Вдруг во дворе раздались легкие шаги. Неужели она? Василько приник к дверной щели. В полосе света промелькнул неясный силуэт. Тяжело дыша, атаман отпрянул от двери. Вот брякнула щеколда. Сердце Сокола учащенно забилось - так открывать дверь мог только свой во дворе человек. Лунный свет упал на атамана. Увидев его, Ольга кинулась навстречу. Василько прижал ее к себе и ощутил горячие слезы, залившие лицо девушки, спрятанное на его груди.
- Васенька, родной мой, - шептала она. - Изболелась я вся, душой извелась, думая о тебе.
- А я… я тоже… всегда только ты… - Василько сразу растерял все слова, приготовленные для встречи, и только целовал волосы, глаза и губы своей желанной, своей любимой.
- Как пошел ты на конюшню - я сразу догадалась, что ради меня к нам приехал.
Потом, обнявшись, они сидели на мягком душистом сене и говорили, говорили, говорили… Василько с тревогой спросил:
- Как же дальше будем, Оленька?
- Не грусти, мой милый, давай забудем об этом сегодня. Я сейчас хочу любить тебя, любить… - и Ольга обвила руками шею Сокола, привлекла его к себе.
Тихая звездная ночь плывет над землей. Все уснули в доме Чурилова. Только Ольга и Василько не спят. Думают, гадают они, что делать им. Думают и ничего не могут придумать. Клянут судьбу-разлучницу.
А звездная ночь все плывет над землей. И ничто не нарушает тишину вокруг. Только вздыхает внизу под обрывом море, только едва шелестят листья деревьев да сонно пофыркивают кони…
Глава вторая
ПОЕЗДКА В СОЛХАТ
Рано утром после долгих сборов Христофоро ди Негро и Якобо выехали в Солхат. Якобо готовился к поездке верхом, но консул решил ехать в крытой повозке.
- Я опасаюсь за твое здоровье, мой мальчик, - сказал он сыну. Но Якобо не поверил ему. Он знал - отец не хочет, чтобы его видели в городе. Генуэзский устав воспрещал коменданту надолго отлучаться из крепости и тем более вступать с татарами в какие-нибудь сделки.
Дорога шла в гору через густой лес.
Якобо то и дело откидывал полог повозки, любовался красотой раннего утра. Наконец, он не выдержал и уселся рядом с Федькой Козонком, который правил лошадьми. Консул остался один в душной повозке. Тревожно было на душе Христофоро ди Негро. Связь с родной Генуей почти порвана - турки прочно осели в Константинополе, и проходить судам через пролив становится все труднее. Ходят слухи, что турки собираются к крымским берегам. И если, не дай бог, сарацины осадят Кафу и Сурож, без подмоги долго не протянуть. А там смерть или плен. Последнее скорее всего. И потому совсем неплохо заручиться расположением татарского хана.
Ради этого и едет сегодня консул негласно в Солхат.
Он долго откладывал эту поездку, но недавно узнал, что Менгли-Гирей-хан собирается покинуть Солхат и перенести столицу куда-то в горы. Туда добираться будет труднее.
В Солхат въехали поздним вечером. На фоне высокого южного неба четко выделяются белые, как зажженные свечи, минареты мечетей.
Вышки их в этот неранний час опустели, не слышно тоскливых голосов служителей аллаха. Умолк и говорливый базар, шумевший весь день, уползли с плоских крыш татарчата. Слышно только, как в дальней сакле звенит печальная мелодия зурны. Вот и она оборвалась… Света в домах и саклях нет, только кое-где мерцают окна кофеен, там ждут ночных посетителей…
Осторожно пробираясь по темным и кривым улицам, повозка консула остановилась, наконец, у невысокого дома, почти полностью скрытого за высоким забором. Пока Федька осматривал лошадей и повозку, Христофоро подошел к калитке, постучал. Во дворе лениво залаяли собаки, и скоро за дверью послышались шаги и - суровый голос:
- Кто там?
- Открой, Коррадо! Это я - Христо, - тихо произнес консул.
Калитка открылась, и консул и Якобо вошли в дом генуэзского купца. Федька Козонок остался ночевать в конюшне. Наскоро поужинав, уставший от дороги и дневных впечатлений Якобо уснул. Христофоро и Коррадо долго еще вели беседу, рассказывая друг другу о жизни в Суроже и Солхате. Когда все было переговорено, консул попросил хозяина об одной услуге.
- Найди мне, Коррадо, хорошую служанку. Геба стара и не успевает как следует вести дом. За ценой я не постою…
Коррадо, недолго думая, ответил:
- Знаешь, Христо, такая девушка у меня есть на примете. Рядом с моим домом живет Довлетек-ага. Богатый и жадный татарин. Не так давно он приобрел на рынке особенную девушку.
- А ее могут продать?
- Дашь хорошую цену, и Довлетек не устоит.
Христо кивнул головой в знак согласия и стал раздеваться.
