И скоро Хатырша была во власти Сокола. Люди собрались на берегу реки, ожидая приказа атамана. Василько подъехал к ватаге, осадил разгоряченного коня, крикнул:
- Брать лошадей, еду и оружие! Женщин и детей не трогать! Помните - люди мы крещеные и не разбойники. Пусть это знают и те, кто только ныне свободу обрел. Не наживы ради пришли мы сюда, а ради вашей воли. И тот, кто хочет идти с нами, становись в ряды - ив путь.
По дороге к Черному камню Сокол сказал Ивану:
- Что, если Мубарек за Хатыршу всех своих воинов на нас двинет? Не устоим?
- Понятно, не устоим. Только татарин на ровном поле силен. В лесу он - тьфу! И это Мубарек хорошо знает.
- А ты на ватажников посмотри, - улыбаясь, сказал Сокол, - рады, будто дети. Незаметно, что час назад в кровавой сечи были.
- Силу в себе почувствовали - вот и рады. И воля опять же молодит человека.
- Глянь-ка, идут, словно домой, без заботушки.
- Поверили они тебе - вот и не заботятся. Знают, что атаман у них - и хозяин, и воевода, и душою чист. Теперь пойдут за тебя в огонь и в воду.
КАК ЖИТЬ ВАТАГЕ ДАЛЬШЕ?
До самого утра бушевала в горах гроза. До самого утра не спал Сокол. Слушал бурю, думал.
Вскоре после боя в Хатырше ватажники узнали, что в Кафу идет еще один невольничий караван. Снарядил Сокол Ивашку с молодцами, невольников отбили. Думали, дадут им свободу, разлетятся вольными птахами полоняники по земле, а что вышло? Все как один пришли в ватагу. Мало того - и днем и ночью бродят по лесам и горам простые людишки, ищут Сокола. Словно ветер разнес славу о вольной ватаге, и нет того дня, чтобы не приходили к Черному камню по два, по три человека. Люд идет разный - и по наречью, и по вере, и по крови.
Все дальше и дальше отодвигается мечта вести ватагу на Русь. Другие заботы беспокоят ватажников. Все чаще и чаще на разных языках слышит Сокол речи о правде. Где она, эта правда, как ее искать-добывать? Иные говорят: правда на конце меча. И требуют: "Смерть знатным!", "Жирные люди заперли правду, надо перебить всех богачей". Ну, а дальше как жить, как свободу свою защитить?
А тут еще от Ольги долго нет вестей. Может, забыла его - мало ли в городе знатных, богатых и красивых парней. Недаром говорят: девичья память коротка. Пока была - любила, ушла - забыла.
…Одна за другой бегут тревожные мысли. Только на заре утомленный Василько забылся в неспокойном сне. И когда он вышел утром на поляну, ватажников уже не было. Как всегда, люди спозаранок ушли за дичью да за зверьем. Такую великую ораву надо чем-то кормить.
Не узнать теперь поляну у Черного камня. Все теснее и теснее становится здесь. Один к одному лепятся зеленые шалаши, в них в хорошую погоду живут ватажники. Прямо против входа в пещеру расположились кашевары. Три больших котла кипят под огромным навесом. И людей атаман разбил на три большие группы. У тех, кто питается у первого котла, старшим Кирилл с Днепра, люди второго "котла" под началом Грицька-черкасина, третий "котел" - Ивашкин. Внизу у ручья пасутся кони. После налета на караван у ватажников табун вырос до полусотни коней, и теперь не страшны далекие переходы. Кузница расширилась, из нее с раннего утра слышится перезвон. Ковали куют наконечники для стрел.
Полиха и Ялита живут отдельно от ватаги в самом дальнем краю пещеры, в отгороженном куточке. Днем они выходят на волю и забираются на скалу шить. Шитья девкам много - до сих пор не все ватажники имеют хорошие порты, рубахи да зипуны.
Пока все идет хорошо. Ватага живет дружно, по-хозяйски. Василько все опасался, чтобы люди не превратились из невольников в разбойников. Нет, пока нельзя сказать, что ватажники тянутся к разбою. Наоборот, всю свою жизнь они строят как хозяева, труженики. Оружие делают сами, еду добывают честно.
Атаман обошел все хозяйство, проверил дозоры, поговорил с кашеварами, с ковалями. Вышел из кузницы, встретил братьев - Митьку и Микешку. Братья оказались заядлыми лошадниками - день и ночь не отходят от коней, чистят, поят их и пасут, в свободные часы ладят седла, шлеи, переметные сумы.
- За лошадьми следите, но и людей не забывайте, - посоветовал атаман, - люди к нам кажинный день идут новые, знать друг друга надо всем.
- Мы людей не чураемся, - медленно проговорил Митька.
- И прямо смех и грех, атаман, - затараторил Микешка. - Сколько разных людей повидал я здесь - страсть. Сколько людей - столько речей. Я уж постиг немало слов грецких, армянских, черкесских и гуторить могу чуток не со всеми. Только беда - все словеса спутались, кому с каким подходить, забываю. И смех, и грех!
Сокол рассмеялся. Он хорошо понимал Микешку. Ему и самому приходится одолевать все языки, какие есть в ватаге. С толмачом много не наговоришь, да и не всегда есть он под рукой. Вот найти бы такого, который все речи сразу знал. Где уж тут!
