- Ну, в этом я не вижу большого счастья… - серьезно заметил он.
Большие темно-голубые глаза Анжелики удивленно раскрылись и смотрели на него с недоумением.
- Это почему же? - чуть слышно спросила она.
- А потому, что брак не дает ничего тем, кто в него вступает, а отнимает у двух существ их свободу и превращает, в случае разочарования, жизнь в каторгу.
- А если любят друг друга? - воскликнула молодая девушка и даже несколько отодвинулась от спинки кресла, на котором сидела рядом с Савиным.
- Если любят друг друга, так и пусть любят, пока любится… Если это любовь вечная, то она и продолжится всю жизнь, если же она пройдет, не будет тех цепей, которые приковывают одного человека к другому, да еще и нелюбимому… Вот я, например, я никогда не женюсь.
- Вы… - как-то даже простонала Анжелика.
- Да, я.
- И если бы любили? - прошептала она.
- Я и люблю, люблю безумно, страстно, до самозабвения, до помрачения рассудка…
Он остановился.
Молодая девушка сидела, потупившись, красная до корней волос.
- И будто бы вы не знаете, кого люблю я? - спросил, после некоторой паузы Николай Герасимович.
- Откуда же знать мне… - отвечала она.
- И не догадываетесь?
- Нет…
- Простите, но я не верю вам, Анжелика, мое чувство так сильно, так бьет наружу в моих взглядах, в жестах, в тоне голоса, что не надо и хваленой женской проницательности, чтобы догадаться, к кому стремится мое сердце в течение последних двух недель… Впрочем, если женщина не хочет видеть, она не видит… Если чувство человека ей противно, она делает вид, что не замечает его…
- Ах, что вы! - торопливо остановила его молодая девушка, и взгляд ее полных слезами прекрасных глаз доказал ему то, о чем он догадывался: что она тоже любит его…
- Теперь я вижу, что вы знаете, кого я безумно люблю, это вас, Анжелика… Люблю больше жизни… Готов отдать вам эту жизнь по первому вашему слову… Я положу к вашим ногам все мое состояние, я буду исполнять самые малейшие ваши капризы, прихоти, но… ни своей свободы не отдам вам, ни от вас не потребую вашей… Я предлагаю вам все, кроме брака.
- Как же это так? - растерянно произнесла Анжелика.
В это время в двери приемной входила графиня Марифоски.
XII
ПРАКТИЧЕСКАЯ ГРАФИНЯ
- О чем вы тут так оживленно беседуете? - спросила графиня. - Что с тобой, Анжель? - вдруг переменила она тон, с беспокойством взглянув на дочь, не оправившуюся еще от волнения и не успевшую вытереть навернувшиеся на ее глаза слезы. - Ты плакала?
- Мама… - растерянно, почти шепотом проговорила Анжелика. - Синьор сказал, что любит меня…
- Так что же из этого? - нежно заметила графиня. - Разве синьор, ты думаешь, хотел тебя этим обидеть? Я думаю, что у синьора честные намерения…
- Но, мама, синьор сказал, что он никогда не женится…
- А-а-а… - протянула графиня и бросила было вопросительный взгляд на сидевшего в кресле Николая Герасимовича, переживавшего моменты, которые не могли быть названы приятными, но вдруг снова обратилась к дочери:
- Синьор пошутил, моя крошка… Поди в спальню, умойся и напудрись… Плакать нехорошо, надо беречь свои глазки, они еще пригодятся тебе, чтобы смотреть на синьора, - деланно шутливым тоном заключила графиня.
Анжелика послушно вышла из комнаты.
Графиня Марифоски опустилась на кресло против Савина.
Наступила томительная пауза.
- Что это значит, синьор? - нарушила первая молчание графиня. - Зачем вы мистифицируете таким образом молоденькую девушку, которой сами же своим настойчивым ухаживанием вскружили голову… Она ведь еще ребенок, и, как мне кажется, сильно, чисто по-детски, привязалась к вам… Я ожидала с вашей стороны объяснения, но, признаюсь, не в такой странной форме… Объяснитесь же…
- Ваша дочь, графиня, - начал, выдержав некоторую, довольно продолжительную паузу, Николай Герасимович, - передала вам в двух словах, совершенно верно, сущность нашего с ней разговора.
- Вот как, - вспыхнула графиня Марифоски.
- Не волнуйтесь, но выслушайте меня! - с мольбой в голосе произнес он.
Графиня смягчилась.
- Я вас слушаю.
- Я действительно сказал ей, что люблю ее, но не могу ей предложить, так называемого, законного брака…
- Почему же? Ее имя, ее положение… - не утерпела, как женщина, чтобы не перебить своего собеседника, графиня.
- Все это я хорошо знаю, графиня, но я в принципе против брака, не дающего, как вы сами знаете, никаких гарантий на счастье… Мое предложение любимой девушке я мог бы сделать на более прочных основаниях любви и логики… Я человек свободный, с независимым и даже, если хотите, хорошим состоянием, имею около сорока тысяч франков дохода… что позволит мне жить безбедно вместе с той, которая меня полюбит и согласится сделаться подругой моей жизни.
