А в Твери не знали, на что решиться. Тверской епископ Алексей настаивал, чтобы князь не принимал боя, а оставил город в целях его спасения. В донос воеводы о подходящих к городу войсках, по прикидке которого их было около семидесяти тысяч, князь не поверил. Переодевшись в смерда, он и воевода поехали убедиться в правоте его слов. То, что он увидел, бросило его в дрожь. Ему стало ясно, что одному не устоять, а о помощи ничего не было известно. Неужели оправдывались худшие предупреждения воеводы? Но что бы ни было, он - один. Сопротивление такой силе погубит не только Тверь, но и всё княжество. Воевода был прав, говоря об отъезде. Он остановил коня. Воевода понял, что князь принял какое-то важное решение. Какое? Подъехав к нему, он остановил коня колено в колено. Князь, глядя в сторону, сказал:
- Да, епископ и ты правы. Мы уезжаем!
- Тогда скорей! - и они пришпорили коней.
Глубокой ночью семья князя, его братья, дружина покинули Тверь. Их путь лежал на север. Их повёл воевода, который на немой вопрос князя ответил:
- Я думаю, князь, что другого пути у тебя нет!
Князь помолчал какое-то время. Потом, вероятно, решил всё же выяснить, спросил:
- Идём на Торжок?
- Нет, князь, ты пойдёшь на Бежецкий Верх. Боюсь, в Торжке да и в Вышнем Волочке тебя уже ждут.
- А ты?
- Князь, я воевода. Мой долг повелевает мне вернуться назад. Я не могу бросить вверенный мне город.
Воевода говорил спокойно. Князь понял, что тот всё продумал заранее, и переубедить его не удастся. Да и нужно ли это делать? "Конечно, мой побег - постыдный поступок, - подумал он, - но я его делаю во имя тех людей, которых оставил. Сдаться я не могу, наложить на себя руки - великий грех. Осталось одно - бежать, спасая других".
- Прощай, мой друг, - сказал князь, повернувшись к воеводе, - я одобряю твоё решение.
Они обнялись. Воевода попрощался с княгиней и увидел на её лице горькое, неподдельное разочарование.
- Вы покидаете нас? - голос её дрожал.
- Да, княгиня! Меня зовёт мой долг.
- Я понимаю и надеюсь, что мы вновь встретимся, - и она протянула руку.
Благополучно добравшись до Бежецкого Верха, братья решили податься в Ладогу и позвали с собой Александра.
- Мне жаль с вами расставаться, но, думаю, в Ладоге я не найду спасения. А вам там будет спокойно. Я нужен хану Думаю, за новгородскими стенами, с Гедиминовой помощью я смогу остаться в живых. Прощайте, дорогие братья! Да хранит вас Бог!
Он обнялся по очереди с каждым из них и перекрестил на дорогу.
Между тем дружинники подметили, что за ними от самой Твери следует какой-то странный человек. Сказали об этом князю, тот приказал его схватить. Но он словно сквозь землю провалился, сколько его ни искали.
Впереди показались грозные новгородские стены. Князь вздохнул с облегчением, когда увидел, что навстречу ему шли именитые новгородские граждане. Князь гордо взглянул на жену.
ГЛАВА 23
Довольной, даже радостной возвращалась ватага атамана Семёна Еремеева на кош. Ещё бы! Заполучить такой дуван и не потерять ни одного казака - это многого стоит. Добрый у них атаман, ничего не скажешь. Одним словом, батяня.
У многих поёт душа в предчувствии "обмыва копыт" по случаю такого дувана. Не ими заведён этот порядок, не им это рушить. Издревле тянется он. Так делали их отцы, деды и прадеды. Так делают они, блюдя старые обычаи. Так будут делать их дети и внуки.
А их уже ждали. Всё было готово к их возвращению. Заготовлены и уже освежёваны быки, кабаны, бараны, саженные рыбины, горы всякой дичи дожидались победного казачества.
Но прежде чем начать этот многодневный загул, по сложившейся традиции, вначале все пошли в церковь, чтобы принести сердечную благодарность и дорогие подарки своей покровительнице Пресвятой Богородице. На коленях благодарили её казаки. Только после этого начинали дуванить добытое богатство. Идёт расклад. Батловка - для атамана. Кипы различной паволоки, женские наряды и одежда - купцам. Зерно, мука, сухофрукты - в схрон. Вино, продукты, оружие, кое-что из одежды - на общее потребление. Золотые, серебряные монеты, украшения, разные дорогие поделки отдаются на жеребейгу. Не забываются и те, кому выпала доля следить за хозяйством. Дуванить - дело весьма сложное, главное, чтобы соблюдалась справедливость, поэтому от каждого куреня отряжались по два человека. Для их работы отводилась ровная площадка за заплотом. Кроме избранных, входить туда никто не имел права. Дуван по жеребейгу каждому выдавался в чувале в порядке живой очереди через оконце. Причём подающий не мог видеть получателя. Делители получали свою долю тоже в порядке очереди. Они по одному на время покидали рабочие места. Так, считали казаки, достигалась справедливость.
На этот раз, прежде чем начать жеребейгу, атаман собрал круг для решения, что делать с добром в шкатулке.