Утром Коррадо еще до пробуждения консула и Якобо зашел к татарину-соседу и заговорил о том, что ему нужна служанка и не продаст ли Довлетек ему девушку-рабыню Эминэ.
- О, мой высокочтимый сосед, Эминэ я не продам. Сам за нее заплатил сто серебряных монет.
- А если я дам тебе за девушку столько же, но золотых?
- Гогда я подумаю.
- Сделаем так, дорогой сосед, - предложил Коррадо, - ты отпустишь рабыню на один день ко мне, и если она понравится мне как служанка, я вечером принесу тебе сто золотых.
- Хорошо, - подумав, ответил татарин.
Так Эминэ очутилась в этот день в доме Коррадо. Хозяин приказал, чтобы она служила сегодня молодому гостю и постаралась ему понравиться.
Эминэ вошла в комнату, где спал Якобо, почистила его одежду, пропыленную в пути, принесла большие глиняные блюда с водой для умывания и только после этого решилась поглядеть на гостя. Взглянув в лицо Якобо, девушка нахмурила свой лобик, стараясь припомнить, где она видела этого юношу. Что-то знакомое было во всем облике спящего. Эминэ подошла к окну и задумалась, стараясь поймать обрывок воспоминаний, который относился бы к встрече с юношей.
А Якобо в это время проснулся. Он повернул голову и замер. У окна стояла девушка. Одета она была в легкую прозрачную, с узкими рукавами кофточку, вместо юбки голубые татарские шальвары, подвязанные у щиколоток. Якобо захотелось увидеть ее лицо, и он тихо сказал по-татарски:
- Селям, джаным!
Девушка вздрогнула, легко и быстро подошла к кровати и, опустившись на колени, склонила голову низко, низко. Якобо понял, что это служанка, и снова по-татарски произнес:
- Иди сюда.
Ему хотелось сказать ей что-то еще, ласковое, нежное, но таких слов на чужом языке он не знал и поэтому знаком пригласил ее сесть на край ложа. Девушка робко присела, и тогда Якобо увидел ее смуглое и удивительно привлекательное лицо. Волосы были черные, необычные для татарок: они вились то мелкими колечками, то крупными завитками.
Девушка смотрела на юношу, и ее глаза тоже показались Якобо необычными. Когда она глядела прямо, они были крупными, такими, какие часто встретишь у генуэзок. Но вдруг девушка прищурилась, глаза сделались узкими; в этот момент служанка походила на татарку. Нос у нее был безукоризненно прямой, губы чуть-чуть приоткрыты, подбородок с ямочкой.
- Как тебя зовут? - спросил Якобо, еще покопавшись мысленно в скудном запасе известных ему татарских слов.
- Эминэ, - тихо ответила девушка и неожиданно спросила на итальянском языка: - а тебя как зовут?
- Меня зовут Якобо. Ты прости меня, я принял тебя за служанку, а ты, верно, дочь господина Коррадо?
- Пусть мой господин простит меня, что осмелилась заговорить с ним. Мой господин правильно подумал - мне приказано служить ему сегодня.
- Откуда ты знаешь мой родной язык?
- Меня научила ему мать.
- Значит, твоя мать была генуэзка?
- Да.
- Расскажи, Эминэ, все о себе. Я хочу знать, - сказал Якобо.
- Дело господина повелевать, а мое быть покорной. Слушай же.
И Эминэ начала рассказ. Говорила на итальянском языке она плохо, часто пользуясь татарскими словами, но Якобо хорошо понимал всю ее речь. История жизни Эминэ коротка. Ее мать была пленницей у богатого татарина и умерла, когда девочке было всего три года. Кто был ее отцом, Эминэ не знает. Вскоре после этого хозяин не вернулся из набега. Все его рабыни перешли к брату, которого не очень трогала судьба сироты, и как только Эминэ исполнилось восемь лет, он продал ее в Кафу одному генуэзцу. Там она жила четыре года, затем заболела. Больную, ее за бесценок продали в греческую семью. Грек долго лечил ее настойками разных трав, и она стала здорова. А сейчас она здесь, и ей приказано служить молодому господину.
- Осмелюсь ли я спросить, мой господин? - закончила вопросом свой рассказ Эминэ.
- Спрашивай, джаным! - воскликнул Якобо.
- Где я могла видеть моего господина раньше?
- Только в Суроже. Я больше нигде не был.
- А я никогда не была в Суроже, но мне кажется, что я моего господина знаю давно-давно, с детства. У моего господина дома в Суроже есть служанка?
- Есть. Ее зовут Геба. Она очень хорошая.
- Как жаль. Я бы хотела быть служанкой моего господина постоянно.
- Так поедем с нами. Я попрошу отца, и он может купить тебя у Коррадо.
Эминэ радостно засмеялась и сказала:
- Я буду служить хорошо-хорошо.
После умывания Якобо и Эминэ пошли в сад и долго бродили по сырой траве, без умолку рассказывая друг другу обо всем, что может интересовать молодых людей в их пору.