Графиня молчала, но по лицу ее бродили какие-то тени. Видно было, что в ней происходила сильная внутренняя борьба между желанием, и весьма естественным, выкинуть за дверь этого нахала, который предлагает ей, прикрываясь какими-то принципами, взять ее дочь на содержание, ее дочь - графиню Марифоски, и другими соображениями, не допускавшими такой развязки.
Вдруг складка на ее лбу прояснилась, в глазах даже блеснул, на мгновение, луч смеха - она что-то придумала.
Савин между тем, приняв ее молчание за внимательное отношение к его разглагольствованию, продолжал:
- Я счел себя, однако, обязанным высказаться вашей дочери, так как привык всегда и во всем идти прямою дорогой. Увлечь молодую девушку нетрудно, но это против моих принципов, я никогда не решусь обмануть женщину…
Графиня горько улыбнулась. Савин вопросительно глядел на нее.
- Пожалуй, вы правы… - начала она дрогнувшим голосом, в котором слышались непритворные слезы. - Я сама жертва брака, что дал он мне, кроме лишений и нужды; муж, вы, вероятно, слышали об этом от синьора Николеско, обобрал меня и бросил с малолетней дочерью…
Графиня остановилась, чтобы перевести дух от волнения. Николай Герасимович печальным наклоном головы дал ей понять, что он слышал об этом, и выразил на лице своем сочувствие.
- Я, как мать, конечно, не желаю того же моей дочери, я желаю ей счастья, и если вы дадите его ей, я согласна, берите ее, если она вас любит и согласится последовать за вами…
Савин вскочил, не ожидая такого быстрого согласия, и упал на колени перед графиней.
- Но… - продолжала она.
Он не слыхал этого "но", покрывая ее руки горячими благодарными поцелуями.
- Но… - повторила графиня, дав ему время излить свои нежные чувства.
- Я согласен на все! - с пафосом воскликнул Савин.
- Я должна предупредить вас, что я кругом должна, что мне верили только в надежде на выход моей дочери замуж за богатого человека, который заплатит мои долги, так что, если Анжель согласится на ваше предложение, я ставлю вам в условие уплатить мои долги, которых у меня много…
Она остановилась.
- Я на все согласен, - повторил Савин. - Сколько надо?
- Пятнадцать тысяч франков, - после некоторого колебания сказала графиня. - Вам, как человеку богатому, это не составит большого стеснения, а меня успокоит.
- Эти деньги будут доставлены вам завтра же.
- Погодите, что скажет еще Анжель…
- Она любит меня…
- И, кроме того, прошу вас не говорить об этом ни слова Анжелике, она ребенок и не должна этого знать…
- Конечно, конечно, зачем ее мешать во все эти житейские мелочи, - согласился восхищенный Николай Герасимович.
- Теперь отправляйтесь домой, а завтра, часа в два, приезжайте за ответом… Я сегодня же переговорю с Анжель…
Савину осталось только повиноваться.
Нечего говорить, что он провел бессонную ночь, почти всю просидев на балконе.
Образ Анжелики, двойника Марго, носился перед ним, и кровь ключом кипела в его венах; чудная летняя ночь своим дыханием страсти распаляла воображение Николая Герасимовича. С ним случился даже род кошмара, ему казалось, что это точно бархатное черное небо, усыпанное яркими золотыми звездами, окутывает его всего, давит, не дает свободно дышать, останавливает биение его сердца - сидя в кресле, он лишился чувств и пришел в себя лишь тогда, когда на востоке блеснул первый луч солнца.
Он вошел в комнату и совершенно разбитый и нравственно, и физически бросился в свою постель.
Он забылся часа на два и, уже совершенно проснувшись, стал считать минуты, оставшиеся до назначенного срока.
Минут было много.
Но наконец наступило желанное время, и он поспешил в квартиру графини Марифоски.
Хотя по разговору с ним последней вчера вечером, он имел полное основание надеяться на счастливый оборот дела, но все же сердце его тревожно билось, когда он переступил порог ее приемной.
Его встретила в приемной Анжелика.
Это был хороший признак. У Николая Герасимовича отлегло от сердца.
Она стояла, смущенная, с опущенными глазами.
- Анжелика… - с мольбою произнес он и покорно наклонил голову, как бы все-таки в ожидании рокового удара.
- Мамаша мне передала ваше предложение, синьор Савин… и я… согласна… но с условием, чтобы мы уехали из Милана… Это требует честь моего имени… Вы мне понравились с первого дня нашего знакомства, а потом… я полюбила вас…
Молодая девушка торопилась, точно говоря заученный урок.
Восхищенный Николай Герасимович не заметил этого… Он усадил ее в кресло, упал перед нею на колени и стал горячо, страстно целовать ее руки.
Она не отнимала их.
Он не мог нацеловаться.