- Друзеки казаки! - начал он говорить, - в этой штучке, - он потряс шкатулкой, - столь добра, сколь не наберётся во всём нашем валке.
Казаки загудели.
- Да, да! - подтвердил Семён, - но как жеребейчить это добро, ума не прилежу.
- Кажи, атаман, - попросили казаки.
Он пустил ларец по кругу. Там были кольца, жарьолки, цепи. Все из золота, да с бриллиантами. Под стать им пояса, прочая мелочь. Насмотрелись казаки, налюбовались, и вернулся ларец в атамановы руки.
- Ты прав, атаман, - заговорили казаки, - поэтому кажи, твоя мысля кака?
Атаман задумался, почесал затылок.
- Моя? А что, еслиф... златницу устроить.
Вдруг круг загудел. Потом поднялись сразу Курбат, Зосим, есаул Петро. Стали успокаивать казаков. Когда стихло и можно было говорить, Курбат сказал:
- Казаки, атаман дело сказал. Златница у нас и раньше была. Я это хорошо помню. Да засуха её забрала. Зато все казаки живы остались.
Казаки поняли курбатову мысль и завопили:
- Волим! Волим!
- А кто не волит? - спросил атаман.
Тихо. Ни одного голоса.
- Ну, друзеки, решили. Кого златником видеть хотите?
- Курбата! Курбата! - в один голос опять завопил круг.
Атаман подошёл к нему и вручил ларец.
- Держи, друзек Курбат!
Тот принял это добро и поклонился на четыре стороны. Осталось последнее - получить каждому свою награду. К этому их призвал атаман. Казаки не спешили, шли важно. Молча становились друг за другом. Каждый, получивший чувал, в него не заглядывал. Безразлично перекидывал через плечо и шёл в курень.
Раздача шла быстро. Когда закрылось окошко за последним очередником, ударил набат. Теперь он призывал не к оружию, а к застолью. Раскрепощённые, довольные казаки предавались ему словно дети, оказавшиеся без родительской опеки. Эти их посиделки за штофом с хорошим заграничным вином, может быть, были самыми счастливыми моментами в их жизни. Там велись беседы, молодые слушали рассказы бывалых казаков. А уж как они были счастливы, если забредали к ним певцы-баяны!
Казаки расселись по местам. Терпеливо ждали, хоть руки так и тянулись ухватить то кусок манящей осетрины, то кусище жареного мяса да добрую чарку вина. Но никто даже вида не подаёт. Не дай бог, чтобы кто-то о нём плохо подумал. Поднимается атаман с кубком в руках. Казаки облегчённо вздыхают: "Сейчас начнём".
- Друзеки казаки! - заговорил он громко, поглядывая в разные стороны. - После каждого похода мы, вот так собравшись, поминаем товарищей, которые остались в чужой стороне. В этот поход нам некого поминать, слава те, Господи, слава нашей Покровительнице, - атаман падает на колени.
Встают на колени и казаки и хором повторяют:
- Слава те, Пресвятая Богородица!
Три раза повторяют они эти слова, крестятся. Первым поднимается атаман, за ним казаки. Он продолжает:
- Но помянем тех казаков, кто отдал свои христианские жизни за нашу веру. Светлая им память.
Казаки осушают кубки. Атаман подставляет опустевший кубок. Когда его наполнили, он провозглашает:
- С благополучным возвращением, друзеки казаки! Это вашим терпением, умением мы имеем то, - он рукой показывает на горы всевозможной еды, - чего не увидишь и у князей. Дай Бог нам всем и дальше удачи! - он лихо пьёт и швыряет кубок на землю.
После третьего или четвёртого кубка послушание нарушается. За порядком следят есаулы. Куренных атаманов они ещё не избирали, как это делали днепровцы.
Начинает накрапывать дождь. Но пока мало кто обращает на это внимания. Разве атаман да есаулы, которые знают, что больше пить нельзя. Всякое может случиться. Незаметно исчезает Андрей, за ним Митяй и Захар. Митяй пришёл не с пустыми руками. Втихаря за пазуху натолкал и мяса, и рыбы, да и фруктов прихватил. Оголодали парни, когда в трущобах терпеливо купцов ждали. А в курени хорошо. Кто-то разжёг печь, стало тепло и сухо. Еда пригодилась. Постепенно подходили и казаки.
Но для настоящего казака дождь не помеха.
Андрей проснулся задолго до рассвета, выглянул на улицу. Дождь. Андрей всех своих, за исключением таких, как Курбат, разделил на две группы. Молодёжь должна состязаться с бывалыми казаками. Начали состязаться в стрельбе из лука. И сразу у бывалых прокол. Не то те не всерьёз принялись за дело, не то действительно подрастеряли своё умение. Молодёжь торжествовала. Казаков это заело.
- Есаул, а ну давай ещё! - потребовали они.
Но есаул оказался крепким камешком.
- Нет, - отрезал он, - щас, казаки, займёмся ездой. Посмотрим, у кого лучше получится! - Кто первый? - провозглашает есаул, держа в руках оброть.
Долго мнутся, не решаются ни молодые, ни те, кто постарше.
- Выпускай! - приказывает есаул.