В последний путь отправлялся выдающийся зодчий, одним из первых отважившийся увековечить триединого Бога в мраморе и камне, в динамике пышных форм которых отчетливо проглядывала физическая сила сотворившего их мастера, работавшего еще с Джакомо-делла-Порта, последним из учеников великого Микеланджело.
Среди тех, кто пришел отдать дань Мадерне, отсутствовал лишь один человек: Джованни Лоренцо Бернини. Он прибыл, когда гроб уже опустили в могилу. Не заговаривая ни с отцом, ни с братом, Бернини поспешил прямо к Франческо, стоявшему в одиночестве у разверстой могилы. Молодой скульптор застыл, сложив руки в молитвенном жесте.
- Побереги слезы, тем более что особого повода для скорби нет. Скорее уж наоборот, - с места в карьер начал Бернини. - Я сейчас прямо от папы. Урбан назначил меня главным архитектором собора - пожизненно! Денег прорва! Я имею право включать в счет даже дорогу на стройку.
- Ты что, не можешь подождать, пока гроб будет зарыт? - не поворачиваясь, мрачно спросил Франческо.
- Ну-ну, не будь святошей! Мое назначение и для тебя не пустой звук. Ты хоть понимаешь, что это означает? Нет? Так вот, у нас всегда будет на хлеб с маслом, отныне и до конца дней. - Бернини кивнул на могилу: - А отчего отправился на тот свет этот старый хрыч?
- Да помолчи же ты наконец! - прошипел Франческо. - Или я тебя сейчас прикончу!
- Вот с этим, пожалуйста, повремени! Или у тебя совесть нечиста? Уж не из-за того ли, что ты в последнее время много внимания уделял моей стройке?
Франческо не удостоил его ответом. Лоренцо покосился на помощника. Что это у него на лице? Капли дождя, или он и правда плачет?
- Ну какой же ты потешный! - заговорил Лоренцо, взяв Франческо за локоть. - Мы с тобой обеспечены на вечные времена. Представь, я унаследовал от Мадерны не только собор, но и палаццо Барберини. А ты мой assistente - и на этих двух стройках, и на всех остальных, включая и те, на которых нам еще только предстоит работать. Обещаю тебе.
Наконец Франческо повернулся к нему. Глубокая складка на переносице не сулила ничего хорошего.
- Не выйдет, - объявил он. - Подыщи себе кого-нибудь другого.
- То есть? Ты что, обиделся на меня?
- Нет. Просто хочу открыть свою мастерскую - как архитектор.
- Что ты хочешь открыть? Мастерскую? Интересно, а на что ты будешь жить?
- Выполню пару заказов, завещанных мне Мадерной. Тех, что он передал мне, уже будучи при смерти.
- Сейчас разревусь от умиления! - в бешенстве воскликнул Лоренцо. - А обо мне ты подумал? Как завершить начатое без тебя? Алтарь, палаццо, новые башни Пантеона, которые предстоит выстроить из-за того, что Мадерна надумал взять бронзу из стропильных ферм? Не говоря уже о бюсте короля Англии, который мне навязал Урбан!
- Ничего, как-нибудь выкрутишься. Ты всегда доводил до конца начатое. К тому же ты не один - у тебя есть отец и брат.
- Неблагодарный! Кто обеспечивал тебе заказы для твоих каменотесов, для Пантеона и для собора? Я! Я! Я! Да без меня вы бы все подохли с голоду! Господи, что я здесь делаю? - вдруг опомнился Бернини, хлопнув себя по лбу. - Может, и я уже спятил? Нет, я даже обсуждать это не желаю. Ты - мой лучший друг.
Лоренцо снял шляпу, преклонил колено перед могилой и, перекрестившись, стал бормотать слова молитвы по усопшему. Тысячу раз повторенные слова пролились бальзамом на его душу. Он шептал их на кладбище, наверное, уже в десятый раз, после чего поднялся, взялся за воткнутую в кучу земли лопату и бросил на гроб. Затем оба снова стали на колени и, безмолвно поклонившись, в последний раз простились с усопшим.
- Конечно, он был великим архитектором, - задумчиво произнес Лоренцо, глядя на присыпанные землей цветы на крышке гроба. - Поверь, я бы пришел раньше, но, знаешь, не переношу я похорон. Как представлю себе, что однажды и меня запихнут вот в такой же деревянный ящик, зароют, а потом меня будут жрать черви… - Тряхнув головой, будто пытаясь избавиться от жутковатых мыслей, Лоренцо взглянул на Франческо. - Теперь скажи честно, почему ты не хочешь больше работать со мной? Тебя что, заставляют горбатиться без передышки? Может, я плачу тебе мало?
Казалось, Франческо не слышит своего работодателя. С непокрытой головой, с намокшими от дождя волосами он продолжал стоять над могилой Мадерны, устремив взор куда-то вдаль, словно пытаясь разглядеть что-то среди серых туч. Бернини подумалось, что Франческо - самый чудной из всех, кого ему доводилось встречать. Насколько же разными они были: Кастелли - никогда не улыбавшийся, своенравный упрямец, вечно углубленный в себя, временами даже казавшийся каким-то омертвевшим, зачерствелым, и в то же время гордый и вспыльчивый. Несмотря ни на что, Лоренцо любил его, любил даже больше, чем родных братьев, - Франческо был единственным, кто мог возразить Бернини. А почему? Может быть, потому, что Кастелли обладал качествами, отсутствовавшими у Лоренцо? Нет, дело здесь было не только в знании техники, скрупулезности, аккуратности и усердии. В их отношениях присутствовало нечто потустороннее, ниспосланное обеим свыше. Так близнецы обречены быть вдвоем на все времена.
