* * *
Фёдора разбудили возня и тихое пение Мажита.
- Чего это ты развеселился, Грамотей? Или отогрелся за ночь у костра? - сонно спросил Фёдор.
Казак откинул бурку, в которую каждую ночь укутывался с головой. Яркий солнечный свет, отражённый нетерпимою белизной ледника на несколько минут ослепил его. Фёдор прикрыл и снова распахнул глаза. Перед ним громоздился Центральный Кавказ. Всклоченный бурей океан, внезапно замерзший и навек остывший.
- Как же мне не петь, Педар-ага? - Мажит блаженно улыбался, подставляя узкое лицо ласковым солнечным лучам. - Смотри: вот сверкающий высокой снежной шапкой - это Коштан-тау с извилистым потоком Тютюнского ледника, а это, видишь длинный зазубренный гребень, обледенелый сверху донизу? Это - вершина Хрум-кол. А эта громадина называется людьми Дых-тау!
Фёдор в немом изумлении смотрел на белую облачную громаду, царящую в центре сказочной панорамы.
- Эта красавица - Шхара-тау, - продолжал Мажит. - Из-за её плеча выглядывает, ослепительно блистая, Джангы-тау. Наш путь лежит вниз, в пропасть, туда, где лежит зелёная долина Харбаса...
Ослепительно сверкало солнце над бесподобным миром высочайших гор Кавказа. Долго изумлённым взором глядел Фёдор на эту невероятную картину, на чудное переливание лазурных, сапфировых и аметистовых тонов горных цепей и ущелий. Окрик Гасана-аги вывел его из восхищенного оцепенения:
- Седлай коня, казак! Надо начинать спуск, иначе передохнем все от голода в этом прекрасном, как райские кущи, заоблачном краю!
К обеду они вышли к тому месту, где ледник, исчезая с глаз, скатывался в долину крутым ледопадом. Ещё через час копыта коней и верблюдов ступили на серый камень. Ёртен принялся жадно поглощать твёрдые стебли и листья камнеломки. Один из верблюдов и вовсе лёг, подогнув под себя узловатые ноги. Он тяжело дышал, глаза его покраснели и слезились. Все путники и кони, и люди оголодали и были смертельно утомлены. Не из чего было развести костёр, нечего было сварить в прокопчённом котелке. Час или полтора дожидались Али. Дикий волк задержался на леднике, подстерегая какую-то добычу. Наконец Фёдор приметил среди серых валунов островерхую волчью шапку. Али ехал верхом на своём мохнатом, низеньком скакуне. Длинные ноги курахского воина, обутые в жёлтые кожаные чувяки и шерстяные онучи, почти касались земли.
Гасан-ага вскочил, побежал навстречу другу, принял у него из рук окровавленную тушку зайца.
- Идём к аулу Коспарты, - услышал Фёдор тихие слова Али - дикого волка. - Сегодня они не нападут. Йовта потерял многих людей и почти всех лошадей. Он и сам едва жив, но всё равно очень зол.
Оба верблюда пали разом на самых подступах к Коспарты, когда уже виднелись сизые столбики дымов над плоскими крышами. Сокровища Гасана-аги, спрятанные в сундуках и кожаных мешках валялись на промерзших камнях рядом с трупами тощих верблюдов. Сонные мухи начали слетаться на пиршество, а в вышине, на фоне белых языков ледника, зоркие глаза Фёдора приметили крестообразный силуэт первого падальщика.
- Бросим сундуки без надзора, - устало ворчал Фёдор. - Кому придёт в голову зарится на твоё зелье, Гасан? Разве что стая голодных волков нагрянет внезапно. Но и в этом случае опасность грозит лишь грамотею. Навряд ли дикие волки охочи до блестящих бирюлек - волчицы украшений не носят!
- Простолюдин не может указывать сыну курахского правителя! - горячился Гасан. - "Покорность - вот в чём удел христиан!" - так говорил мой отец и я....
Гасан-ага осёкся под пристальным взглядом Фёдора. Курахский рыцарь отощал за время трудного похода. Тяжёлые раздумья тёмными тенями легли на его чело, пышные волосы потускнели, одежда изорвалась.
- Я останусь с Мажитом, - отрезал Фёдор. - У нас своя дорога, у вас - своя. А Аймани... Она пусть сама решает, с кем ей быть. Вы идёте в Коспарты, добываете провизию и коней. Мы меняем еду на сокровища, а дальше каждый идёт своим путём...
- О нет! - взмолился Мажит. - А как же баня? А как же ночлег под гостеприимным кровом? Ай, ноют, ноют от лютой стужи мои несчастные кости! Ой, и смердит же от меня! Как от старины Ушана смердит! Пусть Али сторожит твои сокровища, досточтимый Гасан-ага! Он неутомим, он многое может стерпеть. А что я могу? Лишь читать из Священной книги по памяти, да и то... от голода и холода память у меня отшибло. Того и гляди, лягу рядом с этими несчастными дромадерами. Лягу, да и помру!
- Довольно жаловаться! - провозгласил Гасан-ага. - Аймани, пересаживайся ко мне, за седло. Погрузим сундуки на Ёртена.
