* * *
За несколько минут до звона на башне святого Кристо у дома Хози Кокоса снова появились люди. Их было трое. В доме их уже ждали, и калитка открылась без стука. Слуга провел путников через двор. У веранды гостей встретил сам хозяин. После взаимных поклонов и приветствий Хозя пригласил их в дом, и скоро путники очутились в просторном зале, посреди которого стоял накрытый для ужина стол.
Один из путников был Никита Чурилов, другой боярин Беклемишев, а третий - толмач Шомелька Токатлы.
За ужином говорили о жизни в Кафе. Хозя Кокос и Чурилов жаловались на бесчинства татар, на множество препон, чинимых торговым делам Кафы с Московской землей.
Затем все согласно сошлись на том, что с татарами можно и нужно учинить согласие на свободный въезд в крымский юрт, а с фрягами говорить смелей, ибо они, фряги, сами очень желают торговать с северными купцами.
Потом заговорили о главном.
- Великий князь русский повелел мне спытать господина Хозю о том, жива ли у него знаменитая перламутровая шкатулка и не завелось ли в ней что-нибудь новое, - спросил Беклемишев.
Кокос посветлел лицом и, позвав слугу, сказал ему несколько слов по-еврейски. Слуга ушел, а хозяин проговорил:
- О, я так и знал, что великий князь помнит мою шкатулку. Ведомо мне, что он на драгоценные каменья и самоцветы большой любитель и отличный знаток и мне, грешному, в оценке сих прелестей очень доверяет.
- Великий государь повелел мне купить у господина Кокоса из оной шкатулки все, что есть ценного и знатного, а также повелел не торговаться, а давать цену, какую запросишь. Вот сколь велико доверие к тебе нашего властителя.
Хозя приложил руку к груди в знак благодарности и открыл вместительную шкатулку, принесенную слугой. Запустив руку внутрь, он стал выкладывать на зеленое сукно блестящие золотые вещички, унизанные яхонтами, алмазами, рубинами, янтарем и жемчугом.
Боярин Беклемишев знал толк в дорогих каменьях, видел их за свою жизнь немало, но это ослепительное сверкание камней на темно-зеленом сукне заворожило его.
- Вот, боярин, обрати свой взор на сей жемчуг, - говорил между тем Хозя. - Куплен у татарина, и, верно, эта нитка из ваших же северных краев им украдена. Имя жемчугу сему "Беломорский живой". Смотри, сколь редок цвет его, розовость сия только в нем одном бывает.
Хозя поднял на указательном пальце нанизанные на шелковую нитку жемчужины, приблизил их к пламени свечи, и жемчуг действительно ожил. Он изменялся на глазах - делался то бледно-малиновым, то нежно-алым, как румянец на щеках ребенка.
Долго любовались гости сокровищами Хози Кокоса, наконец Беклемишев попросил:
- Нить жемчуга живого, самоцветы, великий яхонт да бриллианты лучшие отдельно отложить. Обратно поеду, куплю их у тебя, порадую великого князя. Цену, как и велено, ставь сам.
Хозя Кокос обрадованно закивал головой, потом, припомнив что-то, добавил:
- Ежели будешь, боярин, у хана, обратись к царице крымской Нур-Салтан. У сей царицы есть жемчужное зерно великой радости, подаренное ее предком ханом Тохтамышем. Сие тохтамышево зерно твой царь давно ищет, ибо в некие века оно татарами в Москве похищено.
- Спасибо за совет. Он мне будет на большую пользу. Именно о поездке к хану я хочу с тобой поговорить. Поручил мне государь мой великое посольство к хану справить и повелел допомоги твоей, Хозя Кокос, просить. Ведом ли тебе нрав хана, как говорить с ним надобно, как заставить его к делу нашему приклониться. Знаешь, верно, ты, что сие посольство к крымскому властителю от нас первое, и по неведомой тропе мне вести его буде трудно. Великий князь Иван Васильевич повелел челом бить тебе - будь нашим проводником.
Кокос принял просьбу спокойно, как будто заранее знал о ней. Он слегка наморщил лоб, погладил бороденку.
- Нрав хана мне ведом - это верно. Посоветовать кое в чем могу, да не прочь поехать с тобой в Солхат при посольстве. Скоро ли потребен я буду для дела этого?
- Одну седьмицу переждем да и поедем с богом. За эти дни потребно мне быть у Исайки в Мангупе, одначе докуку эту на тебя возлагать не смею. Туда Никита сын Чурилов меня проводит.
- В Мангуп мне давно надобно, да одному неспособно было, - заявил Кокос. - Если позволишь, я с тобой поеду и дорогу наилучшую укажу.
- Вот и спасибо! - воскликнул Никита Чурилов. - А то я дороги туда как следует не ведаю.
Ночевать гости остались у Хози. Идти по городу в такую темень было опасно, да и нежелательно попасть к стражникам за позднее хождение.
