- Временное верховное управление, которое предложил основать Самвел, и с чем мы все согласны, с этой минуты нужно считать утвержденным. Бог Трдата и отца нашего Просветителя да укрепит наше предприятие! Защита веры, народа и отчизны и жертвы для их спасения - пусть станут отныне нашим боевым девизом. Я убежден, что если победа окажется не за нами, мы сумеем погибнуть с честью!
Он остановился и после минутного молчания продолжал:
- Я выеду отсюда утром вместе с Месропом. Ночь еще глубока, времени хватит. Пусть Месроп займется необходимыми указами, которые следует разослать влиятельным нахарарам. На этих указах будут печати царицы и наши печати. А где мы сосредоточим наши главные силы, об этом ты, Мушег, подумай. Ты более сведущ в ратных делах.
- В замке Артагерс, - ответил Мушег.
- Я того же мнения, - сказал Партев. - Арарат - сердце Армении - должен быть защищен. Потеряв его, Армения потеряет и жизнь… Пиши, Месроп, - обратился он к секретарю и стал диктовать имена наиболее знатных нахараров.
Месроп взял перо и пергамент.
В эту ночь в замке не спали не только в палатах Мушега Мамиконяна. Княгиня Тачатуи сидела в своей комнате на высоком сиденье, а у ее ног на полу съежился какой-то маленький человек. Он держал лист пергамента на коленях и писал; время от времени он поворачивал свое сухое лицо с узкими глазами к госпоже с вопросом:
- Что писать дальше?
Окончив два письма, он положил их перед княгиней со словами:
- Вот это письмо к князю Меружану, а это к господину моему, князю Вагану.
Княгиня собственноручно перевязала письмо к супругу.
XVII. Совет женщины
На другое утро, несмотря на дождливую погоду, Саак Партев и Месроп рано выехали из замка Вогакан, простившись предварительно с княгинею Тачатуи. Просьба княгини, даже ее слезы не в состоянии были удержать хотя бы на день упрямых гостей и дать ей возможность проявить свою глубокую "дружбу" и "гостеприимство".
Самвел поехал проводить гостей до ближайшего места отдыха. Вечером он должен был вернуться обратно.
После отъезда гостей князь Мушег, оставшись один, решил привести в порядок домашние дела ввиду того, что и ему скоро предстояло выехать из замка. Предавшись со всей энергией, всеми помыслами, делам родины, он забыл о доме. Лишь теперь в нем проснулась эта забота. В нем, спарапете и полководце, боролось чувство долга перед родиной с чувствами мужа и отца. Он должен уехать. Кто знает: быть может, он никогда не вернется. Каково тогда будет положение его беззащитной семьи? Кому ее поручить? На чье попечение оставить? Он должен был сразиться с врагом, но ведь главный враг находится у него же дома. Он не сомневался, что как только начнется пожар войны, мать Самвела выдаст его детей и его жену персам, и их уведут в качестве заложников для того, чтобы сломить отца.
Будущее со всеми ужасами предстало перед ним. Ему было понятно хитрое распоряжение персидского двора: пленить семьи видных нахараров Армении и содержать их в особых крепостях. И это будет осуществляться руками Меружана и отца Самвела. Цель была ясна. Они хорошо рассчитали, что отцы будут находиться в войсках, а семьи останутся дома. Захватив семьи, они укротят нахараров, дав им почувствовать, что всякое неповиновение может подвергнуть опасности жизнь их детей и жен.
И, конечно, прежде всего они устремят свое внимание на семью Мушега, спарапета Армении!
Такими невеселыми думами был занят Мушег, когда, отворилась дверь и вошла его молодая жена. Служанка несла за нею толстенького мальчика.
- Па, па… - послышался лепет ребенка, протянувшего маленькие ручонки к отцу.
Отец подошел, взял ребенка из рук няни и прижал к своей груди.
Проводя всю ночь с Сааком, Месропом и Самвелом, он со вчерашнего дня не видел жену. Она пришла проведать его.
Держа ребенка, князь сел в кресло, а жена стала перед ним, с глубокой радостью наблюдая за игрой отца и сына. Отец прикасался пальцем к пухленьким щечкам малыша, а тот при этом весело смеялся, открывая свой маленький ротик.
- Со вчерашнего дня он кой-чему научился, - весело сообщила мать.
- У моего ягненочка всегда какие-нибудь новости! - сказал отец, лаская светлые волосы сына. - Чему же он научился?
Мать обратилась к служанке, которая стала на колени перед маленьким Мушегом и стала показывать его новые шалости. Она наклонила голову и, закрыв глаза, сказала:
- Мушег, бай-бай!
Малыш тоже закрыл глаза, положил головку на грудь отца и притворился спящим. Но ему быстро надоела эта игра. Он открыл глазки и засмеялся.
- Ах, бесенок, - сказал отец, сжимая его в объятьях, - она обманывает тебя, а ты - ее?
Мальчик, точно обидевшись на замечание отца, ловко перевернулся и протянул ручонки к матери.
Мать взяла ребенка и сказала с усмешкой:
- Ты не умеешь играть с ребенком.
- Я ему надоел, - сказал отец, и на его веселом лице промелькнула грусть.
Жена это заметила.
Но живой ребенок вскоре заскучал на руках у матери и стал тянуться в сторону няни. Мать передала ей ребенка, сказав:
- Унеси его!
Малыш теперь успокоился, он был в привычных руках. Из передней послышался его голосок - последнее "аю, аю", детский прощальный привет, вызвавший вздох отца, лицо которого стало еще более грустным.
Когда супруги остались одни, жена с любовью посмотрела на мужа и спросила:
- Ты сегодня очень бледен, Мушег; верно, не спал всю ночь?
- Откуда ты знаешь, что я не спал? - спросил князь.
- Я несколько раз ночью выходила смотреть на твои окна: всю ночь у тебя был свет. А ведь ты не привык спать при свете.
- Значит, и ты не спала?
Нежная улыбка была ему ответом. Эта улыбка обожгла его сердце. Только на одну ночь он оставил дорогую жену, и она уже беспокоилась, не могла заснуть. А что будет, если придется расстаться с ней надолго?
Сатеник села возле мужа, взяла его за руку и обратилась к нему с тем же вопросом, ответ на который ее не успокоил.
- Что случилось? Почему ты так печален?
Как ей объяснить, что случилось? Случилось многое. Но самое главное еще впереди… Разве слабое сердце женщины способно вынести то, что ей предстоит услышать?
Мушег начал мягко:
- Видишь ли, Сатеник, только на одну ночь я расстался с тобою, и ты уже встревожена. А что, если бы нам пришлось расстаться надолго?
- Я буду страдать еще сильнее, - ответила жена.
- А ты могла бы перенести разлуку?
- Я научилась бы терпеть, если бы разлука была необходима.
- Что ты считаешь необходимым?
- Если бы случилось, например, так, как это было не раз, если бы ты уехал воевать.
- Да, скоро я должен буду уехать.
Жена не ожидала такого ответа. Она была готова взять свои слова обратно, но было уже поздно. Она дала свое согласие, не зная заранее о намерениях мужа. И точно потеряв что-то, склонив голову, она со слезами на глазах стала разглядывать разостланные на полу роскошные ковры, хотя и была далека от надежды найти потерянное. Ее смущение сильно подействовало на мужа, которому впервые приходилось испытывать ее душевную твердость. Он обратился к ней со словами:
- Сатеник, вот ты уже и приуныла! Я не думал, что ты так малодушна.
- Я не малодушна, - ответила она рыдая, - но что мне делать… не прошло еще трех лет, как мы женаты, и с того момента, как я вступила в этот дом, я ни одного дня не видела тебя спокойным. Ты всегда стрелами отирал пот со своего лба… вечные войны… вечная кровь, вечные битвы… Когда же наступит конец этим кровопролитиям?
- Они не прекратятся до тех пор, - твердо ответил Мушег, - пока меч будет решать права человека.
Жена ничего не сказала. Она сидела с поникшей головой, как бы страшась взглянуть в разгневанное лицо мужа.
Тот продолжал мягче:
- Что бы ты сделала, милая Сатеник, если бы однажды утром твой мирный сон в мягкой постели нарушили дикие крики разъяренной толпы, и ты, открыв свои прекрасные глаза, увидела бы свое чистое брачное ложе окруженным кровожадными зверьми… Что бы ты сделала, если бы твое дорогое дитя, каждая улыбка которого тебе так сладостна, голосок которого доставляет тебе такую радость, - если бы этого ребенка - кусок твоего сердца - вырвали из колыбели и швырнули на землю… Разорили бы твой роскошный чертог, а тебя, босую и истерзанную, поволокли в Персию? Там, в стране рабов и несчастных, каждое утро на заре подлый надсмотрщик выгонял бы тебя железным кнутом вместе с толпой других пленных в выжженные солнцем Сузийские поля, чтобы ты своими нежными пальцами полола дикий мак, яд которого доставляет так много наслаждений и веселья персам… Прошли бы годы, тоска по родине и близким, мучительная работа истерзали бы твою душу и тело… А когда случилось бы пройти мимо тебя одинокому путнику и обратить на тебя, несчастную женщину, внимание, - твой надменный надсмотрщик указал бы на тебя пальцем и сказал: "Это жена спарапета Армении и дочь князя мокского". Теперь ты понимаешь, Сатеник, ради чего нужна борьба или для чего льются потоки человеческой крови? Ради того, чтобы всего этого не было…
Кровь мокских князей вскипела в Сатеник. Голубые глаза ее вспыхнули, и она воскликнула с негодованием:
- Этого никогда не случится! Я не позволю выбросить моего ребенка из люльки… До того, как это произойдет, земля будет усеяна многими трупами, и мой труп будет последним…
- Это может случиться, милая Сатеник, ибо дни несчастий приближаются, - печально продолжал Мушег. - Ты еще не знаешь, сколько горя предстоит перенести Армении. Я как раз сегодня утром думал об этом, когда ты вошла ко мне. Ты должна знать все, чтобы вместе со мной обдумать, как лучше обезопасить нашу семью!