Дарья Васильевна говорила отрывисто и громко, стараясь придать возможную строгость своему голосу, хотя внутренне страшно трусила.
Мысль, что он "оборотень" показалась до того страшной Степану Сидоровичу, что он невольно вскинул глаза на говорившую.
Дарья Васильевна в них не прочла ожидаемого безумия и несколько успокоилась.
- Что за шутки со стариком Емельянычем шутишь? Кажись, он тебе в отцы годится, а накось, что выдумал, у него мертвых младенцев приторговывать… напугал и его, да и меня даже до трясучки… Говори, с чего тебе на ум взбрело такие шутки шутить?..
Степан Сидорович стоял ни жив ни мертв; он чувствовал, что почва ускользает из-под его ног, что так быстро и так хорошо составленный план рушится… Если он повернет все в шутку, случай к чему давала ему в руки сама Дарья Васильевна, мертвого младенца зароют, а за ним все-таки будут следить, и все кончено.
План исполнения воли князя останется снова неосуществленным.
Все это мгновенно промелькнуло в голове Степана.
Он решил действовать начистоту, и вдруг совершенно неожиданно для Емельяныча и для Дарьи Васильевны бросился в ноги последней.
- Не вели казнить, матушка-барыня, вели помиловать, - заговорил он, лежа ничком на полу.
- Что, что такое, в чем простить?.. - встала даже с кресла Дарья Васильевна.
- Я не купец… не торговец…
- Кто же ты?
- Я камердинер его сиятельства князя Андрея Павловича Святозарова.
- Святозарова? - воскликнула Дарья Васильевна, и снова, но уже совершенно машинально, опустилась в кресло.
- Точно так, матушка барыня, точно так-с…
Мы уже знаем, что Дарья Васильевна, по поручению сына, была знакома с княгиней Зинаидой Сергеевной, и по ее рассказам, а также из писем Григория Александровича, знала, что княгиня, разошлась с мужем, который ее к кому-то приревновал, и уехала в свое поместье, чтобы более не возвращаться в Петербург.
Других подробностей княжеской размолвки она не знала, но и этих сведений для нее было достаточно, чтобы сообразить, что появление камердинера князя близ именья его жены, появление с большой суммой денег - из рассказов Емельяныча Дарья Васильевна знала, что у купца деньжищ целая уйма, - было далеко неспроста.
Покупка мертвого ребенка, в связи с каждый час ожидаемым разрешением от бремени княгини, - Дарья Васильевна знала это, так как бывала в Несвицком, имении княгини, почти ежедневно, и даже отрекомендовала ей повивальную бабку, - тоже показалось для сметливой старушки имеющей значение.
Она вспомнила усиленные просьбы сына по возможности сообщать ему подробные сведения о княгине и о том, получает ли она какие-либо вести от своего мужа, то есть князя Андрея Павловича, камердинер которого теперь лежал у ее ног, и решила выпытать от последнего всю подноготную.
- Зачем же тебе или твоему князю понадобился мертвый ребенок? - уже прямо спросила она его.
- Все скажу с глазу на глаз, матушка-барыня… - поднял с земли голову, не вставая с колен, Степан.
- Встань, - сказала Дарья Васильевна, уже совершенно оправившаяся от первоначального испуга. - Ступай, Емельяныч, ты мне больше не нужен.
Старик направился к двери, окинув подозрительным взглядом Степана Сидорыча.
Последний все продолжал стоять на коленях.
- Встань! - повторила Дарья Васильевна. - и рассказывай…
Степан встал с колен.
- Только не ври… - добавила Потемкина.
- Как на духу расскажу всю истинную правду, матушка-барыня, - заявил Степан.
Он действительно во всех подробностях рассказал Дарье Васильевне поручение князя Андрея Павловича, не признающего имеющего родиться ребенка княгини своим, не скрыл и известного ему эпизода убийства князем любовника своей жены, офицера Костогорова, и кончил признанием, что им уже подговорены и горничная княгини, и повивальная бабка.
"Господи Иисусе Христе, Господи Иисусе Христе…" - только шептала про себя набожная Дарья Васильевна, слушая страшный рассказ княжеского камердинера.
- Что же вы с младенцем этим делать-то хотите, изверги? - прерывающимся от волнения голосом спросила она.
- Князь, как я вам докладывал, изволил приказать украсть, раньше чем его окрестят, чтобы, значит, он его фамилию не носил… Наша холопская доля - что приказано, то и делать надо… князь-то у нас строг, да и человек сильный… У самой государыни на отличке… Только так украсть-то несподручно… княгиня тоже молчать не станет… и тоже управу найдет… так оно и выходит по пословице: "Паны дерутся, а у холопов чубы трясутся".
- Что же делать?
В силе и значении князя Святозарова Дарья Васильевна не сомневалась; она слышала сама эту фамилию, да и сын писал ей о его несметном богатстве и высоком месте при дворе. Бороться против его воли ей, как и Степану, казалось немыслимым, потому-то она даже повторила как-то растерянно:
- Что же делать?