Глава шестая
КНЯЖНА МАНГУПСКАЯ
Ничто в какой бы то ни было части Европы не превосходит ужасной величественности Мангупа.
Эдуард Кларк,
английский путешественник
Из Кафы Никита Беклемишев, Чурилов, Шомелька и Хозя Кокос направились в Мангуп.
Вечером Шомелька записал в своей памятной книжице:
"Путь был зело труден и долог, и только на второй день к вечеру достигли мы Мангупа. Князь Исайя встретил боярина тепло и приветливо, и хотя устали мы все, одначе почти до рассвета князь с боярином говорил, а я бродил по Мангупу.
Такого дикого и неприступного места сроду я не видел, хотя побывал во множестве мест. Крепость Мангуп-ская на высоченной скале расположена, и входить в нее можно только с одной стороны, с северной, а другие три стороны кончаются обрывами по сорок саженей, а то и глубже. Страшно смотреть с крепости и увидеть внизу человеков величиной с козявку.
Княжество Мангупское не очень велико, одначе и не мало. Все земли вокруг крепости, на сколь хватает взор, принадлежат князю Исайке. Люди княжества виноградом промышляют, а больше всего разводят овец. Здесь истинно страна пастухов, и выгода от того не малая. Еще вокруг много леса, он зело велик, и древа крепки. Люди князя этот лес також промышляют и продают его в Кафу на потребу для строек".
* * *
Площадь перед храмом св. Елены и Константина до краев заполнена оживленным людом. Чурилов и Беклемишев попали в княжество Мангуп как раз под престольный праздник святой Елены и святого Константина, которые почитались главными покровителями мангупцев.
Храм не мог вместить всех пришедших на моление, и потому разноликая толпа возносила молитвы своим святым прямо в ограде базилики и на площади перед входом в храм.
Торжественная обедня приближалась к концу, все ждали выхода владетельного князя. Наконец, широкие двери церкви распахнулись, звонари на колокольне ударили во все колокола. На паперти появился князь Исайя. Толпа расступилась перед ним, раздались крики:
- Зито деспот! (Многие лета повелителю!)
- Да сохранит тебя Панагия Феотоку!
- Слава севасту! Слава Катерино!
Рядом с князем стояла его дочь, княжна Екатерина, высокая, стройная девушка двадцати лет. За нею, чуть поодаль боярин Беклемишев, а слева от князя Никита Чурилов.
Князь поднял руку, призывая к тишине. Шум мгновенно стих, и Исайя заговорил:
- Люди мои! Поздравляю вас со святым и пребольшим праздником нашим. Придет время, и все мы предстанем перед господом богом и судом его праведным, там все мы станем равными и будем равно отвечать за деяния свои. Пусть жизнь наша будет безгрешной, мы должны проводить ее в труде и послушании, свято хранить верность православной церкви, и да помилует нас пресвятая Деспина! Сегодня в нашем граде гостят люди из дальней Московской земли, они приехали от царя Иоанна, они такие же православные, как и мы с вами. Прошу почитать их так же, как и мою семью.
- Слава гостям московским! Слава другам православным! - раздалось в толпе.
Исайя сделал несколько шагов, народ расступился перед ним, образуя широкий проход, по которому проследовали за князем его дочь и два русских гостя.
Во дворце князя гостям был предложен предобеденный отдых. Боярина Беклемишева и Никиту Чурилова положили в одну спаленку, Хозю Кокоса и Шомельку - в другую.
Никита Беклемишев, не раздеваясь, присел к окну и, подперев щеки руками, облокотился на подоконник. Он долго молча смотрел на улицу.
- О чем закручинился, Никитушка? - душевно спросил его Чурилов.
- Вспомнилась Настасья моя, царство ей небесное, и грустно стало мне.
- Слышал я, что овдовел ты, а как - не сказывали. Ведь Настя молода была и вроде не больна?
- Беда постигла меня, Афанасьевич. Пошла она купаться на Москву-реку, да и не вернулась боле. Даже тела не нашли, и похоронить ее по-православному не пришлось. Второй год один живу, один как перст. Заживать па сердце рана начала, а вот здесь увидел дочь княжескую, как ножом кто-то по душе полоснул. Схожа она на мою Настасьюшку, такая же смуглая, задумчивая и, я думаю, добрая. Ежели просватают ее за нашего княжича - счастлив будет.
- А ты сам не думаешь сударушку заводить? Что содеялось - не вернуть. Не век бобылем жить. Ведь годы твои молоды. Поди, и тридцати нет?
- Тридцать третье лето пошло.
- Ну вот, видишь. Смотри да приглядывайся.
- Лучше Настасьюшки мне не найти. Вот если бы еще одну такую Катерину встретить…
- Неужто полюбилась?
- Говорю - на Настю мою похожа…
- Свет велик, Никита Василич, - найдешь по душе. А про Катерину забудь - не тебе она намечена. Про сватанье князю говорил ай нет?