До вечера атаман ходил по лесу. Не то чтобы за добычей, так просто - побыть наедине. Когда вернулся в ватагу, все уже поужинали. Люди сбились в круг, шумят. Сокол подошел, глянул - посреди круга двое, ухватившись за кушаки, борются. В одном из них атаман узнал Митьку. Кряжистый Митька положил на лопатки уже троих и сейчас схватился с Грицьком-черкасином:
Облапили друг друга накрепко, топчутся, взметая из-под ног пыль, кряхтят, у обоих от натуги вздулись на шеях жилы - ни тому, ни этому не одолеть. Ватажники разделились. Те, что родиной ближе к Москве, радеют за Митьку, а которые с украинных земель - за Грицька-черкасина. И те и другие кричат:
- Митяха! Держись, ядрена корень. На хребет дави, на хребет!
- Не поддавайся, Грицько, сто чортив тоби в печенку!
- Догоры ногами его!
- Секи под корень!
- Так его, так! Эх, да не туда тянешь…
- Выпусти хохол, бо не по закону! Отчепись от волосьев, тю!
Грицько изловчился, дернул Митьку за кушак на себя, чуть-чуть приподнял, опустил и с силой даванул на бок. Правая нога Митьки не выдержала тяжести, подвернулась, и рухнул Митька на траву. Черкасин будто бугай навалился на него всей грудью и, упершись ногами в корневище, придавил Митьку к земле.
- Знай наших! - крикнули те, что радели за Грицько.
- Митька усталый был, потому Гришкина перемога не взачет! - орали московиты.
Украинцы кричали:
- Знай наших!
Митька уселся на траву и, забыв про поражение, улыбался во весь широкий рот.
- Силен, будто медведь, - говорил он, - одолел меня правильно.
- Не взачет! - упрямо твердили Митькины сторонники.
- Он до этого троих на лопатки поклал!
- Все одно - перемога наша!
- Не гомоните, хлопцы! - крикнул Грицько. - Сказать по правде, - если бы не свежие руки, то мне Митьку не побороть. - Он подошел к Митьке, подал ему руку и поднял с травы. - Отдохни, а перед сном еще раз схватимся.
- И то верно, - качнув головой, промолвил Митька и обнял коренастого Грицька за плечи.
- Любо на них смотреть! - восхищенно крикнул кто-то. - Какие богатыри! Ежели в бою их поставить вместе - по пятку татар на брата придушат.
Как бы отвечая на этот возглас, Кирилл с Днепра сказал:
- Я часто, хлопцы, думаю, почему князьям нашим это невдомек. Ведь если московские земли да украинские соединить, а людей всех взять под одну твердую руку - нам не только татарин, сам черт был бы не страшен. А князья все больше мельчат свои уделы. Сказать бы им…
- Атамана нашего спроси, что после того бывает. Он единожды заикнулся про это, а его в батоги! Так ли, атаман?
- Было такое, - ответил Василько. - Только батогами правду не забьешь. Не мы, так наши дети и внуки правду эту увидят. Сольются в одну семью, на окраинах своих против любого врага встанут твердо. На нас посмотрите: собрались тут и московиты, и украинцы, поляки и черкесы, живем дружно, и оттого мы - сила. Не будем вместе - переловят нас, как котят.
Слова атамана заставили ватажников задуматься. Живут они пока одной семьей, а надолго ли? Не весь же век сидеть в лесу, когда-то дорогу иную придется выбирать. Думают ватажники каждый о своей судьбе, о судьбе родной земли, о семьях, что остались в дальних краях.
Сумно на душе у ватажников…
На следующий день Грицько-черкасин с охоты вернулся поздно и пришел не один. За ним не спеша двигался мальчуган, ведя за руку слепого старца. Все трое прошли к атаману.
- Посмотри, атаман, кого я нашел. Встретил на дороге - взял да и привел сюда. Они сами об том просили.
Атаман подошел к старику, посадил его на скамью.
- Куда, отец, путь держишь? Какая беда занесла вас в этот страшный край?
- Скажи, как тебя зовут? - тихо произнес старик.
- Васильком родители нарекли.
- Васильком, говоришь. А тот, что привел нас сюда, баял - Соколом.
- Сокол - это прозвище мое.
- Слава богу! Уж сколько дней мы ищем тебя. Люди говорят, в горы Сокол прилетел. Говорят, людей подневольных выручает, из цепей кует мечи, чтобы иродов сей земли наказать. И захотелось мне найти тебя.
- Неужели, дед, о нас добрая слава идет?
- В этой злой земле добрые дела люди творят редко. Здесь все больше в цепи куют. А ты свободу несешь человеку. Оттого и слава про тебя, как ветер, разлетелась.
- Где вы были, откуда пришли? - еще раз спросил Сокол.
- Мне трудно говорить. Андрейка, расскажи.
Черноглазый мальчуган стал рассказывать о том, как он встретил деда Славко, как пробирались они в Сурож к купцу н иките Чурилову.
Вокруг Сокола собрались постепенно все ватажники. С интересом слушали они рассказ Андрейки. Подошел вместе со всеми и Ивашка Булаев. Он неотрывно смотрел на мальчика, несколько раз порывался сказать что-то, но, видно, не решался И только когда поводырь кончил рассказ, Ивашка спросил: