Каково было число этих учреждений - неизвестно. Но известно, что они существовали не в одной какой-либо провинции или области, а были разбросаны по всей Армении.
В то время не было нищих, которые бы докучали на улицах попрошайничеством; не существовало гулящих бродяг, которых бы голод вынуждал покушаться на чужое имущество. Каждый был доволен, каждый питался от общественного стола. "Во время Нерсеса, - пишет Фавстос Бузанд, - во всех частях Армении совершенно не было видно, чтобы бедные занимались попрошайничеством, но там, в домах призрения, обслуживались их нужды, и они, удовлетворенные всем, ни в чем не нуждались".
То же самое пишет иерей Месроп: "Во времена Нерсеса никто в Армении не замечал, чтобы появлялись нищие или же нарушители порядка, закона, или же бродяги, которых до того было много в армянской стране. Всему этому положил конец Нерсес".
Великий благоустроитель Армении являл собою совершенный образец добродетели. Сам он прежде всех показывал примеры милосердия и сострадания и убеждал других делать то же самое по отношению к неимущим и нуждающимся братьям.
Фавстос Бузанд говорит:
"Сперва делал сам и затем всех обучал тому же. Приказывал, чтобы во всей Армении, в ее провинциях и разных местах строили дома для нищих, подбирали больных, прокаженных, расслабленных и всех болящих. Были созданы дома для прокаженных, больницы, и было назначено вспомоществование. Вдовам, сиротам и неимущим он давал приют и пищу в доме своем, и бедняки радовались вместе с ним. Стол его всегда был доступен, и трапезная целый день служила гостиницей для нищих и чужестранцев. Хотя он и создал во всех провинциях дома для бедных и выделил им средства, но двери его трапезной вследствие его исключительной любви к бедным всегда были открыты перед неимущими. Слепые, хромые, увечные, глухие, калеки, бедные и нуждающиеся, сидя с ним и в кругу его людей, получали пищу. Сам он своими руками обмывал их, умащал и залечивал раны. Самолично кормил их и свое имущество затрачивал на их нужды, и все странники, находясь под его покровительством, наслаждались покоем".
После этого весьма понятно, почему этот почитаемый человек был столь популярен. Его называли отцом народа. Всюду, где он появлялся, наступала тишина, прекращалось волнение. Он был ангелом мира. Не только армянский царь, не только нахарары Армении, но даже византийские императоры и персидский царь остерегались его. Могучей рукой держал он узду правления Арменией и соответственно своим столь широким воззрениям давал направление ее политике.
Об этом направлении следует сказать, так как в нем таились корни того глухого разногласия, которое, постепенно разрастаясь, в конце концов привело к бедственным усобицам между духовной и светской властью.
На церковном соборе в Аштишате Нерсес Великий в числе ряда реформ выдвинул вопрос о монастырях в особом каноническом постановлении. Его планы в этой связи были настолько обширны, что могли охватить великие идеи во всем их многообразии.
Чего же желал этот могучий ум? Он хотел превратить Армению в огромный монастырь, в общее братство, где бы господствовало только равенство, где бы не было имущественных различий, где бы бедный, неимущий, немощный, нетрудоспособный получал бы пищу с божьего стола.
Современный ему историк Фавстос Бузанд пишет: "В то время (на Аштишатском соборе) постановили организовать и записали в постановлениях, чтобы весь народ армянской земли превратить в разряд всенародной монастырской братии". А иерей Месроп дополняет: "В дни Нерсеса Великого вся Армения превратилась как бы в совершенную личность, руководимую страхом божиим".
Насколько серьезным было это мероприятие, настолько тяжелыми оказались его последствия.
Быть может, побуждаемый чувствами христианской добродетели, которые были в нем столь горячи, Нерсес Великий выдвинул на Аштишатском соборе этот составленный им план и заставил принять его. Быть может, жестокость того времени, бедствия народа, притеснения, чинимые царем, нахарарами и вообще знатью, подсказали ему превратить лоно церкви в обширное и безопасное убежище, где бы могли найти приют все угнетенные и нуждающиеся.
И наконец, быть может, воодушевленный не всеведущим предвидением, а лишь идеей милосердия, великий патриарх не сумел предусмотреть в начале своего дела всех последствий этого гигантского мероприятия, которое не могло привести ни к какому иному результату, как только к преобразованию армянской страны в церковное государство, стоящее под священным знаменем креста.
Так или иначе, монастырь духовных сограждан был основам. Настоятелем этого всеармянского монастыря был сам патриарх Нерсес Великий. Надзор за обширным хозяйством монастыря он поручил избранным из среды духовенства особым наблюдателям, во главе которых стоял его диакон Хад, позднее возведенный в сан епископа.