- Есть одна женщина, - будто про себя произнес Франческо, - которую я ждал с тех пор, как ощутил себя мужчиной. И вот теперь встретил. Но она презирает меня за то, что я - каменотес. Избегает встреч со мной.
- Ах вот в чем дело! - присвистнул Лоренцо. - Это я по крайней мере еще могу понять. - И тут же очень осторожно и деликатно стал допытываться: - И ты думаешь, что она вмиг зауважает тебя, стоит тебе только доделать то, что не успел Мадерна? Стеночку пристроить? С домовым грибком расправиться? Дорогой мой, женщины обожают героев, а не мелких ремесленников. Тех, перед кем можно преклоняться.
Лоренцо ожидал, что его слова озадачат Франческо, но этого не произошло.
- Вот что, пойдем-ка! - нетерпеливо воскликнул Бернини. - Здесь, над могилой твоего учителя, мы заключим с тобой пакт! Мы должны объединиться! Чтобы возводить еще невиданные в мире церкви и дворцы!
- Пойми, Лоренцо, я очень ценю твое предложение, но…
- Никаких "но"!
- Нет-нет, - настаивал Франческо. - Я должен работать один.
- Ерунда! Ты считаешь, что наша встреча - случайность? Нет, она… воля Божья! - с жаром воскликнул Лоренцо. - Богу угодно, чтобы мы с тобой творили сообща. Каждый из нас - ноль без палочки. Вместе же мы можем создать по-настоящему великое! И алтарь - только начало. Да мы этот проклятый собор заново отстроим - его фасад, площадь перед ним.
- Оставь Бога в покое, Лоренцо! Если ты в кого и веришь, так только в папу. И он назначил ведущим архитектором собора тебя. Не меня.
- Вспомни о колокольнях для собора Святого Петра! Великолепный проект! И он имеет шансы стать реальностью.
Схватив Франческо за плечи, Лоренцо тряхнул его.
- Ты что же, готов отказаться от своих колоколен ради того, чтобы строить общественные нужники?! И похваляться тем, что, мол, ты сам себе хозяин? - Бернини протянул Кастелли руку. - Давай, не будь глупцом! Принимай предложение!
Франческо медлил. На небе вдруг прояснились тучи, выглянуло солнце, и над кладбищем во всем многоцветий протянулась огромная радуга.
- Видишь? - Лоренцо захохотал как безумный. - Да это знак! Знак нам с тобой! Чего ты ждешь? Согласись хотя бы ради той, которую ждал всю жизнь!
Но Франческо продолжал пребывать в нерешительности.
- Обещаешь мне, что колокольни на самом деле будут построены? - спросил он.
- Конечно, будут! Если хочешь, можешь хоть весь их фасад залепить своими чокнутыми херувимами.
- И ты никогда не станешь выдавать мои проекты за свои?
- Никогда, слово даю! И пусть Мадерна будет мне свидетелем.
Тут наконец Франческо протянул ему руку:
- Тогда с Божьей помощью… попробуем.
- Ну вот! - возопил Лоренцо. - Бог ты мой, как я рад! И чтобы ты знал, что мои намерения вполне серьезны: я уже обговорил все с папой. Урбан готов за твою работу над алтарем выплачивать тебе ежемесячно двадцать пять скудо. Почти на целых десять скудо больше, чем мне - ведущему архитектору!
Прижав к себе Франческо, Бернини расцеловал его в обе щеки.
- Мы с тобой горы свернем! Возведем новый Рим, Врата Рая! Сам Микеланджело покажется пигмеем по сравнению с нами!
16
Портпледы и сумки для платьев были упакованы в огромный деревянный сундук, туда же положили дюжину серебряных вилок - подарок донны Олимпии к свадьбе Клариссы. В Англию решили отправиться экипажем, а не верхом на лошадях - через Милан, мимо озера Маджоре, через Симплонский перевал, оттуда на Лион, затем на север Франции к побережью Ла-Манша, оставив в стороне Фландрию и Германию, где никак не утихали религиозные войны.
Вопреки намерению Клариссе все же пришлось провести зиму в Риме. И причиной тому стал, как ни странно, Уильям, который спал и видел, как возвратится в Англию. Его продиктованный нетерпением визит в собор обернулся воспалением легких, так что к началу зимы ни о какой поездке через Альпы и говорить не приходилось.
Монахи-капуцины в черных сутанах ставили Уильяму клистиры, делали кровопускание, усеивали его хилое тело банками и пиявками… все напрасно - англичанин хирел на глазах и не сомневался, что искусство римских эскулапов вот-вот отправит его к праотцам. Вероятно, именно так бы и случилось, если бы он в один прекрасный день, собрав в кулак еще остававшиеся силы, после кубка забористо приперченного бренди, по неосторожности прописанного ему одним профессором медицины в качестве "укрепляющего средства", не двинул бы по черепу упомянутому профессору своим произведением - переплетенным в кожу фолиантом о странствиях по Италии. Сей эпизод навсегда отпугнул от постели больного и беднягу профессора, и коллег оного.