К югу от деревушки кули находился тот очаг, откуда каждый год регулярно распространялась эпидемия холеры. Страх перед этой болезнью отпугивал кули от нижних плантаций, и вербовать рабочих в районе равнин стало труднее. Де ля Хавр знал, что он вырвал бы с корнем это зло, если б только ему развязали руки. Но разве здесь кто-нибудь волен поступать так, как находит нужным? Хоть работай как вол - не будет абсолютно никакого толку! Между тем его план так прост! Все дело в питьевой воде - она главный источник, из которого распространяются заболевания. Не принимать никаких мер просто преступление. На всех плантациях воду берут из колодцев; исключение составляют плантация Мэкра, на которой есть родники, да еще их плантация, где вода подается насосами из речки; но и это никуда не годится. Лучше всего было бы подвести воду с гор по трубам и сделать на каждой плантации центральный резервуар, из которого брали бы воду в отдельные дома. Это обойдется в сотню, другую тысяч рупий, но расход всегда оправдается… Может быть, правление все-таки согласится, подумал он, ускоряя шаги.
Он подходил к бунгало Крофт-Кука, как раз когда старый слуга Илахи Бакс, весь в белом, легкими шагами пересек веранду и, мягко согнув свой гибкий стан, перетянутый широким красным кушаком, ударил в гонг, сзывая всех к чаю.
- Сахиб уже встал? - спросил де ля Хавр, поднявшись по широким деревянным ступеням на крыльцо с маркизой и бросив свой белый шлем на стоящий у входа на веранду столик для шляп.
- Еще не встал, хузур, - ответил Илахи Бакс, заискивающе улыбаясь, так что стали видны его желтые испорченные зубы. - Чай подан, - добавил он.
- Это вы, доктор? - Из гостиной быстрыми шагами вышла высокая, дородная миссис Крофт-Кук. - Прошу садиться, муж сейчас выйдет, он принимает ванну, - и она протянула маленькую вялую руку, которую де ля Хавр поспешил пожать, чтобы покончить с всегда смущавшими его официальными приветствиями.
За небольшими пальмами, расставленными вдоль стен, были видны развешанные шкуры медведей, оленьи рога и другие охотничьи трофеи, - они всякий раз напоминали ему музей естествознания в Южном Кенсингтоне, хотя вся веранда с ее сервантом времен королевы Виктории, портретом королевской семьи, роялем, позолоченными стульями в стиле королевы Анны, люстрой в стиле Людовика XIV и пропастью безделушек больше походила на антикварную лавку, вроде той, которая находилась против универмага Хоррода в Лондоне.
- Как вы все поживаете? - спросил он, все еще чувствуя себя не в своей тарелке.
- Такая жара! Я ее не переношу, доктор. В прошлом году у меня была экзема, и сейчас кожа на лице опять начинает шелушиться. И я боюсь, что у меня опять заболят глаза. Ах! Как бы я хотела, чтобы Чарльз оставил плантацию и мы могли вернуться домой! - одним духом проговорила миссис Крофт-Кук несколько обиженным и раздраженным тоном, словно убеждая кого-то. - И Барбаре надо как можно скорее вырваться из этой несчастной дыры. Не может же она похоронить себя здесь на всю жизнь! А вот и Рэджи, - прервала она себя. - Хэлло, Рэджи!
Де ля Хавр все еще не мог привыкнуть к той преувеличенной приветливости, какую источала миссис Крофт-Кук, хотя он уже давно понял, что эта манера вошла в ее плоть и кровь от долгого пребывания в Индии.
- Привет, - произнес Рэджи, молодой человек с красивым, но прыщеватым лицом, одетый в белую спортивную сорочку. Он поднялся по лестнице и швырнул теннисную ракетку на столик для шляп.
- Привет, - отозвался де ля Хавр едва слышно, так как боялся, что голос ему изменит.
- А разве никого больше не будет? - спросил Рэджи, небрежно развалившись в одном из плетеных кресел у чайного стола.
- Чарльз! Барбара! Чай пить! - пронзительным голосом позвала миссис Крофт-Кук. Но не успела она договорить, как из комнаты вышел Чарльз Крофт-Кук, седой человек небольшого роста, лет пятидесяти пяти; не обладая представительностью жены, он держался самоуверенно, задирая голову, и приветствовал гостей, небрежно брошенным "добрый день!"
- Я думал, Туити, Мэкра и Хитчкок приедут сегодня поиграть в теннис, - сказал Рэджи.
- Здравствуйте! - входя, воскликнула Барбара, приветствуя всех несколько театральным жестом руки. Ее сильно загорелое лицо разрумянилось после дневного отдыха, и она была, повидимому, в прекрасном настроении.
- Да что вы, Рэджи, разве можно играть в такую жару! - сказала миссис Крофт-Кук.
- Жара ведь не на всех действует одинаково, - вызывающе заметила Барбара.
- Не дерзи, Бэбс, - сказала миссис Крофт-Кук. - Конечно, жара на меня влияет, я ее плохо переношу. Я как раз жаловалась доктору, что у меня опять начинает шелушиться кожа из-за экземы, которая была у меня в прошлом году. Сколько раз я говорила Чарльзу, что ему надо выйти в отставку, получить за выслугу лет, и тогда мы уедем домой.
