял, что никакого соглашения между ними и Польшей быть не может, но надо было выиграть время, так как Правобережная Украйна находилась еще в самом беззащитном положении, а потому он решил отправить снова послов в Острог с уклончивым ответом Дорошенко. Это посольство должно было еще раз отсрочить решение комиссаров на значительный срок, а это время Мазепа надеялся употребить на решение самого важного дела.
До сих пор еще, несмотря на предварительный договор с турками, не было решено окончательно - под какой протекторат поступит соединенная Украйна.
Последняя поездка на Запорожье еще более поколебала симпатию Мазепы к турецкому протекторату, теперь же, когда Многогрешный добровольно вошел в союз с Дорошенком, ему казалось, что возможно пока обойтись без этой крайней меры и обратиться к содействию Москвы.
Не довольствуясь обещанным содействием Манасии, Мазепа хотел отправить еще особое торжественное посольство в Москву.
Дорошенко склонялся также к этому плану, но еще упорствовал в своем недоверии к Москве.
- Друже мой, - отвечал он на все доводы Мазепы, - видит Бог, я ничего другого не желаю отчизне, как протектората московского, но ведь Москва не даст нам тех прав, каких мы себе просим…