Корчму окружал крепкий забор из толстых дубовых бревен, вверху заостренных; теперь ворота были открыты настежь, так что нищий вошел беспрепятственно во двор. В глубине двора стояла корчма. Это было какое-то большое, бесформенное, рассевшееся здание, чрезвычайно непрезентабельное на вид; желтые немазаные стены его были во многих местах совсем оббиты дождем, почерневшая от времени, растрепанная соломенная крыша напоминала какой-то старый сгнивший гриб, небольшие окна корчмы были затянуты бычачьим пузырем, а во многих местах просто заткнуты тряпками. Однако, несмотря на эту жалкую внешность, в корчме находилось, по–видимому, немало гостей, и гостей не бедных, если судить о их состоянии можно было по лошадям, привязанным у столбов. Отмахиваясь от выскочивших ему навстречу громадных псов, нищий подошел к самой хате и, открывши двери, робко остановился у порога.
В корчме было много народу, но среди собравшихся не видно было ни мещан, ни крестьян, - все это были казаки. Казаки держались двумя отдельными группами, несколько запорожцев, с закрученными за уши гигантскими оселедцами, сидели также за отдельным столом. Между казаками шел оживленный разговор, так что на нищего, робко остановившегося в дверях, никто не обратил внимания, но это нисколько не огорчило его. Снявши шапку и застывши в просительной позе, он принялся внимательно рассматривать присутствующих.
За длинным столом направо помещалась группа казаков душ в десять. Во главе их сидел довольно плотный седой казак, с чрезвычайно живыми, насмешливыми глазами, - очевидно, это был старший, так как остальные величали его паном сотником. Одежды казаков были забрызганы грязью, видно было, что они ехали откуда-то издалека. За противоположным столом сидело также душ восемь казаков, все они группировались вокруг еще не старого казака с тонкими, сухими чертами лица и смуглым цветом кожи; на нем была дорогая одежда, за поясом торчали великолепные пистолеты, украшенные серебряной насечкой, а у пояса висела загнутая сабля в богатых ножнах. По–видимому, он угощал своих товарищей, и угощал щедро.
Запорожцы пировали за отдельным столом; лица их были возбуждены, жупаны распахнуты, видно было, что товарыство уже подгуляло. Жидовка с наймычкой хлопотали за прилавком; дрожащий и от радости, и от страха перед своими щедрыми, но и страшными гостями, жид беспрерывно шнырял то туда, то сюда, наполняя пустые кубки, исполняя приказания своих гостей; особенно увивался он вокруг запорожцев.
Дым, подымавшийся из казацких люлек, застилал весь потолок корчмы какой-то синеватой колеблющейся пеленой.
- Ну, жиде, иди теперь сюда! - закричал один из запорожцев, смуглый, широкоплечий, с пересеченной губой.
Жид вздрогнул, съежился и в два прыжка очутился возле запорожца.
- Что скажешь, ясный пан лыцарь? - произнес он, изображая на своем перепуганном лице самую подобострастную улыбку.
- Скажи нам, кто у вас теперь тут на правом берегу гетманует?
Жид невольно обернулся направо и поспешил ответить:
- Кто? Звестно - его милость ясновельможный гетман Дорошенко.
- А гетман Ханенко?
Жид торопливо закивал украшенной длинными пейсами головой.
- Так, так! И его милость гетман Ханенко!
- А брешешь же ты, собака! - раздался голос с правого стола. - Простыл уже и след его!
Жид вздрогнул и еще торопливее закивал головой.
- Брешу, брешу, ей–богу, брешу! - подхватил он поспешно. - Они что-то посердились немножко и ушли себе в Крым.
- Вернется! - раздалось с левой стороны.
- Ну, а Суховеенко? - продолжал допрашивать запорожец.
- И его милость пан Суховеенко гетман!
- Так что же это у тебя, - что ни поп, то батька? За кого ж ты сам стоишь: за Дорошенка или за Ханенка, а может, еще за Суховеенка?
При этом вопросе жид побледнел, взгляд его метнулся в одну сторону, в другую, фигура съежилась еще больше.
- Ну, что я, что я! - заговорил он торопливо и подобострастно. - Что могу я знать, бедный жидок? Я все равно, что самая маленькая травка: куда ветер веет, туда и она гнется.
- Го–го! - рассмеялся запорожец. - Значит: "Цыгане, цыгане, какой ты веры?" - "А якой тоби, пане, треба?"
- Ой, вей, ясновельможный пане! На чьем возе едешь, того и писню спивай!
- Видно, все у вас тут такой думки? - заметил громко запорожец.
- Хе! Бабий! Забыли свою вольную волю! Попыхачами стали! - подхватили его товарищи.
- Не волю, а сваволю, - отозвался седой казак с правого стола.
- Не вмер Данило, болячка вдавыла! - воскликнул с хохотом запорожец. - Гей, жиде, тащи вина сюда! Выпьем, панове, за здоровье наших городовых казаков, чтобы им ярма шеи не мулили.
Обрадованный прекращением щекотливого разговора, жид бросился со всех ног исполнять приказание запорожца и наткнулся на нищего, стоявшего у дверей.