- Это ужасно, папочка, зачем ты только остаешься на такой службе? - произнесла Барбара с притворным возмущением.
- Сорванец! - тихо произнес де ля Хавр, нагнувшись к Барбаре и многозначительно глядя на нее, желая напомнить свой ответ на ее дерзость при их первом знакомстве в клубе; а про себя он подумал то, что не мог высказать вслух: "В самом деле, почему бы нам не предоставить туземцев самим себе? Ведь это их страна. И, по правде говоря, мы не имеем на нее никакого права".
- Маме здесь так плохо живется, папочка, - шаловливо щебетала Барбара. Она всегда кокетничала в присутствии мужчин и была готова пускать стрелы в любую другую женщину, хотя бы это оказалась и ее мать. - Тут нет ни театров, ни вечеров, и для мамы нет подходящего общества.
- Вот именно, дорогая, я всегда это говорю, - отозвалась миссис Крофт-Кук, которая была слишком занята разливанием чая, чтобы заметить подвох в словах дочери. - Здесь ужасная жара. И тебе нет компании. Разве можно белой девушке твоего возраста быть одной среди всех этих кули? Ты всюду разъезжаешь верхом одна, даже без конюха. Тут столько всякого сброда… Вам налить, Джон?
- Пожалуйста, миссис Крофт-Кук, - ответил де ля Хавр и затем, разглядывая поданную ему чашку чая, слегка нагнулся к Барбаре и вполголоса сообщил ей пришедшее ему на днях в голову определение содержимого одной чашки чая: "Голод, пот и отчаянье миллиона индийцев".
- Что вы, что вы, Джон, - громко воскликнула Барбара, окинув де ля Хавра манящим взглядом своих глаз. - Ваши большевистские идеи здесь неуместны. Отец уже сердится на вас из-за меня, - добавила она тише, - вас уволят, если вы не будете вести себя прилично.
- Что он сказал? - осведомилась миссис Крофт-Кук и, не дожидаясь ответа, спросила: - Вам чаю или виски?
- Виски, пожалуйста, миссис Крофт-Кук, - сказал Рэджи.
- И мне тоже, - присоединился Чарльз Крофт-Кук.
- Лай Бакс, принесите сахибам два виски, - приказала миссис Крофт-Кук слуге. - Но ведь у нас нет ни сельтерской, ни льду… Нет, в самом деле, Чарльз, я просто не понимаю, как ты можешь пить теплое, неразбавленное виски в такую жару? Право!
- Как? Разве сегодня не привозили льда? - спросил Крофт-Кук.
- Нет, - ответила миссис Крофт-Кук. - Во всяком случае, конюх не доставил его нам, если лед даже и привезли в контору. Уж эта прислуга! Лай Бакс давно мошенничает с овощами. Я ездила на базар в прошлую субботу и узнала, что артишоки продают по одному анна за сер.
- А какую цену он говорил? - спросил де ля Хавр, бросив на нее насмешливый взгляд.
- Два анна! Вы подумайте! Ровно вдвое! Эти туземцы - прирожденные обманщики.
- Пустяки, мама, он славный старик, - сказала Барбара, у которой еще не успело сложиться определенного взгляда на туземцев, потому что она всего год как кончила среднюю школу и большую часть жизни прожила в Дульвиче у тетки. - Вы знаете, как он учил меня готовить омлет сегодня утром? Он сказал: "Мисс сахиб, я поджарю вас, чтобы выучить", правда прелестно?
- Это не плохо, - улыбнулся Рэджи. - В свою последнюю поездку в Калькутту я купил в магазине Тэккера целую книгу таких анекдотов, составленную каким-то бабуджи. Называется "Досточтимый сэр". Настоящие перлы. Непременно дам ее вам. Презанятно!
- Это все оттого, что их так плохо учат, - нравоучительно произнес де ля Хавр. - На самом деле индийцы способны к языкам. А много ли мы сами знаем слов на хиндустани, кроме ругательств и проклятий?
Он покраснел, поняв, что опять не удержался, чтобы не заступиться за туземцев. Но нельзя было оставить без ответа такую явную бессмыслицу, хотя он знал по опыту, что эти споры к добру не приводят.
- Оставьте, Джон, эти туземцы такие лентяи, - перебила его миссис Крофт-Кук, машинально стремясь замять неловкость. - Им нельзя потакать - они прирожденные обманщики и воры. На днях я поймала женщину-кули, она рвала розы в нашем саду, и я ее прогнала. Они выпускают своих коров и буйволов на участок за нашим бунгало, где у Чарльза посажены овощи. Мы не должны их баловать…
Она замолчала при появлении Илахи Бакса с подносом, на котором стояли бутылка виски, графин с водой и два стакана.
- Неужели вы хотите сказать, - продолжала она, когда слуга вышел, - что Лай Бакс и я - ровня? Он все время просит прибавки, с тех пор как съездил в Калькутту к сыну. Старик дал ему образование на деньги, которые заработал в нашем доме, а теперь этот мальчишка настраивает его против нас. Чуть что - старик заявляет, что устал. Вечно он устает…