На секунду, пока звучат ее слова, пишущему эти строки вдруг чудится, что в жалобах молодой жены проскальзывает намек на нечто более обширное и запутанное, чем. обычная семейная ссора; на загадку, во много раз более значительную - загадку народа Израилева в глазах других народов с самого его зарождения и по нынешний день. Удивление и подозрение всегда сопровождали еврея при соприкосновении с другими народами. Но вернемся к молодому мужчине и его жене, к их первой ссоре, которая тянется целую неделю. Они уже по горло сыты слезами и отказами; наконец терпение мужа лопается, и он бросает своей жене: "…отцу моему и матери моей не разгадал ее; и тебе ли разгадаю?"
Наверное, рассказчик оказал Самсону благодеяние, не приведя ответ его жены.
"…Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть". И верно, суть брака заключается в том, что мужчина расстается с отцом и матерью, уходя к своей жене. Но из слов Самсона явствует, что в его случае все не так. Очевидно, возникает сумятица, "…отцу моему и матери моей не разгадал ее", - говорит он женщине, на которой только что женился; иными словами, "а тебе уж подавно не открою!" В самый разгар свадьбы Самсон с неуклюжей инфантильностью и детским высокомерием заявляет жене, что по сей день абсолютное предпочтение и право первенства - за родителями.
Но в конце концов - в результате ее расспросов или поддавшись соблазну похвастаться своим подвигом - Самсон уступает и открывает разгадку жене. Рассказчик не сообщает, что в точности он сказал ей, а главное - как сказал. Давайте попытаемся заполнить пробелы: похвалялся ли он перед ней, описывая свою схватку со львом, или скромничал? Излагал лишь сухие факты или расцветил рассказ сочными подробностями о меде, сверкавшем между ребрами скелета, о жужжащем рое пчел?..
Поведал ли он ей все, что приключилось с ним во время схватки со львом; что он чувствовал позже, когда стоял перед его трупом; рассказал ли о вкусе меда, его цвете, жужжании пчел; делал ли он это в надежде, что глаза ее в ответ вспыхнут новым огнем? Что она поймет то, чего не поняли его родители?
А что произошло вслед за этим - взглянула ли она на него в изумлении, растерянно или, может быть, с отвращением? Или внезапно осознала, какой мужчина достался ей? Вдруг поняла, что он совсем не тот, каким казался? Может быть, она смутно ощутила, что этот разговор дал ей в руки еще какой-то козырь, намек на разгадку той загадки, что есть он сам?
Столько вопросов здесь возникает потому, что для Самсона эта минута - роковая: впервые он поведал кому-то о том, о чем не говорил даже родителям.
Но жена не сумела выдержать роль, которую он доверил ей. Она смертельно испугалась своих соплеменников и открыла им разгадку.
Представим на секунду, что эта женщина, имени которой мы не знаем, оказалась бы достойной доверия Самсона. Как бы тогда выглядела вся его жизнь, сумей жена заглянуть ему в душу, увидеть, что он - не от мира людского? Мужчина, способный голыми руками убить льва, а потом таять от поэтичности картины, глядя на мед в львином трупе.
Хотя не написано черным по белому, что Самсон эту женщину любил, но о ней сказано: "она мне понравилась". Дважды повторено: понравилась. То есть было в ней что-то, что казалось ему достойным и сулило ему безмятежность, покой для души. Возможно, потому эта женщина из Фимнафы и стала его первой избранницей.
Но она предала его, и очень скоро. Впрочем, он мог это предвидеть заранее. И не толкать ее в ловушку двойственной верности - ему и своим соплеменникам. А он именно так поступил, будто полностью сознавал, что она предаст его. И тут возникает неприятное подозрение, что он сам хотел этого.
"Что слаще меда, - говорят ему филистимляне в ответ, - и что сильнее льва!"
Те, что отвечают, - не только "брачные друзья", но и "граждане". А значит, его личная тайна не только раскрыта, но еще и вышла за пределы свадебного пира и разнеслась по Фимнафе, став достоянием всех горожан. Самсон взбешен: "…если бы вы не орали на моей телице, то не отгадали бы моей загадки", - швыряет он филистимлянам обвинение, причем сексуально окрашенное (даже в гневе своем он поэтичен). Он взбешен из-за того, что "брачные друзья" сумели его перехитрить; но еще сильнее жалит его предательство жены, потому что впервые в жизни он решился впустить кого-то в святая святых, где все прежде принадлежало одному ему, а его сразу же предали.