- Пс! пс! Герш ду! - зашептал он, бросаясь к нему. - Чего пришел? Ты не видишь разве, что вельможное панство гуляет? Ну, ну, иди себе!
С этими словами он ухватил нищего за плечи и хотел было вытолкнуть его из корчмы, но нищий не думал уходить.
- На Бога, на Матерь Пресвятую, дозвольте хоть согреться несчастному… Второй уже день и риски во рту не было, - застонал он самым жалобным тоном, низко кланяясь и протягивая свою рваную шапку.
- Ну, ну, годи! Ступай себе, откуда пришел! - продолжал его выпихивать жид; но причитания нищего услыхали казаки.
- Оставь его, чего толкаешь доброго христианина! - заметил жиду седой сотник, сидевший за правым столом. - Иди сюда, старче Божий, на, выпей келех меду!
Нищий подошел к столу и, охвативши дрожащими руками оловянную кружку, жадно прижался к ней губами.
- Куда идешь?
- Ох, хотел было к Чигирину добиться, а теперь и не разберу, куда попал.
- На верный шлях, это самая к Чигирину дорога. А откуда сам?
- Издалека. - Нищий поставил на стол кружку, отер губы полой и низко поклонился казаку. - Дай тебе, Боже, здоровья, ясный пане, измучился совсем, с ног сбился все по пущам да по яругам.
Казак полез в кешеню и, доставши оттуда серебряную монету; бросил ее в шапку нищему. Нищий поспешно спрятал за пазуху полученную монету и кинулся целовать руку щедрому казаку.
II
- Помяни, Господи, родителей твоих милосердных, пошли тебе, Матерь Пресвятая, и счастья, и многолетия, и деточек, - низко кланяясь сотнику, заговорил нищий.
- Ну, за это добро не подякую, старче, - улыбнулся сотник, - не те теперь часы.
- Отчего же? Теперь как раз гетману Дорошенко казаки надобны, - заметил насмешливо богато одетый казак с левой стороны.
- Хватит с него казаков, чтобы всех закутных гетманишек в Крым позагонять, - бросил небрежно седой сотник и, повернувшись к нищему, продолжал расспрашивать: - А ты чего, старче, в Чигирин идешь?
- И сам не знаю… И собаке одной здыхать не хочется, на людях все как-то легче, руина кругом, народ бежит отовсюду… Ох, ох! - нищий жалобно заплакал.
- Так, так, стараются братья, - произнес как-то особенно значительно сотник, - наводят татар да руйнуют родную землю.
- Э–эх, вижу я, что у тебя порожняя шапка, диду! - заметил, оскаливши зубы, запорожец с рассеченной губой. - И чего тебе на руину нарекать? Теперь есть у вас такая оборона, что ну!
Нищий с изумлением взглянул на запорожца.
- Ха–ха! Смотрите, дывится, словно теля на новые ворота.
- Да разве ты не знаешь, что гетман вас всех турецкому султану отдал?
- Ох, Боже наш, ой, Господи! И не грех тебе, пане, смеяться над бедным стариком! Да ведь такого бы греха и Господь бы не потерпел! - воскликнул в ужасе нищий.
- Верно, верно, говорю тебе! Иди в Цареград, там теперь есть у вас родный батько, султан турецкий, он вас всех, как своих родных басурман, под крыло свое примет.
- Может, твой там батько, а то и матка остались, - огрызнулся седой сотник, - а наш батько всегда был и будет славный гетман Петр Дорошенко.
- Хе–хе, - продолжал запорожец, - да ведь он же и продал Украйну басурманам, поклонился султану всей отчизной нашей.
- Пусть бы там кто-нибудь твоей головой куцему дядьку поклонился, как гетман ударил Украйной султану.
- Как не ударил? А разве не прислал султан гетману и туй, и санджан?
Военные знамена.
- Это еще были гостинцы за обрученье, то ли будет на свадьбе! - заметил насмешливо смуглый казак с левой стороны.
- Перепадет, думаю, боярам, - добавил другой.
- Что боярам, то еще посмотрим, а что уже пидбрехачи заробят, так это верно! - вспыхнул седой сотник.
- Напрасно стараешься, пане сотнику! Шила в мешке не утаишь, а турецкой булавы найпаче! - осклабился широкоплечий запорожец. - Думаешь, что никто не знает о том, что гетман отдал Украйну в подданство царю басурманскому?
- А я говорю, что это брехня! - крикнул седой сотник и стукнул по столу кулаком с такой силой, что стаканы зазвенели и попадали.
- Как? Разве не было у вас рады с султаном? Разве не посылали послов в Цареград? - раздались возгласы с разных сторон.
- Была рада, посылали послов в Цареград, а только не поддались мы султану, а дружеский мир с ним заключили, чтобы борониться от татар. Разумный хозяин всегда со своими соседями в доброй злагоде живет. Для блага отчизны, для блага Украйны и вошел гетман в згоду с султаном. Не задавал он нас в турецкую неволю и не задаст, он за волю своей отчизны всю жизнь стоит.
- А вечное гетманство себе у турок выправляет! - вставил язвительно смуглый казак с левой стороны.