- Верблюды пали, лошади - тоже падут, - вступил в разговор Али - дикий волк. - Если господину угодно сохранить сокровище - мой долг исполнить его желание. Я останусь на страже.
Фёдор заметил, как Гасан-ага прежде чем расстаться с верным оруженосцем, достал из тюка кожаный мешочек и спрятал его в седельной сумке белого арабского скакуна.
Аймани всё молчала. Смертельная усталость окрасила его милое лицо в синевато-бледные тона. Но она крепко держалась в седле, твёрдою рукой правила мощным Ёртеном.
- Осталось немного терпеть, милая, - тихо молвил Фёдор.
Ответом ему был лишь ласковый взгляд усталых очей. Тронули коней. Животные, преисполненные новых надежд, торопились сойти вниз по склону, к уютным дымам Каспарты, к теплу и сытной кормёжке. Ушан, пробежав следом за ними до середины склона, заслышал лай пастушьих псов, опустил хвост, вернулся к Али, охранять сокровища.
Каспарты встретил их запахом свежих лепёшек, острым чесночным духом чечевичной похлёбки, кисловатым ароматом козьего сыра. Казалось, носы изголодавшихся путников не способны уловить никаких запахов, кроме ароматов еды. На постой устроились отменно - в доме местного старосты, давнего знакомца Гасана-аги. Повсюду их сопровождали сумрачные взоры и сдержанные улыбки балкарцев - жителей Каспарты. Старики с опаской косились па потускневшие доспехи Гасана-ага и богатое вооружение Фёдора. Женщины с неодобрительным недоумением поглядывали на рыжие косы и мужской наряд Аймани. На улицах было многолюдно - чумное поветрие миновало эти места, холодные льды и заоблачные кручи Мамисона охранили людей от морового поветрия.
- Благодарение Аллаху, с осени прошлого года тихо в наших местах, - говорил старшина балкарцев, не старый ещё человек по имени Исса. - За горами чума, война, смерть. А у нас - тишина и всё это благодаря усердным молитвам святого человека.
- Святого, говоришь? - усмехнулся Гасан-ага.
- Такого святого, что святей не придумаешь! - обиделся Исса.
Их было пятеро. Сам Исса - глава рода, его меньшой брат Муса, Фёдор, Мажит и сам Гасан-ага. Перед ними на низком столике хозяйка дома выставила изысканные яства, главным из которых был огромный, расписанный синей и белой краской чайник, полный горячего напитка.
- Пейте сколько пожелаете, - сказала хозяйка удаляясь. - Путники, спускающиеся с ледника, всегда хотят именно чая.
Гасан-ага развязал кожаный мешочек и щедрой рукой всыпал треть его содержимого в расписной сосуд.
- Вряд ли мы станем от этого святыми, - молвил сын правителя Кураха. - Но веры нам этот напиток добавит. А как прожить без веры, верно, Исса?
- Верно, достопочтенный. - Исса вежливо поклонился, приложив левую ладонь к груди.
Мажит наполнил простую глиняную пиалу горячим напитком из чайника. Пил медленно, смакуя каждый глоток. После недолгих колебаний Фёдор последовал его примеру. Вскоре бледные щёки аккинского грамотея зарумянились, взгляд оживился. Мажит потянулся к хозяйской зурне, осторожно тронул струны. Зурна отозвалась печальным звоном. Пространство между каменным полом и сосновыми стропилами потолка заполнила тихая мелодия, робкая, нестройная, но преисполненная трогательного обаяния.
- Достославный Йовта первый раз появился в наших краях много лет назад. Тогда ещё жив был наш отец, - голос доброго Иссы звучал в ушах казака под аккомпанемент сладостных напевов зурны. - Это он построил в Каспарты мечеть, это он послал старшего из моих сыновей в столицу Персидского ханства учиться в медресе. Теперь мой Исса стал муллой и его старший сын - мой внук - тоже будет муллой.
- Ай, и он учился в медресе Кукельдаш! - покачал головой Мажит.
- Я видел вашу мечеть, - проговорил Фёдор. - Немало трудов пришлось потратить, чтобы вырыть такой глубокий подвал, почтенный Исса.
- Иноверцам запрещено входить в дом Аллаха, - смиренно ответил хозяин.
- Да я и не входил. Слышь, Гасан? Там, под домом Аллаха, преогромный подвал. Интересно, чем заполнил наш приятель Йовта столь обширное вместилище?
Но Гасан-ага не отвечал. Нестройные напевы зурны убаюкали курахского рыцаря. Его сильное тело, погруженное в пучину глубокого сна, покоилось на вышитых подушках. Гасан-ага был одет лишь в шёлковые шаровары и белоснежную льняную сорочку с инициалами АЕ на вороте. Дюжину таких сорочек сын правителя Кураха получил в подарок от друга семьи - командующего русской армией, влажные волны его волос скрывали шею и верхнюю часть широкой груди. Даже лишённое доспехов, тело Гасана-аги блистало неукротимой мощью и дикой, яростной красотой.
- Что ты, Педар-ага, так зубами скрипишь? - Мажит с внимательным участием засматривал в лицо друга. - Не пора ли на покой? А завтра поутру я берусь разведать о кладе, спрятанном в подвале мечети.