Только он открыл жене свой секрет, только познал с ней счастье правдивого признания, как толпа чужаков хлынула в его убежище. Можно лишь догадываться, какая ярость обуяла Самсона, как била она ключом, проникая к самым корням его существа.
Но, возможно, есть еще одна причина великой ярости, толкнувшая его на месть и массовое убийство, которое он затем совершил.
Давайте попробуем представить себе беседу между его женой и "брачными друзьями". Написано, что "она разгадала загадку сынам народа своего". Но не разгадала ли она им кое-что еще? Не рассказала ли она о величайшей тайне, которая открылась ей о Самсоне? Разумеется, трудно сказать, поняла ли она сама в полной мере то, что он поведал ей. Что-то в ответе филистимлян Самсону показывает, что, услышав отгадку, они мало что узнали о Самсоне и его великом единоборстве. Видимо, услышали от его жены лишь самую суть - о мертвом льве и меде.
Это всего лишь предположение. Но если в нем есть правда, то возникает и мысль, что именно "резюме" филистимлян больше всего и разожгло ярость Самсона. Услышав из их уст: "Что слаще меда, и что сильнее льва!" - Самсон почувствовал, как над тайной, заключающей его суть, надругались; ее опошлили, превратили чуть ли не в анекдот. Его избранность сделалась сплетней, которую "граждане" передавали друг другу, не понимая того, что в ней скрыто.
В "Письмах к молодому поэту" Райнер Мария Рильке пишет: "А те, кто плохо и дурно хранит эту тайну (а таких много), теряют ее лишь для самих себя и все равно передают ее дальше, сами того не зная, как запечатанное письмо". Это глубокое высказывание, если отнести его к Самсону, проливает на его жизнь свет, вызывающий подчас ироническую улыбку, а подчас - печаль в сердце: ведь и в самом Самсоне есть некая загадка, но и он тоже хранит свою загадку "плохо и дурно" (например, в случае с блудницей из Газы, к которому мы подойдем позже). Он и сам порою действует как человек, осужденный лишь передавать загадку дальше, "как запечатанное письмо", - иными словами, лишь приводить в действие волю Божию, избравшую его без его ведома. Он так и не разгадал этой загадки до конца.
Одно очевидно: человек всегда чувствует себя глубоко оскорбленным, если его тайна стала достоянием чужаков, не понимающих и не достойных ее. Должно быть, именно это чувство и овладело Самсоном, когда он услышал разгадку из уст "брачных друзей", хохочущих над его провалом. Наверное, добавилось и чувство художника, творение которого открылось толпе, а в ней - лишь пустые лица.
Кипя от оскорбления и ярости, он направляется в Аскалон, город филистимлян, и там убивает тридцать человек.
Вот что удивительно - зачем Самсон пошел в Аскалон, за сорок километров, а не в филистимский город Екрон, до которого от Фимнафы всего пять километров? Зачем ему было шагать десятки километров по филистимской территории? Ответ, кажется, заключен в самом вопросе - Самсону хочется как можно дальше вклиниться в гущу филистимлян, чтобы вокруг видеть только своих врагов.
Он убивает тридцать человек, ни в чем не повинных, просто имевших несчастье столкнуться с ним на улицах своего города. Он снимает с них одежды и приносит их тридцати "брачным друзьям". Что сделали те, надругавшись над его сутью, то и он сейчас сотворил с тридцатью чужаками. Лишает их жизни, чтобы отобрать у них "оболочки". Поступок жуткий (нет ему равных!) - и свидетельство того, что Самсон не всегда отличает оболочку от основы, не всегда различает, где чудной, а где чужой.
После того как рухнул его брак под этим чудовищным ударом, Самсон, точно ребенок, спешит домой к папе с мамой. Вспомним: он уже женат, уже оставил родительский дом, а теперь возвращается зализывать раны, согреться от родительского тепла. Но проходит немного времени, и в пору жатвы пшеницы он вновь отправляется в Фимнафу, решив вернуться к филистимлянке-жене.
За пазухой у него козленок ей в подарок, в знак примирения, и он хочет войти к ней, но это невозможно: ее отец уже отдал жену Самсона другому - "я отдал ее другу твоему", имеется в виду одному из тех "брачных друзей", что были на свадебном пиру и заставили его жену выдать тайну. Как было принято в те дни, тесть предлагает Самсону взамен ее младшую сестру, которая, по его словам, "красивее ее", однако Самсон уже кипит яростью. "Теперь я буду прав пред Филистимлянами, если сделаю им зло", - заявляет он и устремляется мстить.