Каковы же оказались результаты управления таким монастырем?
Это был самый трудный экономический вопрос того времени. Он породил все те столкновения и борьбу, которая разгорелась между духовной и светской властями и ускорила плачевное падение аршакидского государства.
Выше уже упоминалось, что при Просветителе, когда началось образование монастырей, новообращенный Трдат в ревностном усердии установил во всем государстве общий закон о том, чтобы церкви было предоставлено по "четыре земли" с усадеб и по "семь земель" с посадов. Кроме этих земель, церковь получала особую десятину со всех продуктов страны. Церковь захватила земельные владения всех языческих капищ, находящиеся в руках жрецов.
При Нерсесе Великом, когда сильно увеличилось количество монастырей и различных благотворительных учреждений, соответственно было увеличено и количество церковных владений путем передачи церкви новых посадов и сел. Все созданные им учреждения Нерсес обеспечил верными доходами.
Кроме того, что церковь получала в наследство по добровольным завещаниям, только она считалась единственной наследницей всякого выморочного имущества, получая как движимое, так и недвижимое. Немало возросло и без того огромное богатство ее.
Когда Вачэ Мамиконян по повелению Хосрова II уничтожил последних наследников нахарарского рода Манавазян и Вордуни, оба нахарарства со всем имуществом перешли в собственность церкви. Территория нахараров Манавазян со всеми городами и селами перешла к епископу Албианосу, который предоставил ее церквам, находившимся в его ведении. Территорию же Вордунийского нахарарства со всеми городами и селами занял епископ Басена.
Таким образом, церковь через посредство многочисленных монастырей, захватывая большую часть земель, постепенно стала самым богатым землевладельцем в государстве, в то время как царь был зажат в узких пределах Айраратской области, а нахарарства настолько размножились, что им уже не хватало земли.
Если бы монастыри являлись только обиталищами духовенства, в которых множество бездельных монахов потребляли бы богатства страны, то, без сомнения, народ не потерпел бы их существования, тем более, что христианство не успело еще пустить в Армении крепкие корни. С момента возникновения христианства прошло всего каких-нибудь семьдесят-восемьдесят лет! В этот короткий период новая религия не могла еще настолько укорениться в народе, чтобы духовенство могло привлечь народ к церкви если не подлинным христианским усердием, то хотя бы распространением в нем фанатизма и дележом доходов. Все дело в том, что организация монастырей в Армении, особенно после реформ Нерсеса, была приспособлена к требованиям и условиям страны. Такого рода монастыри могли существовать и у языческого народа. Армянский монастырь сочетал в себе и благотворительные и человеколюбивые цели. Там, где господствует рабство, где знать угнетает закабаленных людей, там подобного рода учреждения становятся не только спасительными убежищами для угнетенных, но и утешением для всех несчастных. Это и было причиной того, что народ полюбил монастыри.
Аршак II создал город-убежище, и за короткий срок там собрались все недовольные. Нерсес Великий создал сотни монастырей и перетянул на свою сторону всю Армению.
Монастырь давал хлеб, кормил бедных, лечил больных, питал сирот и вдов, обучал и воспитывал детей народа. Он получал средства от народа и возвращал их с процентами. Кроме того, и сам народ был членом монастырского братства. Народ был доволен и не сетовал.
Роптал царь, роптали нахарары. Царь не мог не заметить, что в его государстве образовалось другое государство - духовное, которое незаметно и постепенно захватило не только большую часть земель, но и перетянуло на свою сторону народ. Оно стало наивысшим и наисвященнейшим авторитетом, перед которым преклонялись все.
Царь ужаснулся и понял, хотя и поздно, что церковь настолько усилилась и окрепла, что держит в своих руках уже и царский престол.
Быть может, бедствие наступило бы не очень скоро, если бы аршакидские цари проявили большую терпимость, и если бы духовная власть не вышла за пределы своих узко духовных задач. Но духовенство стало смело вмешиваться в дела государства.
Таинство исповеди раскрыло широкую дверь перед духовенством для того, чтобы войти в душу народа. Знакомясь посредством исповеди с поступками отдельных людей, духовенство стало судить их за преступления и наказывать. Наказания, которые вначале ограничивались только церковным покаянием, в конце концов приняли характер светского осуждения. Церковь практиковала как штраф, так и порку. Порке не подвергалась лишь знать - свободные, а штраф налагался на людей всех сословий. Так наказывала церковь преступников.