- Да уж я давно ума приложить к этому делу никак не сумею… Надумал я одно… тысячу, другую рублев повивальной-то отвалить… согласится, живорезка… только уж грешно больно… младенец невинный… ангельская душа…
- Чего ж ты надумал?
- Да так, легонько давнуть, как принимать станет… много ли ему, ангельчику, нужно, и дух вон…
- С нами крестная сила! - не своим голосом крикнула Дарья Васильевна. - Душегубство какое задумал… И из головы это выбрось… грех незамолимый…
- Знаю, матушка-барыня, знаю, и самому во как боязно, только что же поделаешь, тоже свою шкуру от князя спасать надо… Живого не украсть, как он приказал, а иначе никак не сообразишь, как и сделать… Княгиня-то тоже не наша сестра, заступу за себя найдет…
- Ох, Господи! - вздохнула совершенно ошеломленная Потемкина.
- Вот, матушка-барыня, как увидел я мертвенького Акулинина младенца, и озарила меня мысль, без греха тяжелого дело это оборудовать, и княжескую волю исполнить, и ангельской души не губить…
- Это как же?
- Подменить…
- Что-о-о?
- Подменить, младенцев-то… Акулинин-то сойдет за княгинюшкина, а княгинюшкин-то сюда, будто он Акулинин, а князь за деньгами не постоит, его на всю жизнь обеспечит… Уж больно я той мысли возрадовался, матушка-барыня, да Емельянычу и бухнул… а он, вишь, как перепугался, да и вас перепугал, матушка-барыня!..
Степан замолчал.
Дарья Васильевна тоже молчала, низко опустив свою седую голову.
Она думала.
План Степана Сидоровича относительно подмены ребенка показался ей не только исполним, но и чрезвычайно удобным в том отношении, что она всегда будет в состоянии возвратить ребенка его матери и раскрыть гнусный поступок князя и его слуги. Для всего этого ей нужно было посоветоваться с сыном, которому она подробно и опишет все происшедшее здесь и сделает так, как он ей укажет.
"Ему с горы виднее, а мы здесь люди темные!" - мелькнуло в ее голове.
Горой почему-то она считала Петербург.
- Что же вы мне, матушка-барыня, скажете, как ваша милость решит, так и быть…
- Что же, по-моему, ты дело надумал… Я распоряжусь, поговорю с Емельянычем, возьми ребенка, а княгинина принеси сюда, да поосторожней, не повреди как-нибудь, да не простуди…
- Уж будьте покойны, матушка-барыня, в целости и сохранности представим. Дозвольте к ручке вашей милостивой приложиться, сняли вы с меня петлю вражескую… от геены огненной избавили…
Дарья Васильевна протянула Степану руку.
Тот горячо поцеловал ее. Потемкина не чувствовала, что на ее руку капнуло что-то горячее.
Степан плакал.
С его души на самом деле спала страшная тяжесть. Исполнить волю князя теперь было более чем возможно.
Она и была исполнена…
После разговора Дарьи Васильевны с Емельянычем, Степан вышел на свидание со своими сообщниками со свертком в руках.
В эту же ночь княгиня Зинаида Сергеевна Святозарова родила мертвого ребенка - девочку.
В доме же Дарьи Васильевны Потемкиной, в ее спальне, появилась люлька, где спал сладким сном спеленутый здоровый новорожденный мальчик.
Акулина была рада, что за ее ребенком, - от нее, когда она на другой день пришла в себя, скрыли подмену, - так ухаживает барыня, допуская ее лишь кормить его грудью.
Дарья Васильевна обо всем подробно написала сыну.
Это-то роковое известие и получил от матери Григорий Александрович.
XIX. Екатерина - человек
В то время, когда совершались описанные нами в предыдущих главах события, которыми семья Потемкиных, сперва сын, а затем мать, роковым образом связала свою судьбу с судьбою семьи князей Святозаровых, Григорий Александрович вращался в придворных сферах, в вихре петербургского "большого света", успевая, впрочем, исполнять свои многочисленные обязанности.
Его выдающиеся способности позволяли ему употреблять на это гораздо менее времени, нежели бы понадобилось другому, и сама государыня, следя за успехами выведенного ею в люди молодого офицера, все более и более убеждалась, что не ошиблась в нем, что его ум, энергия и распорядительность принесут в будущем несомненную пользу государству, во главе которого поставила ее судьба.
Своим зорким взглядом великая монархиня провидела в Потемкине государственного деятеля, имя которого не умрет на скрижалях истории.
Но, несмотря на это, возвышения в чинах Григорий Александрович, как мы уже имели случай заметить, шли далеко не быстро, - государыня, видимо, испытывала его.
Потемкин со своей стороны платил ей восторженным благоговением, и это чувство придавало ему бодрости, веру в свои силы и в достижении цели, которая, как мы знаем, была та же, что и в ранней его юности, и выражалась тою же формулою: "Хочу быть министром".